Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 32

— М-меня… — заикнулась она. — Меня зовут Мариам.

— Мариам, — я посерьезнел. — Ты понимаешь, кто я?

Лицо девушки стало мрачным.

— Шурави? Солдат?

Впрочем, Мариам тут же оживилась и торопливо заговорила:

— Не переживай. Ты в безопасности. Наши старейшины любят Шурави. Шурави помогли нам справиться с бандой Ахмада. Сделали так, что стало безопасно. Потому и тебе тут ничего не угрожает.

Я задумался на миг, а потом сказал:

— Расскажи, как я сюда попал? Далеко ли мы от Пянджа? Кто и где меня нашел? А еще недурно было бы узнать, где мои вещи и оружие.

— Далеко? Не так уж. Несколько километров от реки, — девушка махнула рукой вправо. — А нашли тебя мой отец с братом. У нас ночью волки овец разогнали. Одну задрали. Еще две пропали. Вот, они ходили искать, а нашли вас.

Я нахмурился.

— Кого «Вас»?

Девушка посмотрела на меня с такой наивностью, какой, казалось, мне никогда и видеть-то не доводилось.

— Ну как это кого? Тебя и твоего друга.

Глава 17

Друга, значит?

Новость о некоем таинственном друге стала для меня определенной неожиданностью. Но виду я не подал. Не показал Мариам своего удивления. Вместо этого только спросил:

— Друга? Скажи, а где он?

Девушка разулыбалась.

— Нам пришлось положить его в женской части дома. Сам видишь, жилище у нас небольшое, небогатое. И втроем бывает тесновато. А раненному, ему много места надо.

— Он приходил в себя? Что-нибудь говорил?

Мариам отрицательно покачала головой.

— Нет. Ты очнулся первым.

Я вздохнул.

— Где моя одежда? Я хочу посмотреть на моего друга.

Я догадывался, о каком «друге» идет речь. В реку мы могли упасть только с «Призраком», с которым боролись. Вероятно, его прибило к берегу примерно там же, где и меня. И обоих нас нашли и вытащили местные.

«М-да… — подумал я. — Ситуация непростая. После рукопашной…»

Я осекся в собственных мыслях. После рукопашной…

Получилось так, что я откололся от наряда. В пылу драки оставил Васю Уткина и Малюгу один на один с бойцами Призраков. Зараза… Как у них там вышло? Сдюжили ли?

Призраки были сильными противниками. Так просто, с наскока их не взять. И все это понимали.

Пусть парни и Малюга, и Уткин, всего лишь срочники, но они парни не промах. Граница за их не очень долгую службу научила их многому. И просто так они не сдадутся.

Вот только от этого командирского беспокойства за своих бойцов избавиться я уже, наверное, не смогу. Слишком глубоко въелось. Да и следует ли избавляться? Трезво мыслить это мне никогда не мешало. Зато подсказывало, что даже здесь, в горниле войны, я все еще остаюсь человеком. Это всегда было отдушиной.

«Сдюжат, — подумал я. — Должны сдюжить».

— Одежда? — Мариам заулыбалась и с какой-то заботливой гордостью проговорила: — Про одежду ты не бойся. Я ее выстирала. На улице сушится. Если хочешь, могу дать тебе отцовские вещи. Но…

Она слегка подалась ко мне и очень обеспокоенно заглянула в глаза.

— … Но ты думаешь, что ты уже сможешь встать? Сможешь ходить? У тебя голова, наверное, еще болит. Может, пока полежишь?

— Мариам, — я очень по-доброму улыбнулся. — Спасибо тебе за беспокойство и заботу. Но, пожалуйста, принеси мне во что одеться. Я буду тебе за это благодарен.

Девушка вдруг снова зарумянилась и не выдержала. Спрятала от меня глаза.

— К-конечно. Подожди.

Она аккуратно встала.

Судя по фигуре и росту, Мариам выросла не в нищете. Видимо, в детстве питалась она достаточно хорошо, чтобы вымахать такой рослой и красивой девушкой. Образ ее серьезно контрастировал с местными женщинами, которых мне приходилось видеть.

В большинстве своем они были низкорослыми и худощавыми. Выросшими в основном на растительной пище. О Мариам такого сказать было нельзя. Все же девушка походила на городскую. Походила и аккуратной внешностью, и ростом, и сложением.

Тогда я подумал, что у Афганистана был шанс.

СССР пришел сюда и принес с собой школы, заводы, дороги, гидроэлектростанции. Принес с собой другие, более гуманистические нравы, так сильно контрастировавшие с закостенелостью некоторых местных народов.

Если бы дело пошло в том же направлении, вероятно, подобных Мариам девушек здесь было бы гораздо больше. Но и сама Мариам не сидела бы здесь, в этом пастушьем кишлаке. Возможно, стала бы она учителем, врачом, а может быть, и инженером.

Да только подобный расклад не устраивал наших англосаксонских «соседей по планете». И мы получили то, что получили. Получили вот таких, как Мариам, людей без будущего.

Прежде чем подойти к сундуку, она вдруг обернулась. Лицо ее стало озабоченным.

— Если ты переживаешь, что с твоим другом что-то не так, то не переживай. Он хоть и ранен, ушибся, как ты, но жив. Ему ничего не угрожает.

— Я тебе верю, Мариам, — кивнул я. — Просто хочу посмотреть на него.

Девушка торопливо покивала и больше ничего не сказала. Вместо этого она направилась к сундуку. Открыла, принялась в нем копаться. Потом достала какую-то одежду и вернулась.

— Вот. Отцовская рубаха и шаровары, — присела она рядом. — Не знаю, будут ли тебе в пору, но пока твоя одежда не высохнет, ты…

— Спасибо, — я принял одежду. Положил себе на колени.

Потом глянул на Мариам. Девушка несколько мгновений совершенно бесхитростно разглядывала мое лицо. Когда поняла, что я это заметил, робко отвела взгляд.

— Давай я выйду. А ты переоденешься, хорошо? — заговорила она торопливо и очень смущенно.

— Хорошо, — улыбнулся я.

Девушка быстро встала, поправила платье и вышла из комнаты. Исчезла за занавесью, которой закрывали вход.

Хотя голова болела, я все же заставил себя встать. Тут уже не до беспокойства за собственное здоровье. Я должен был узнать точно — Призрак ли тот «друг», о котором говорила Мариам. Узнать и решить, что делать дальше. Разработать план действий. План, что мне делать с этим «другом» и как можно скорее вернуться на советскую сторону. На заставу.

Одежда, и без того мешковатая, оказалась мне велика и одновременно… мала. Все дело в том, что шаровары были короткими, но достаточно широкими. А вот рукава рубахи, напротив, болтались по самые кончики пальцев.

Недолго думая, я просто подвернул их, чтобы не мешались.

Потом аккуратно, борясь с головной болью, болью во всем теле да еще и тошнотой, пошел к выходу из комнаты.

Мариам вернулась почти сразу. Причем была она бронзовая, как статуя, а еще не решалась смотреть мне в глаза.

То ли подсматривала, зараза маленькая, то ли еще что?

Впрочем, меня это особо не смутило.

— Пойдем, — сказала она, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Я покажу тебе, где твой друг.

Мы перешли в другую комнату. Насколько я понял — в женскую часть дома.

Комната была меньше, беднее. Земляной пол здесь не покрывали цветастые паласы, лишь грубые циновки из речного камыша. При каждом шаге они суховато шуршали под ногами.

У дальней стены, в нише, где хранили нехитрые женские пожитки — мотки шерсти, иголки, лоскутки яркой фабричной ткани для платьев — теперь лежал он. Мой «друг».

Положили его не на циновки, а на невысокий деревянный настил, покрытый тонким, вылинявшим до серости одеялом. Под голову сунули жесткий валик из свернутой домотканой материи. Это была жертва гостеприимству и обстоятельствам.

«Друг» лежал на боку, лицом к стене. Свет из единственного маленького окошка, затянутого мутноватым бычьим пузырем, падал косо, высвечивая сухую глину стены, ее неровности, и скользил дальше, к его спине.

Его одежду сняли. Укрыли лоскутным одеялом, прямо так же, как и меня.

Волосы, темные и короткие, слиплись от пота и крови. Дышал он тяжело, прерывисто, с хриплым присвистом на вдохе. Иногда его тело вздрагивало мелкой судорогой, и тогда пальцы сжимали край одеяла.

Казалось, даже без сознания его дух яростно сопротивлялся этой слабости, этой чуждой постели в женской половине чужого дома.