Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 31

Я отправил его в нокаут. Выгнал сознание из головы своим ударом. Но его тело, напряженное, заклинившее в конвульсиях, все еще сопротивлялось обмороку. Пальцы все еще держались за мою одежду. Да еще и тащат меня за собой.

Я принялся до боли в пальцах хвататься за береговые камни, одновременно стараясь отпихнуть Призрака от себя свободной рукой и ногами.

— Граната! Граната! — заорал вдруг Малюга где-то на берегу.

На эти его слова реагировать мне было некогда.

Я все еще старался отделаться от Призрака, когда берег под нами обвалился.

Это случилось так быстро, что холодная вода, в которую я попал, будто бы ошпарила разгоряченное в драке тело.

Вздохнуть я не успел. В рот и нос тут же хлынула вода. У нее был землистый привкус.

Легкие сдавило от недостатка воздуха.

Перед глазами все потемнело, верх, казалось, перемешался с низом. К бесконечному гулу Пянджа, что был теперь не внизу, как раньше, а вокруг, примешался скрежет речных камней, влекомых по дну волей реки.

Эта воля сейчас увлекала за собой и меня. Первые несколько мгновений она крутила меня, словно марионетку. Но потом кое-что произошло.

Сквозь толщу воды я услышал хлопок. Гулкий, приглушенный, звучавший где-то сверху.

«Сверху» — промелькнуло у меня в голове.

Не разжимая зажмуренных глаз, я быстро сориентировался, на ощупь попытался взмахнуть руками, по звуку определив, где же верх.

Но дно я нашел быстрее. И последнее, что я успел почувствовать — сильный удар по голове, выбивший из меня все сознание.

— Саша? — спросила Наташа, положив голову мне на грудь. — Проснись, Саша.

Теплое солнце грело мне лицо. Его ласковые лучи нежно касались кожи, словно женские прикосновения.

«Теплое. Утреннее, — подумал я, — на Кубани у нас хорошо. Жара набирает обороты только к обеду, а сейчас — милое дело».

А потом разлепил глаза.

— Ты заснул? — спросила Наташа, — притомился?

— Нет, — улыбнулся я.

Наташа пошевелилась. Она подняла голову. Потом приподнялась на локте. Заглянула мне в глаза. Ее красивые русые волосы на солнце казались золотыми. Такими же золотыми, как пшеничное поле, что раскинулось впереди.

«Какая же она красивая, — подумал я, заглядывая в ее глубокие, голубые глаза, — самая красивая».

Над головой стояло ровное голубое небо. Лесополоса, защищающая поле от суровых южных ветров, раскинулась над нами. А дальше — поле. Большое, бескрайнее поле пшеницы.

«Конец июня, — промелькнуло в голове. — зреет».

— Можно я тебя кое-о чем спрошу, Саша? — проговорила Наташа бархатным, спокойным голосом.

— Можно, — с улыбкой ответил я.

Внезапно лицо девушки ожесточилось. Стало суровым. Взгляд сделался волчьим.

Небо, казалось, тут же затянуло тучами. А может быть, они там уже были?

Поднялся ветер, океан пшеницы ожил, поддаваясь его порывам.

— Почему ты ушел? — спросила девушка хрипловато.

— Наташа? — нахмурился я.

— Почему ты оставил меня одну?

Внезапно ее молодое, юное лицо изменилось. Возраст проступил на нем. Она превратилась в ту самую Наташу. В мою жену. Ровно в такую, какой я ее помнил в конце жизни.

— Почему ты ушел туда, в прошлое? Почему оставил меня одну?

Я ей не ответил.

— Потому что был должен? — спросила она.

Я молчал и тут.

Наташа тяжело вздохнула. А потом потянулась к моему лбу. Прикоснулась. Прикосновение это было холодным и влажным. А еще жгло так, будто трогали свежую рану.

— Я никогда не уходил, — ответил я наконец. — И ты это знаешь.

Наташа улыбнулась.

— Знаю. Но не чувствую.

Я стиснул зубы. Почувствовал, как на лице играют желваки.

Наташа вдруг тихо, по-доброму рассмеялась.

— Проснись, — сказала она теплым, добрым голосом.

А потом снова коснулась моего лба.

Я распахнул глаза. Вздрогнул и подорвался. Сел.

Стеганый курпай, которым я оказался укрыт, сполз, обнажив меня по пояс.

А потом увидел их — глаза, большие, темные, карие.

Девушка, сидевшая рядом, не вздрогнула от моего быстрого движения. Не отпрянула. Она только немного отстранила руку с влажным полотенцем. С любопытством уставилась на меня.

— Не бойся, — на очень чистом русском проговорила девушка.

Голос ее тут же отразился в голове болью. Казалось, ощущения мало-помалу возвращались, и к сожалению, первым из них стала головная боль. А потом и боль во всем теле. Казалось, на мне не было живого места. Одни только ушибы.

Но я не скривился. Только немного поморщился, одновременно осматриваясь.

Глинобитные, побеленные стены. Кое-где побелка осыпалась, но стены все равно казались уютными и аккуратными. В деревянном потолке единственное распахнутое настежь окно. Из него льется спокойный солнечный свет. У дальней стены — занавешенный выход. У противоположной от меня стены — ниша с кувшинами для воды.

Утрамбованные земляные полы застелены старыми, но чистыми, а еще очень пестрыми паласами. Тут и там разбросаны подушки.

У одной из стен — старый сундук. Над ним еще более старое ружье, висящее на гвоздике. Посреди комнаты низкий столик для еды. В углу — полка с кораном.

Пахло печным дымом и какими-то специями. К этим запахам примешивался еще один — кисловатый дух овечьих шкур.

На улице послышались мужские голоса. Где-то кричал ишак.

И хотя жилище было довольно бедным, все же здесь старались сохранять уют.

— Ты в безопасности, — проговорила девушка, — не бойся. Все хорошо.

Оказалось, меня положили у стены, на жесткий, но чистый ковер из верблюжьей шерсти. Еще один подложили под голову. Укрыли лоскутным одеялом.

Девушка медленно отложила полотенце и взяла чарку с водой, что стояла у моей постели.

— Прошу, попей.

Я уставился на девушку.

Молодая, шестнадцати или семнадцати лет, она обладала необычной, очень живой красотой.

У нее были большие темные глаза, густые брови и смуглая кожа. Черные волосы девушка заплела в одну плотную косу.

Она оделась скромно, но ярко: длинное платье и шаровары из дешевой, но цветной фабричной ткани. На голове девушка носила легкий платок, сдвинутый назад.

— Извини, — я тронул лоб. Почувствовал шершавую и большую ссадину под пальцами. — Я напугал тебя.

— Вовсе нет, — девушка улыбнулась и вежливо отрицательно покачала головой. — Все хорошо. Вот.

Она снова предложила мне чарку. Я принял. Аккуратно отпил несколько глотков.

— Где я? — спросил я тихо, возвращая девушке чарку.

— Кишлак Кундак, не очень далеко от реки, — улыбнулась девушка.

Я поморщился от боли, снова тронул лоб.

— Ты сильно ударился головой, — сказала она озабоченно, — тебе нужен отдых и покой.

Девушка вдруг встрепенулась и тут же засмущалась. Спрятала от меня свои темные, миндалевидные глаза.

— Если я тебе мешаю отдыхать, я уйду…

— Нет, — улыбнулся я. — Спасибо. Ты хорошо говоришь по-русски.

В глазах ее вспыхнула легкая заинтересованность. Смуглые щечки зарумянились.

— Мой папа до революции был рабочим. Помогал строить ГЭС на реке Кабул. Я тогда жила в городе и ходила в советскую школу.

В голосе девушки чувствовалась какая-то гордость. Но потом она вдруг погрустнела.

— Но потом все пошло плохо, и нам пришлось уехать сюда, в Кундак. Сейчас отец с братом пастухи. Пасут овец.

— А мать? — спросил я.

Девушка погрустнела еще сильнее. И даже отвернулась.

— Извини, — сказал я. — Этот вопрос был лишним.

— Ничего, — пискнула она.

Я попытался пошевелиться. Потом встать, но голову прострелило так, что стало тошнить. Тогда я благоразумно решил повременить с подъемом.

— Ты все еще слаб. Тебе нужно восстанавливать силы, — заботливо сказала девушка.

Я вздохнул. Глянул на нее.

— Меня звать Саша. А тебя?

Девушка от удивления округлила глаза и снова зарумянилась. Мне казалось, что она вот-вот спрячет от меня лицо. Не выдержит взгляда.