Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 35

— Призраки Пянджа, — сказал я с ухмылкой, — они придут сюда. Так?

В глазах Тарика блеснуло недоумение, впрочем он очень быстро подавил этот блеск. Взгляд лидера Призраков снова сделался бесстрастным и холодным.

— Те самые Призраки, кто нынче ночью оставил большую часть своего личного состава под Шамабадом? Признаюсь, когда я узнал о вас, я был лучшего мнения о «секретном» пакистанском спецназе.

Тарик, дышавший все это время ровно и спокойно, стал нервничать. Дыхание его участилось. Грудь под пакрывалом принялась вздыматься чаще, а сломанный нос забавно засопел.

— Вы проиграли совсетским пограничникам, — проговорил я. — Вы, опытные бойцы, не смогли справиться с восемнадцати и двадцатилетними парнями. Ты сам, проиграл в бою с девятнадцатилетним парнем. Думаешь, ты можешь меня как-то напугать?

— Ты не пограничник, — сузил он глаза, — ты кто-то еще. КГБ? Ведь так?

— Признаюсь, — проигнорировал я слова Тарика, — твои провалившиеся планы были весьма изобретательными. Маяки в вершинах Бидо, Марджара с Молчуном, которых ты туда послал. Весьма изобретательно. Я бы даже похлопал, но что-то не хочется.

Хан стиснул зубы. Поджал опухшие губы.

— Я лично конвоировал обоих твоих людей с Бидо на заставу, когда они попались, Хан. Так что не старайся напугать мня. Не выйдет.

Тарик молчал недолго.

— Значит, КГБ, — Хан с трудом устроился на спине. Подложил свободную руку под голову. — Что ж. Неудивительно, что ваши спецслужбы ведут против меня свою работу. Вы можете пыжится как хотите. Все это будет впустую.

Он уставился в потолок. Потом вздохнул.

— Скажи мне, как твое имя?

— Я уже связался со своими, Тарик, — начал я. — И скоро они будут здесь. Я расскажу тебе, как события пойдут дальше. Советские солдаты зайдут в кишлак. Потом зайдут в этот дом. И ты сдашься. Сдашься спокойно и тихо. Тогда ты сможешь сохранить то немногое, что у тебя осталось — жизнь.

Конечно же, я блефовал. Сейчас мне нужно было любыми словами, любыми действиями посеять в душе Тарика сомнения. Опасения.

Я наблюдал за этим человеком прошлой ночью. Наблюдал за тем, как он руководил своим отрядом. И он делал это осторожно. Обдумывал каждый шаг. И только взвесив все за и против — принимал наиболее верное, как ему казалось, решение. И пусть, такая тактика не привела его к цели, а простые пограничники умудрились его остановить, Тарик Хан вряд ли пересмотрит такое свое поведение.

От него буквально веяло стальной, холодной осторожностью. Это было видно по его выверенным движениям. По его тщательно подобранным и взвешенным словам. По его взгляду. Он и есть эта самая осторожность.

И сейчас я собирался обратить его же качество против него самого. Приложить все усилия к тому, чтобы он осторожничал предпринимать слежующий шаг. Что бы он стал пассивен и просто ждал. Что бы не пытался сам выпутаться из сложившейся ситуации.

Это позволит мне перестраховаться. Даст мне самому время обдумать, что делать дальше.

Конечно, оставался риск, что в отчаянии Хан выдаст себя. Что расскажет местным правду о себе и обо мне. Или попытается солгать. Но все же, я думаю он не решится привлекать к себе столько внимания. Ведь раз уж я, единственный на весь кишлак шурави, еще жив, то местные, наверняка как минимум нейтрально настроены к Советской Армии. А это не было на руку Тарику.

— Связался? И как же ты это сделал? — Хмыкнул Тарик.

— Очень кстати у местных в кишлаке нашлась трофейная советская радиостанция, — солгал я, пожав плечами как ни в чем не бывало, — если хочешь, я тебя даже свожу к ней посмотреть. Конечно, как сможешь ходить.

— С радостью посмотрю на нее, малец, — холодно проговорил Тарик.

В голосе его проскользила едва заметная злость. Злость от беспомощности. Это хорошо.

— Возможно ты лжешь, шурави, — снова подал голос предвадитель Призраков, — возможно нет. Но если нет — нам лишь остается сидешь и смотреть, кто же первый достигнет этого места — советские войска или мои люди.

— Верно, старик, — не менее холодно, но беззлобно сказал я.

— И если к тому времени, когда «Пандж ке Са́йе», когда Призраки Пянджа придут сюда, а меня здесь не будет, они станут мстить. Мстить тем, кто тут живет, — Тарик Хан обратил свое болезненное, изуродованное дракой лицо ко мне. — Думаешь, ты хотел бы такой судьбы этой милой девушке, что так заботливо ухаживала за нами все это время? А ее родным?

Я нахмурился. Заглянул Хану прямо в его темные, глубокие глаза.

— У тебя еще есть время спасти их, молодой шурави, — сказал Тарик, — возвращайся к своим. Оставь меня. Доложи, что прикончил в бою или позже, здесь в кишлаке. Скажи, что задушил Тарика Хана бельевой веревкой. Получи свои почести и награды. Спаси жизнь этим людям. Ты в силах повернуть ход событий в такую сторону.

Я вздохнул. Покачал головой.

— А кто тебе сказал, Хан, — проговорил я, поднявшись с корточек, — что шурави уйдут отсюда, когда прибудут за мной? Кто тебе сказал, что мы покинем этот кишлак? Нет, мы будем ждать. Ждать твоих призраков, чтобы добить окончательно. И я буду первым, кто встретит их у дверей этого дома с оружием в руках.

Хан свел густые, черные брови к кривой переносице. Он помрачнел, словно грозовая туча, встретившая на пути к долине высокогорный хребет. А потом отвернулся.

— Так что отдыхай, Хан, — продолжил я, выходя из комнатки, — отдыхай, пока отдыхается.

Дело шло к вечеру.

Все это время я провел в напряженных раздумьях. План действий мало помалу наклевывался и казался мне вполне сносным в текущих условиях. Хотя и рискованным. Как всегда — действовать нужно было быстро. Ведь я не знал, когда придут призраки. Возможно даже сегодня ночью.

Но и на такой вариант у меня был расчет. Маленький ножичек, что я припрятал под паласом своего ложа, должен был выручить меня. Если я пойму, что начался штурм — я просто прикончу Тарика прямо на его настиле.

Но если у меня будет еще немного времени, я все же смогу добраться к своим. И при этом захватить с собой Хана.

К вечеру вернулись отец и брат Мариам. Девушка накрыла нам скромный ужин на том самом небольшом столике, в мужской половине.

Подавали хлебные лепешки, похлебку из фасоли и крепкий черный чай.

Мариам позвала и Хана присоединиться, но тот отказался. Сказал, что слишком слаб, чтобы держаться сидя. Тогда Мариам понесла ему еду — нехитрую похлебку с хлебной лепешкой.

Отца Мариам звали Абдулой Рашидом. Это был невысокий крепко сбитый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на то, что казался он тяжеловесным и суровым, держался Абдула просто и дружелюбно. Часто улыбался.

Его грубоватое лицо было испищрено марщинами. У глаз эти морщины казались особенно глубокими и многочисленными. И каждый раз, когда Аблуда улыбался, становились еще глубже и, казалось бы, еще многочисленнее. У Абдулы была короткая, аккуратная борода, глубокие темные глаза и седоватые короткие волосы.

Когда он взялся за простую солдатскую ложку, я обратил внимание на его руки. Крупные, грубые, раздавленные тяжелой работой, они несли на себе шрамы — отмечатки долгой трудовой и крайне непростой жизни.

Абдула одиевался просто, но аккуратно. Он носил длинную старую, но чистую рубаху, просторные шаравары и тюбетейку с простым, но пестрым арнаментом.

Рядом с отцом сидел брат Мариам — Карим. Это был юноша четырнадцати лет. Почти еще ребенок.

Карим, наперекор своему отцу был высок. Выше Мариам. По юношески худой, какой-то неуклюжий и будто бы угловатый, за низким столиком он сидел нарочито ровно. Сидел так, как, видимо, по его мнению, должен сидеть за столом настоящий воин.

У Карима было худощавое, скуластое лицо и большие глаза, напоминавшие девичьи. Над верхней губой уже пробился несмелый мальчишечий пух, и мальчик часто и с какой-то забавной гордостью поглаживал его, будто бы это были пушистые мужские усы.

Карим носил не по размеру большую папаху и тонкий шерстяной халат, который перепоясывал видавшим виды кушаком. За кушак, совсем как «воин» мальчик заложил простенький самодельный ножик в мягких кожаных ножнах.