Проклятие прабабки. Книга 1 (СИ). Страница 13

Кладбище было непривычно большим. Я думала, что в небольшой деревеньке оно будет хотя бы обозримо. Но могилы нестройными рядами выходили из леса и упирались в поле, и конца им я не видела.

— В каком году умерла бабушка?

— В 2011. Давай попробуем найти этот год. Хотя её могли похоронить в прабабушкину могилу, или рядом с ней, — рассуждала я.

Мы разделились. Я пошла влево, а Дима направо. Мы начали со старой части кладбища. Приходилось идти и читать текст на надгробиях. Вскоре от этого занятия мне стало жутковато. Мелькали имена, цифры, лица. В какой-то момент я присела на скамью возле оградки и прикрыла глаза. Хотелось собраться с мыслями и немного отдохнуть. Дима совсем пропал из виду.

Я вдохнула, выдохнула, и вдруг ощутила у правого уха легкое дуновение ветра. Мгновенно открыла глаза и увидела чуть левее меня непонятный дым. Он висел над могилами и был хорошо различим среди деревьев. Я встала и пошла к нему. Подумалось, что если там что-то загорелось, важно вовремя потушить, иначе будет беда.

Я шла, а дым не двигался. Странно, но запаха гари я не чувствовала. Уже сбавляя шаг и вглядываясь в могилки, я нутром почувствовала, что нашла их. Увидела большую букву «З» с завитушками, а потом и сами надписи.

Гаврилова Лидия Ивановна (1918 — 1978).

Зеленина Елизавета Ивановна (1935 — 2011).

Эти две могилки были рядом, в одной оградке. Елизавета Ивановна — это моя бабушка, мамина мама. А вот кто такая Лидия Ивановна? На момент рождения моей бабушки ей было всего 17 лет. Прабабка? Ты ли это?

Я достала телефон, чтобы набрать маме и спросить, кто такая эта Лидия Гаврилова, но сигнал не ловил. Тогда я сфотографировала могилки и убрала телефон. Теперь надо позвать Диму. Мы не додумались обменяться номерами, но я всё равно бы ему не дозвонилась. Поэтому придётся кричать.

— Димаааа, — крикнула я, приложив ладони ко рту домиком. С соседнего столба с шумом вспорхнули вороны, и начали противно перекрикиваться в воздухе. — Дииииим!

Голос мой звучал неестественно громко посреди этого смертельного города. Но пришёл Дима справа, оттуда, откуда я не ждала.

— Да слышу я тебя, всех мёртвых перебудишь, — проворчал он. — Нашла?

— Да! — Я обрадовалась ему, как родному. — Смотри! Елизавета — это моя бабушка. А вот про Лидию я ничего не знаю. Придётся выяснять у мамы.

— Думаешь, это прабабушка? — спросил Дима.

— Нет, не думаю. Её звали Варвара! Поэтому это точно не она, — пробормотала я.

Мы стояли и смотрели на могилки. Они были заросшие травой и явно заброшенные. Простой металлический крест у Лидии местами проржавел, краска почти вся облупилась. Фотография у неё была старая, поблекшая. На ней с трудом проглядывалась старая женщина в платке. Бабушкин крест был деревянный, временный. Такие ставят, чтобы через три года сменить на каменное надгробие. Но лишних денег на памятник у нас с мамой не было, поэтому бабуля так и осталась лежать под простым крестом. У подножия стояла керамическая фотография. Видимо, упала с креста и чья-то добрая рука аккуратно поставила её на место. Выглядели могилки совсем забытыми.

— Надо траву выдернуть и надгробия протереть, — наконец, подал голос Дима. — Я видел, так мама делает на кладбище. Что-то мы с тобой не догадались взять ни перчатки, ни мусорные пакеты, ни воду…

— Давай возьмём и вернёмся, я здесь приберу, — подавленно ответила я. Мне вдруг подумалось, что и я сама, как эти могилки — заброшена — и никому, кроме мамы, на этом свете не нужна.

Мы повернулись и побрели назад, запоминая приметы, по которым легко будет найти это место вновь. И вот тут я второй раз за день ощутила легкое дуновение ветра у правого уха. Оглянулась и не поверила глазам: на месте могил, которые я только что покинула, был густой луг с травой по пояс, а кресты лезли прямо из-под земли, разбрасывая комья земли. Откуда-то повеяло могильным холодом и ноги перестали мня держать.

Я осела на землю и тут почувствовала, как кто-то бьёт меня по щекам.

— Таня! Таня! Очнись! Да Таня блин! — и на этих словах я открыла глаза. Вокруг было всё то же кладбище, жара и Димино встревоженное лицо. Я даже успела отметить бисеринки пота на его верхней губе. Он только что залепил мне оплеуху и уже поднимал руку для следующей.

— Да всё, хватит, тут я, — проворчала я, но язык не желал слушаться.

— Дурдом какой-то! Вместо рыбалки бегаю тут по кладбищу с полуголыми девицами да привожу их в чувство, — ругался Дима, поднимая меня с земли и отряхивая от сосновых иголок.

— И ничего я не полуголая, — вяло возразила я. — Я в приличных шортах и майке.

— Чего ты вдруг грохнулась? — спросил он. — Перегрелась?

— Да-да, наверное перегрелась, — с трудом выговорила я. — Надо было и вправду шляпу поискать.

Соврать было проще, чем объяснять то, что я видела на самом деле. Надо срочно вернуться домой и окунуться в холодный душ. Хотя моя кожа до сих пор ощущала потусторонний могильный холод и я, как ни старалась, не могла согреться. Но виду не подала.

Глава 7

Мы молча вернулись домой. Я сразу же побрела в баню — облиться прохладной водой и смыть пот и пыль. Хотелось побыть одной и поразмыслить над тем, что я увидела.

Дверь в баню была деревянная, тяжелая. Внутри было темно и мрачно. Пахнуло холодом. Даже в самые жаркие дни баня не прогревалась, хранила что тепло, что холод хорошо. Я тащила с собой тяжелое ведро с водой, щедро разбавленной горячей водой из чайника. Пока она грелась, я рылась в Томином шкафу в поисках полотенца и чистого халата. Знала, что у неё всегда лежат гостевые халаты. Мы часто приезжали в баню, и поэтому многое из вещей оставляли прямо здесь, чтобы не таскать.

Закрывшись в бане и включив свет, я зачерпнула воду ковшом и с наслаждением вылила на себя. Вода была холодная, кожа мигом покрылась мурашками. Я вылила на себя второй ковш и начала намыливаться. Волосы забрала высоко наверх — мыть голову не планировала.

Мысли свободно потекли в голове. Почему я на месте теплого, тихого лесного кладбища вдруг увидела сырое стылое утро с туманом и как могилы вылезают из-под земли? Внешне эти места выглядели совершенно по-разному. Но ощущение того, что это одно и то же кладбище, не отпускало. В последние дни мне постоянно снились какие-то яркие и динамичные сны. Я куда-то бежала, рядом жгли костры, шумели люди, творилось что-то непонятное, но к утру я обо всём забывала. А вот этот сон, с кладбищем, явно был ответом на мой запрос. Вечером перед сном я вопрошала предков: с чего мне начать? И в ответ увидела себя голую на кладбище. Хм, почему голую, интересно?

А тут ещё этот Дима. Ему тоже всего не объяснишь. Прилип ко мне, на кладбище пошёл провожать. Как от него отделаться?

Меня очень тянуло остаться одной. Впервые за двадцать пять лет попав на кладбище, я хотела как следует оглядеться. Прислушаться к себе. Потрогать могильные камни, послушать ветер. Мне недоставало вот этого времени наедине с собой.

Я наскоро смыла с себя мыло, вытерлась и втиснулась мокрыми ногами в резиновые сланцы. Прошлёпав в дом, я увидела, что Дима соорудил себе бутерброд и поставил греться чайник на плитку.

«Он всегда что ли сухомяткой питается?» — подумала я, выросшая на маминых супчиках. Но, заглянув в холодильник, обнаружила, что и я сама накупила сплошной закуски. Нормальной еды не было.

— Дима, что у тебя есть из нормальных продуктов? — спросила я вполоборота, параллельно открывая Томины кухонные шкафчики.

— А что ты имеешь в виду под нормальными продуктами? — отозвался мой сосед. Судя по голосу, он гипнотизировал бутерброд и тоскливо ждал чайник.

— Ну, картошку, мясо, морковку, лук. То, из чего можно приготовить что-то домашнее и сытное.

— А, ну картошка в сенях стоит, морковку я не покупал, не знаю. А лук зеленый в огороде видел, — проговорил Дима. — Мясо я на шашлык себе купил, да всё никак не пожарю. Лень.

— Понятно. Я нашла макароны, на обед у нас будет паста. Молоко возьму? — деловито спросила я.