Дочь самурая. Страница 15

Обычно невесте ждать не приходилось, но жених моей сестры оказался стеснительным юношей всего семнадцати лет, и за ним потребовалось посылать. Сестра признавалась, что в эти считаные минуты ожидания ей впервые сделалось страшно. Но потом она услышала быстрые шаги, и в следующий миг красную завесу отдёрнули. Ей полагалось сидеть молча и неподвижно, скромно опустив глаза, но она вздрогнула, невольно взглянула наверх и в этот короткий миг увидела бледное рябое лицо с широким низким лбом и поджатыми губами.

Завесу опустили, и чуть погодя по крыше паланкина нервно хлопнули веером.

Паланкин подняли и понесли к двери. Сестра сидела на удивление тихо, ибо, когда завесу подняли, страх её улетучился навсегда.

Носильщики подошли к двери. Паланкин опустили на землю. Сестре помогли выйти из паланкина, и когда она ступила на порог дома, где ей предстояло провести всю жизнь, два старческих голоса завершили свадебную песнь словами привета:

Глава IX. История марионетки

В первый день Обона [29] — мне тогда было двенадцать — Иси принесла мне новое украшение для волос и закрепила его прямо на моём большом стоячем банте. На его блестящем чёрном фоне серебряный щит в обрамлении серебряных же цветов выглядел великолепно.

— Его прислала вам досточтимая бабушка Эдо, — сказала Иси. — Она сделала его из переплавленных старинных монет, и получилось чудесно.

Я повернулась в ту сторону, где находился Токио, и с молчаливой благодарностью поклонилась незримой щедрой дарительнице. Кто такая досточтимая бабушка Эдо, я понятия не имела. Но на моей памяти каждый год она присылала мне очаровательные подарки к празднику Обон (его отмечают в середине лета); я смутно догадывалась, что бабушка Эдо какая-то близкая наша родственница, но не задумывалась об этом. У всех девочек есть бабушки. У кого-то две, а у кого-то и больше. Разумеется, бабушки по маминой линии обычно обитали отдельно, но зачастую отец семейства приглашал жить под своей крышей и свою мать, и бабку. Старикам были рады всегда, их присутствие делало семье честь. Дом сына, который заботится о трёх поколениях предков, называли благородным пристанищем пожилых.

Обон — праздник, когда души пращуров (о-сёрай-сама) навещают своих родных, — мы любили больше всего, поскольку верили, что предки наблюдают за нами с неизменной любовью и заботой, так что ежегодные их посещения поддерживали в наших сердцах радостную и нежную близость к милым усопшим.

Непременным условием подготовки к визиту о-сёрай-сама были чистота и простота: всё устраивали необычно примитивно, без малейшей вычурности, как повелось искони.

Несколько дней прошли в хлопотах. Дзия и ещё один слуга подстригли деревья и изгороди, вымели двор и даже пространство под домом и тщательно вымыли мощённые камнем дорожки в саду. Циновки вынесли во двор и выбили бамбуковыми прутьями, а Кин и Тоси тем временем бумажными метёлочками очищали от пыли бумажные двери-сёдзи, так что эхо громких шлепков разносилось на всю округу, и нагретыми тряпочками натирали до скрипа пол на крыльце. Всё дерево в доме — и широкие потолочные балки, и сотни крохотных реечек из светлой древесины, пересекавшие сёдзи, и резные решётки вентиляции, зеркальные столбики и основание токономы — протирали горячей водой, меняли порвавшуюся рисовую бумагу в сёдзи, и вот наконец весь дом от соломенной крыши до ледника в подполе стал чистым и свежим, как льющаяся с неба дождевая вода.

Матушка принесла из хранилища старинную редкость — свиток-какэмоно, одно из сокровищ отца, и когда какэмоно повесили на стену, Кин поставила под ним нашу лучшую бронзовую вазу с большим букетом из семи осенних трав — алтея, пампасной травы, вьюнка, смолёвки и трёх видов астр, лиловой, жёлтой и белой. По большей части это цветы, но японцы считают травами все растущие на земле растения с тонкими, похожими на травинки листьями.

Разумеется, больше всего внимания уделяли святилищу, поскольку именно там обитают духи, пришедшие нас навестить. Дзия затемно сходил на пруд, нарвал цветов лотоса, ведь только с первыми лучами зари лотос «делает вдох», раскрывает бледно-зелёные бутоны, являя свою белоснежную прелесть. До возвращения Дзии святилище вычистили, предварительно убрав его содержимое, с бронзового Будды почтительно вытерли пыль и вернули его на место, на золочёный лотос. Таблички с именами пращуров и портрет отца — мать всегда держала его в святилище — аккуратно протёрли, медный ажурный светильник с неугасимым огнём наполнили рапсовым маслом, поставили курильницу с благовониями, подсвечники, положили священные книги и чётки, а деревянный барабан в виде чудовищной рыбы (он символизирует подчинённое положение женщины) [30] отполировали так тщательно, что заблестели даже потёртости на покрывавшем его красном лаке. Затем Дзия застелил пол перед святилищем недавно сплетённой грубой циновкой из пампасной травы, а по краям циновки расставил вазы с букетами из семи осенних трав.

Но самое интересное началось, когда мы с досточтимой бабушкой сели перед святилищем и принялись мастерить приветственные украшения. Я всегда обожала помогать ей в этом. Иси и Тоси принесли из сада овощи необычной формы, горсть сухих конопляных стеблей, с которых сняли верхний грубый слой, и многие метры сомэна, мягкой и гибкой лапши. Досточтимая бабушка взяла скрюченный огурец — один его краешек загибался, как приподнятая голова, — и сделала из него лошадку с гривой и хвостом из кукурузных рылец и ножками из стеблей конопли. Из кругленького баклажанчика бабушка смастерила буйвола с рогами и ногами из стеблей конопли, изготовила из недосохшего ещё сомэна сбрую обоим животным и поставила их в святилище. Я тоже сделала несколько буйволов и лошадок. А пока мы работали, Дзия принёс листики лотоса — их сохнущие края загибались кверху, так что листья походили на резные блюдца, — и несколько крохотных жёлтых и красных шариков, новых для нас плодов (теперь-то я знаю, что это помидоры).

Иси разложила по блюдцам из листьев лотоса фрукты — все, какие были у нас, кроме пушистых персиков, — и досточтимая бабушка украсила верх святилища изящными гирляндами из сомэна, а на петли гирлянды повесила маленькие фиолетовые баклажанчики и крохотные красные и жёлтые помидорки.

Затем Иси принесла с кухни лесенку и, встав на неё, высоко над святилищем повесила белый фонарик — простой кубик из белой бумаги, перевязанный бумажными ленточками, но, когда его зажигали, от тепла пламени фонарик постоянно крутился, ленточки взмывали, опадали и развевались, так что казалось, будто над святилищем порхает стая птиц. Красивое зрелище.

Смысл всех этих украшений и диковинных зверьков из овощей скрылся в тумане прошлого, а вот блюда из листьев лотоса делали, потому что лотос — священный цветок. Священные тексты рассказывают об искушении Будды, когда он жил отшельником на Снежной горе [31] .

Однажды в рассветный час Будда сидел медитировал, как вдруг услышал странную сладкозвучную песню. Будда прислушался, и сердце его наполнилось радостью и изумлением, ибо ноты этой мелодии медленно излагали ему план спасения. Но вдруг мелодия смолкла. Тщетно Будда ждал, что музыка возобновится. Воцарилась тишина. Будда поспешил к краю пропасти, всмотрелся в туманы долины и увидел страшного демона: тот с насмешкой глядел на раздосадованного, встревоженного пророка. Будда от всего сердца попросил его допеть песню, но демон ответил, что не сможет этого сделать, пока не насытится человеческой плотью и кровью. И тогда он откроет Будде таинственный план, чтобы знание о спасении достигло всего человечества.