Телохранитель Генсека. Том 3 (СИ). Страница 1

Телохранитель Генсека. Том 3.

Глава 1

Прикрепленный Андропова, опоздав лишь на секунду, выстрелил почти одновременно с обезумевшей от горя вдовой.

Ноги женщины подогнулись, она упала навзничь. В центре лба появилось пулевое отверстие, из которого хлынула кровь.

Раненого Андропова со всех сторон окружили сотрудники. Я не видел, в каком сейчас состоянии находится председатель КГБ СССР.

Я закрыл своим телом Леонида Ильича за миг до того, когда началась стрельба. Генсек ничего не увидел и в первые секунды даже не понял, что произошло. Другие телохранители сомкнулись вокруг — и мы поспешно вывели Леонида Ильича с кладбища.

Люди, пришедшие на похороны, настолько растерялись, что никто не проронил ни звука. Потрясение оказалось столь сильным, что вместо криков и плача слышался только испуганный шепот и несколько призывов срочно вызвать врача.

Мы уже дошли до машины, и только тогда народ на кладбище заволновался, зашумел.

До Заречья Леонид Ильич не произнес ни слова. Он был в состоянии, близком к шоковому. И потряс его явно не звук выстрелов — уж к этому-то фронтовик Брежнев был привычен. Его потрясла бессмысленность случившегося. «Как же так, ведь жили в одном подъезде, соседи — и так вот — застрелить в упор, глядя в глаза», — думал он, тоскливо уставившись в окно.

В Заречье, как только вышли из машины, Леонид Ильич быстрым шагом пошел в дом. И уже на лестнице вдруг остановился, прижал руку к сердцу и скривился. Мы с Солдатовым подхватили Генсека на руки, быстро подняли по лестнице в спальню. Раздели, уложили на кровать.

Началась суета. Прибежала Алевтина с уколом. Выбежал личный врач Брежнева — Михаил Косарев.

Не хватало еще, чтобы инсульт случился из-за меня на два месяца раньше, — подумал я и тут же одернул себя: я-то тут при чем? Я знал о ненависти между Щелоковым и Андроповым, и что жена министра МВД винила Юрия Владимировича в смерти супруга тоже ни для кого не было секретом. Но я даже предположить не мог, что она решится выстрелить прямо на похоронах. В присутствии Леонида Ильича Брежнева. В моей прошлой реальности все происходило совершенно по-другому. Но похоже, что эта «моя реальность» становится все более условной и зыбкой…

Косарев выпроводил всех из спальни.

— Виктория Петровна, — сказал он плачущей жене Брежнева, — вы тоже выйдите, пожалуйста. И вам бы надо успокоиться.

— Пойдемте, я сейчас вам валерьянки накапаю, — Алевтина приобняла Викторию Петровну за плечи и вывела из спальни.

Только я не ушел, оставшись рядом с Леонидом Ильичом. Сел у изголовья его кровати и сконцентрировался на мысленном внушении. Ничего другого не оставалось — что мог, то и делал. Врачи пусть работают на своем фронте, а я, доморощенный экстрасенс-телепат, буду на своем.

«Ваше сердце бьется ровно. У вас сильное сердце… Оно работает спокойно и уверенно… В вашем теле сейчас происходят важные оздоровительные процессы… Нормализуется работа всех внутренних органов… Оздоравливается сердечно-сосудистая система… Снимаются спазмы… Все кровеносные сосуды в превосходном тонусе…»… — и дальше в том же ключе. Я не знал правильных слов, не был психотерапевтом и тем более кардиологом, но я от всего сердца желал Леониду Ильичу здоровья.

Скорая из кардиологического центра Чазова не просто приехала — она прилетела, как мне показалось, почти мгновенно. Провода и присоски, гудение аппарата, длинная лента кардиограммы.

— Приступ аритмии купирован. Имела место достаточно опасная фибрилляция предсердий, — Чазов с резким звуком оторвал ленту миллиметровой бумаги, сложил ее, сунул в медицинскую карту. — Сейчас ритм восстановлен, но давление немного нестабильное.

Доктор с облегчением вздохнул, вытирая вспотевший от волнения лоб:

— Сейчас Леонида Ильича лучше не беспокоить. Однако я боялся, что произошло что-нибудь похуже…

В спальню Генсека вошла Алевтина с капельницей в руках. Чазов переключился на нее, написал рецепт, разъяснил назначения. Косарев был тут же, что-то добавлял, предлагал. Впрочем, импровизированный консилиум очень быстро закончился.

— Леонид Ильич должен находиться на особом контроле, — сообщил мне Чазов. — Следите за давлением и пульсом.

— А что насчёт сна? — уточнил я.

— Пока пусть пару часов бодрствует, а потом можно. Я дал минимальную дозу седативного, но не для сна, а чтобы чуть снизить нервную нагрузку.

— Если что, зовите — я буду рядом, — добавил Косарев, и вышел, сопровождая Чазова.

Я не сдвинулся с места. Так и сидел на стуле у изголовья кровати. Периодически проверял пульс. К счастью, сердце Генсека билось ровно — не знаю, что сработало лучше — лекарства или моя поддержка. Будем считать, что все вместе.

Я смотрел на часы — стрелки двигались медленно, отмеряя не только время дня, но и время нашей жизни. Подумалось, что каждое движение стрелки часов приближает нас к смерти. Так же, как приближает к ней каждое ошибочное решение, каждый неверный шаг и каждая злая мысль.

— Леонид Ильич, не смейте умирать, вы даже не представляете, как вы нужны нам. Вы нужны всей стране, — тихо сказал я.

— С вами умереть не получится, с того света достанете, — пробормотал Брежнев и открыл глаза. — Жизни той осталось с гулькин нос, а люди еще и стреляют друг в друга. Как так можно? Я знал, что Андропов со Щелоковым вечно грызлись… Но не думал, что настолько серьезная вражда между ними…

— Леонид Ильич, вы так нас напугали! И вам лучше не разговаривать, на полшага от инфаркта были, — я встал, поправил подушку, поднес стакан воды. Леонид Ильич отпил глоток, немного помолчал, и распорядился:

— Володя, Александрова-Агентова позови.

— Выполняю…

— И еще… Где Рябенко?

— Александр Яковлевич остался на кладбище, во избежание беспорядков. Но будет с минуты на минуту.

Я приоткрыл дверь спальни и пригласил помощника Брежнева. Александров-Агентов тут же вошел, но произнес озабоченно:

— Леонид Ильич, может, с делами повременим? Все-таки серьезный приступ был.

— Ничего, живой — и ладно. Сейчас зови ко мне Удилова, Цинева и Устинова. И Цвигуна тоже. Чтобы срочно. Но сначала Рябенко.

Александров-Агентов вышел. Я снова посмотрел на часы. С момента выстрелов на кладбище прошло совсем немного времени — всего-то три часа.

Спустя минут пять в спальню быстро, почти бегом, влетел генерал Рябенко.

— Леня, ну и перепугал ты нас! — сходу начал он.

Брежнев лишь отмахнулся небрежно:

— Со мной все в порядке. Рассказывай, что там? Как Юрий Владимирович? Серьезно ранен?

Рябенко замялся, не зная, можно ли сообщать такие новости человеку, у которого только что случился сердечный приступ. Но знал, что Брежнев от своего не отступит, потому мрачно сказал:

— Юрий Владимирович убит. Щелокова выстрелила в упор, пуля задела жизненно важные органы. Умер на месте. Светлана тоже убита — выстрел телохранителя Андропова оказался смертельным. Тела отвезли в Кремлевскую больницу.

Брежнев никак не реагировал, только хмурился.

— Я остался, чтобы завершить похороны Николая Анисимовича, продолжил Рябенко. — Учитывая обстоятельства, хоронили быстро. Светлая ему память… И ей тоже…

Помолчав еще с минуту, Брежнев очнулся от раздумий. Произнес печально:

— Да, вот так живешь, живешь и не знаешь, за каким углом смерть поджидает…

Потом вздохнул глубоко, переключаясь на другое:

— Скоро Удилов будет?

— Удилов уже здесь, ждет в приемной. Цвигун и Цинев тоже. Со мной приехали. А вот Суслов до дома успел добраться, он после вас сразу уехал, минут через пять, — ответил Рябенко. — Я позвонил ему — но сказали, что плохо себя чувствует.

— Не удивительно, после таких событий-то, — согласился Леонид Ильич.

— Плохо, что сейчас слухи пойдут, — обеспокоенно покачал головой Рябенко. — Народу на похоронах много было, всех замолчать не заставишь. А со слухами воевать себе дороже. Замятина и Загладина пригласить? Надо, чтобы официальное заявление вышло раньше, чем начнут расползаться сплетни.