Викинг. Бог возмездия. Страница 44

– Нет, господин! – выпалил Хагал, оглянувшись, чтобы понять, не появилось ли копье, готовое вонзиться ему в спину.

Но Сигурд никому не говорил о своих подозрениях относительно скальда. Подобные вещи лучше придержать в качестве козыря до подходящего момента.

– Ты знал, что ярл Рандвер и конунг Горм предадут моего отца, так ведь, Песнь Ворона? – Он буквально выплюнул прозвище скальда.

– Я ничего такого не знал, господин, – быстро проговорил тот, засунув большой и указательный пальцы в бороду и нервно превращая ее в тонкие веревочки, но под сердитым взглядом Сигурда опустил руку. – Когда я в прошлый раз побывал в Хиндере, в доме ярла Рандвера, до меня дошел слух. Но слухи – дело обычное, их много, самых разных. Двоюродный брат Рандвера собирался жениться; он захотел, чтобы я сочинил новую историю для свадебного пира, и я…

– Заткнись, Хагал! – рявкнул Сигурд. – Ты теперь мой, скальд. Ты поделишься со мной всеми червями, которых тебе удалось выкопать, а я взамен не располосую тебе спину, чтобы вытащить наружу легкие и прибить их гвоздями к стене сарая Ролдара.

Никто никогда не называл Хагала трусом, у него был меч, и он не раз пускал его в дело, но сейчас он обливался потом от ужаса; немигающие глаза походили на плошки, большой палец одной руки с силой упирался в ладонь другой. Возможно, он испугался, потому что знал про заговор с целью сместить ярла Харальда с его высокого места, и понимал, что Сигурд имеет полное право убить его за то, что он их не предупредил. Или из-за того, что Сигурд остался в живых, когда его привязали к дереву в качестве жертвы самому Одину. Человек, способный сделать такое с собой, вырвет легкие из тела скальда, который, как ему кажется, предал его, – и даже не моргнет глазом.

Хагал приподнял одну бровь.

– Иногда я слышу разные вещи, – признал он. – Когда эль течет рекой, языки болтаются, словно рыба, попавшая в сети. Я держусь в стороне и честно зарабатываю свое серебро, но иногда жалею, что не заткнул уши шерстью, и вынужден выслушивать тайны и козни других мужчин. – Он едва сдержал улыбку. – И женские секреты тоже. Боги, ты был бы потрясен, узнав, что они рассказывают про своих мужей. – Он нахмурился под тяжелым взглядом Сигурда. – Тебе, конечно, это совсем не интересно…

– Свейн, – крикнул Сигурд, – принеси топор и гвозди!

Хагал вскинул вверх руки.

– Подожди, Харальдарсон! В этом нет нужды. Я уже собирался рассказать, что мне известно. Как и в любой истории, дыма без огня не бывает, так ведь? – Он нацепил на лицо улыбку, и Сигурд подумал, что именно она заставляет женщин шептать ему ласковые слова, пропитанные медом. – Я слышал кое о чем возле Ёльмеланна, что может тебя заинтересовать. Там есть один богатый человек, которого зовут Гуторм…

Они повели «Выдру» на север вдоль изрезанного побережья, мимо Финнёя, Ордала и Рандёя, и вечером увидели в Бокнафьорде один из кораблей ярла Рандвера, шедший под полными парусами. Но их не заметили, или, скорее всего, просто не посчитали нужным поворачивать на восток, чтобы посмотреть на маленькую лодочку; к тому же она находилась на мелководье, и ее команда могла легко пристать к берегу и скрыться в лесу задолго до того, как большой корабль изменит направление движения.

Они без происшествий добрались до деревни неподалеку от места, которое, по словам Хагала, называлось Молдфол, и Улаф предложил двум мальчишкам, ловившим рыбу со скалы, маленький нож с костяной ручкой за то, чтобы они присмотрели за «Выдрой».

– Если я найду на ней хоть одну царапину, которой там не было раньше, я этим самым ножичком сниму с вас обоих шкуру, – пообещал Улаф и помахал ножом перед их носами.

Мальчишки остались вполне довольны поручением и обещанной платой, хотя Улаф и не сказал, сколько дней им придется караулить лодку, и в награду за труды им причитался один нож на двоих. Но это было их делом, и Сигурд почти не думал про «Выдру», когда они сидели в заполненном дымом маленьком доме Гуторма, пили кислый эль и ели мясо – хозяин забил свинью в их честь. Щедрый жест даже для ярла, много говоривший про карла вроде Гуторма, несмотря на то, что мясо было жестким, – видимо, не повисело перед тем, как его стали готовить.

Крестьянин сидел в конце стола вместе с женой Фастви, которая надела ради гостей бусы из стекла и янтаря и улыбалась. Впрочем, привлекательнее от этого она не стала. Что же до ее мужа, бронзовая застежка у него на плече была совсем скромной, хотя и достаточно красивой, зато два воинских кольца на правом предплечье – одно из серебра, другое, судя по всему, медное – сразу же привлекали внимание. Гуторм хотел, чтобы все видели, что он с честью показал себя во время сражений. В «Дубовом шлеме» могли поместиться четыре таких дома, как у него, но он выглядел надежным, а толстые ковры на стенах наверняка защищали даже от самых лютых зимних холодов. Глядя на Гуторма, Сигурд подумал, что он прекрасно обустроил свою жизнь.

– К нам редко кто-нибудь заезжает, – сказал хозяин, приветственно поднимая свой рог в честь гостей, сидевших за длинным столом напротив него.

Его люди расположились рядом с ним, спиной к стене; они улыбались, но в глазах застыла подозрительность.

– Кроме вонючих ублюдков конунга Горма, которые заявляются сюда весной, чтобы забрать наших парней на какую-нибудь бессмысленную войну. – Гуторм нахмурился, взглянув на Улафа, который, в бринье и с заплетенными в косы волосами и бородой выглядел так, будто готов в любой момент отправиться в сражение. – Но вы заверили меня, что пришли не от конунга, Улаф…

– Просто Улаф, – сказал тот, не выдавая имени своего отца и не желая говорить об их отряде больше, чем они уже сказали.

Плащ Сигурда был застегнут большой серебряной брошью отца, и Гуторм сразу понял, что за спинами его гостей стоит какая-то история, хотя и не знал пока, какая именно.

– Ну, если вы не собираетесь увести мою молодежь, чтобы заставить сражаться в войнах конунга, тогда добро пожаловать в мой дом, друзья. – Гуторм был лет на десять старше Улафа, и его мышцы уже некоторое время благополучно грелись под солидным слоем жира. – Давайте выпьем за новую дружбу и, возможно, будущие торговые сделки, согласны?

Он направил свой рог с медом на гостей, на мгновение остановив взгляд на Асготе. Кости, вплетенные в седые волосы, и ощущение угрозы, исходившее от него, точно сильный запах, заставляли многих хвататься за любое железо, что оказывалось поблизости, даже если они не знали, что он годи и мастер толкования рун.

Мужчины и женщины пили мед, сидя на скамьях, расставленных вдоль стен, разговаривали между собой, хотя и поглядывали на чужаков и прислушивались к тому, что происходило за столом Гуторма.

– У нас самые лучшие медвежьи и волчьи шкуры во всем Ругаланне, – продолжал Гуторм. – И прекрасные оленьи рога, за которые я недавно заплатил кругленькую сумму серебром. – Он улыбнулся. – Но вы сразу поймете, что они стоят гораздо дороже.

Он считал себя хитрым купцом.

– А рабы? – спросил Солмунд, ткнув пальцем себе за спину, в сторону темного угла.

Сигурд оглянулся, увидел грустное, точно побитая собака, темноволосое существо и удивился, что старые просоленные морскими ветрами глаза Солмунда сумели заметить то, на что он сам не обратил внимания, – юношу, чье безбородое лицо закрывали пряди грязных черных волос, свисавших до самой груди.

– Рабы? – повторил Гуторм и, прищурившись, стал задумчиво жевать нижнюю губу. – Они не продаются, – после долгой паузы сказал он и, взяв косточку с тарелки, принялся обгрызать мясо вокруг сустава.

Сигурд увидел, как в темноте сверкнули белки глаз раба, и услышал звон цепей, которыми тот был прикован. Гуторм бросил кость в темный угол, и там возникло короткое движение, когда пленник схватил подачку.

– Наверное, он очень вздорный и упрямый пес, раз ты держишь его на коротком поводке, – весело заметил Улаф, хотя в его словах прозвучал неприятный намек, и все его услышали. Он вполне мог спросить Гуторма, не боится ли он своего полуголодного раба.