Женщины. Страница 43

Дома так называемое Лето любви подошло к концу, протесты стали громче, масштабнее и злее. Даже здесь война вызывала ярость. Солдаты, нарушая армейские порядки, рисовали на касках пацифики.

К шести она уже собрала чемодан и сумки, написала Марджи прощальную записку.

Она надела парадную форму, колготки и блестящие черные туфли. Зеркала в полный рост у них не было, но она знала, что больше не похожа на ту большеглазую девочку, что приземлилась во Вьетнаме два года назад. Да и форма пропахла плесенью.

Фрэнки открыла дверь хижины и увидела Рая. Он курил, прислонившись к столбу.

— Готова? — спросил он, забирая у нее из рук дорожную сумку.

— Не очень.

В лагере было удивительно тихо. Они направились к вертолету, залезли в кабину, и «хьюи» взмыл в воздух.

В аэропорту Сайгона Фрэнки поблагодарила пилота, сдала багаж и разрешила Раю проводить ее до «Птицы свободы», которая отвезет ее домой.

На взлетной полосе к самолету тянулась длинная вереница солдат. Поднявшись по трапу, они ныряли в огромный салон «Брэниффа». Было тихо — ни шуток, ни смеха. Только не сейчас, пока они еще во Вьетнаме.

— До твоего отъезда двадцать семь дней, — громко сказала Фрэнки, перекрикивая рев двигателей.

Двадцать семь дней. Для войны — вечность.

Не бойся, Макграт.

Мимо проехал джип с вооруженными солдатами, которые высматривали снайперов.

Раздалось несколько выстрелов. Где-то вдалеке прогремел взрыв. На одной из взлетных полос что-то загорелось.

Рай смотрел на нее.

— Фрэнки… Я не знаю, как сказать… Я… не…

— Я понимаю, — сказала она, дотронувшись до его небритого подбородка. — Я тоже тебя люблю.

Он выдохнул, не отрывая взгляда от ее лица.

— Как же я буду скучать.

Потом крепко обнял ее и поцеловал в последний раз. Фрэнки стояла, прижавшись к нему, сколько позволяло время, а затем медленно отпустила.

Никаких прощальных слов. Слова не приносили удачу.

Лишь поднявшись по трапу, она обернулась.

Один, высокий и стройный, Рай стоял в своей потрепанной форме, в надвинутой на глаза кепке с эмблемой Морских волков. Отсюда, с высоты трапа, он выглядел таким мужественным — идеальный моряк, — но она видела, как стиснуты у него челюсти. Он поднял руку, постоял так немного и прижал ее к груди.

Фрэнки кивнула, помахала в ответ и зашла в самолет. Почти все места уже были заняты солдатами, которые с опаской поглядывали на дверь, словно в любую секунду мог ворваться чарли с автоматом. Все понимали, что пока они не покинут воздушное пространство Вьетнама, ни о какой безопасности не может быть и речи.

Найдя место в правой части салона, Фрэнки закинула наверх сумку и села у иллюминатора. Увидев Рая, приложила руку к стеклу.

Дверь закрылась, щелкнула. Через пару минут самолет поехал по взлетной полосе, то и дело подпрыгивая на ямах от взрывов. Разогнавшись, он начал медленно взлетать.

Фрэнки смотрела в иллюминатор — мимо проплывали белые облака, раздираемая войной земля осталась внизу, они направлялись в сторону безопасного дома.

Пассажиры зааплодировали.

— Валим отсюда! — крикнул кто-то.

Фрэнки с удивлением поняла, что ей почти грустно.

Как бы плохо ни было во Вьетнаме, как бы сильно она ни злилась на правительство и на войну, как бы ни была напугана, здесь она чувствовала себя живой. Нужной и важной. Женщиной, которая меняет мир.

Это место навсегда останется в ее сердце. Здесь она нашла себя и теперь боялась, что «дом» больше не то место, которое она помнила.

После тридцати четырех часов полета и шести часов пересадки на авиабазе Трэвис в Северной Калифорнии Фрэнки наконец прибыла в пункт назначения. Она смотрела в овальное окно на загруженную взлетную полосу международного аэропорта Лос-Анджелеса.

День был в самом разгаре. Яркое солнце до боли слепило глаза. В голубом небе ни единого облачка.

Калифорния.

Золотой штат.

Дом.

Она собиралась позвонить родителям еще на базе в Трэвисе, но когда до нее дошла очередь, развернулась и ушла, сама не зная почему.

В зоне прилета было полно народу. На сиденьях и на грязном полу спали военные, подложив под голову дорожные сумки. Каждый ждал своего рейса домой. В этом было что-то неправильное. Мужчины, в которых стреляли, которых ранили, лечили и снова отправляли в бой, спали на полу в перерывах между рейсами. Армия оплачивала перелет только до основного аэропорта, билеты в родной город нужно было покупать самим. Настоящая благодарность за службу стране.

Подходя к пункту выдачи багажа, Фрэнки увидела протестующих с плакатами в руках. «Закончи войну, пока она не прикончила тебя! Закидывайся ЛСД, не кидай бомбы! Выметайтесь из Вьетнама СЕЙЧАС ЖЕ! Бомбить ради мира — как трахаться ради девственности!»

Заметив девушку в военной форме, они энергичнее затрясли плакатами, словно пытаясь ее убедить.

Кто-то плюнул в ее сторону.

— Нацистская сука! — крикнул какой-то парень.

Фрэнки застыла на месте.

— Что за…

Рядом с ней появились двое морпехов.

— Не слушайте этих уродов, — сказал один, взял ее под руку и повел к ленте выдачи багажа. — Нам нечего стыдиться.

Фрэнки не понимала. Почему в нее плюнули?

— Возвращайтесь во Вьетнам! — кричали в толпе. — Здесь не нужны детоубийцы.

Детоубийцы?

На ленту выехала ее дорожная сумка. Фрэнки уже собиралась взять ее, но один из морпехов подхватил сумку раньше:

— Позвольте, лейтенант.

— Сама пусть тащит свои манатки, — выкрикнул протестующий. Остальные засмеялись.

— Спасибо, — сказала Фрэнки. — Я, конечно, слышала о протестах, но это…

Она посмотрела на людей вокруг: мужчины в костюмах и женщины в платьях, никто из них даже не попытался ее защитить. Неужели они думают, что это нормально — плевать в медсестру, которая только вернулась с войны? Такого можно было ожидать от хиппи и протестующих, но не от обычных людей.

— Не парад победы, конечно, — сказал морпех.

— Мы проигрываем, людей такое не радует, — сказал другой.

Фрэнки посмотрела на парней и увидела призраков в их глазах. Призраков, которые жили и в ней.

— Мы дома, — сказала она, ей хотелось верить, что это главное.

Она видела, что им тоже этого хочется.

Выйдя из аэропорта, Фрэнки поблагодарила морпехов и попрощалась. Озираясь в поисках такси, она начала замечать взгляды прохожих. Сначала все удивленно распахивали глаза — не каждый день встретишь девушку в форме, — а потом недоверчиво, почти с отвращением прищуривались. Кто-то смотрел сквозь нее, будто ее и нет. Ей даже захотелось переодеться, но это желание тут же пропало.

К черту их. Она не позволит себя стыдить.

Стоя на обочине, Фрэнки вытянула руку, надеясь поймать такси.

Из средней полосы выехала желтая машина. Подъезжая к ней, таксист замедлил ход. Фрэнки уже сошла с тротуара, но тут водитель что-то ей прокричал, показал средний палец и остановился рядом с мужчиной в костюме.

Такси одно за другим сначала обнадеживающе притормаживали, а затем уносились прочь.

В конце концов она сдалась и купила билет на автобус. Таща тяжелую сумку к остановке, она старалась не замечать косые взгляды.

Что не так с этим миром?

Спустя четыре часа и три пересадки она добралась до Коронадо. За это время в нее плюнули четыре раза и показали средний палец больше раз, чем она могла сосчитать, зато она успела привыкнуть к тому, как на нее смотрят (или просто перестала на это реагировать). Помочь с тяжелой сумкой никто больше не предлагал.

У паромного вокзала Коронадо ей наконец удалось поймать такси. Угрюмый водитель предпочел не смотреть на нее, но остановил машину прямо у ворот ее дома, за что она была очень благодарна.