Кровавый год (СИ). Страница 18
В незапамятные времена ландграфство Гессен разделилось на две части, на две семейные ветви — на Дармштадскую и Кассельскую. Последняя превратилась в самое необычное немецкое государство — и все благодаря сдаче в аренду своей армии. Сто лет назад ландграф Карл получил свои первые 3200 талеров за 10 рот, а в прошлом году его потомок Фридрих II хапнул от англичан предоплату в размере 21 миллионов за обещание поставки 12 тысяч солдат для войны с американскими колонистами. Вот это я понимаю мультипликация бизнеса!
Имея 270 тысяч населения, Гессен-Касселю пришлось бы очень сильно напрячься, чтобы выполнить такой крупный заказ. При безумной милитаризации ландграфства — уверяли, что оно может выставить на поле боя до 30 тысяч солдат — Фридрих поостерегся отправить за океан столько своих подданных. А вдруг не вернутся, прельстясь американским раздольем? Поэтому он кинулся к соседям за небезвозмездной помощью и, в первую очередь, к родне — к Людовигу IX Дармштадскому. Не задумываясь и ничтоже сумняшеся, папаша Августы тут же продал родственнику за звонкие талеры три тысячи своих гессенцев. Их отправили в Кассель, где стали готовить к войне под руководством опытных офицеров, закончивших коллегию Каролинум при местном университете — военную академию ландграфства.
И все было бы замечательно, но известия из соседней Пруссии, моя «речь в Парадном Дворе» и общее недовольство своим положением вызвало мятеж в полках из людей Людовига. Верные Фридриху войска тут же раскатали их в блин — дармштадцы бежали домой, а Гессен заполыхал. Причем что один, что другой — не все кассельцы горели желанием становиться «пушечным мясом», далеко не каждый мог собрать 250 талеров, чтобы откупиться от военной службы. Луи Карл уговаривал меня вмешаться и спасти Гессен.
— Любезный кузен, но что я могу поделать? Конечно, гражданская война у самой моей новой границы не лучшее, что могло бы случиться, но… — увещевал я своего гостя, выжидая. Вот просто так кидаться в эту свару?
Мы вели тихую, почти семейную беседу, в эркерной комнате Охотничьего замка на юго-восточном берегу Груневальдского озера. Я выбрал Ягдшлосс в качестве своей временной резиденции по нескольким причинам. До Берлина рукой подать, дворец отличался скромностью, был хорошо приспособлен для обороны и… имел «приватиры» — туалетные комнаты, коих днем с огнем не сыщешь в том же помпезном дворце Шарлоттенбург. Единственной проблемой были дрова. Хотя замок изначально назывался «У зеленого леса», деревья вокруг давно безжалостно вырубили.
— Но, — продолжал я, — у меня самого забот, как говорят русские, выше крыши. Мало того, что мы не можем откопать тело Фридриха-Вильгельма — да упокоит Господь его трусливую душу, — и поставить точку в истории прусских королей, так еще у меня на носу война с новой коалицией.
К великому моему удивлению, Луи Карл не только не выразил ни малейшего неодобрения моим жестоким ответом Пруссии, но и, казалось, был равнодушен к судьбе немецкой аристократии. Куда больше его занимали вопросы преодоления неравенства, о чем он мне без обиняков заявил в самом начале разговора. И был несказанно счастлив, когда я предложил общаться как близким родственникам и на «ты».
— Будем считать, что я попытался, царь Питер, — улыбнулся юный принц. — Прошу тебя, напиши гессенским монархам вежливый отказ, и забудем об этом. Меня куда больше волнует другое. Хочу вступить в твою армию.
Удивил! Выходит, обычай продавать свою шпагу распространился на все сословия Гессена? Тогда почему бы и не да! Денег у меня, благодаря Пруссии, навалом, 30 миллионов талеров в государственной казне! Неплохо сбегал до Берлина! Плюс порох, хлебные магазины… Армии не придётся голодать.
— Не смотри на мои молодые годы, — продолжал увещевать меня Луи. — Я закончил Каролинум и знаком со всеми современными тактическими новинками. В коллегии мы внимательно изучали все битвы как генерал-фельдмаршала Румянцева, так и твои славные победы. Все были в восторге от твоей гибкости, от умения поразить своего противника, от того, что ты по сути отправил на свалку истории линейную тактику.
Я внутренне поморщился. Хотя чего я ждал? Что все вокруг будут тупыми баранами и не станут извлекать уроков из недавних кровавых сражений? Да у богачей свободного времени навалом, и они могут его потратить с большим толком, а сидящий напротив Луи — живое тому доказательство.
— И кем же ты будешь командовать, двадцатипятилетний генерал?
— Дай мне денег, и я наберу тебе не меньше двух полков! Гессенцы куда охотнее встанут под твои знамена, чем отправляться за море в неизвестность.
Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Мне положительно нравится этот парень с его подкупающей искренностью.
— Как много? Сколько за голову?
— По сто талеров. И уверяю тебя, молодые офицеры с удовольствием присоединяться. Даже из самых знатных фамилий. Удивлюсь, если в стороне останутся принцы Ольденбургские, Мекленбург-Стерлицкие и голштинцы, ведь все они много лет тесно связаны с русским правящим домом.
Просто вечер сюрпризов! Мне-то казалось, что европейская аристократия должна меня люто ненавидеть. Или она настолько бедна, что готова служить хоть черту? Мне не могло не прийти на ум сравнение с русскими дворянами, которые яростно боролись против царя в начале XX века, а потом ели горький хлеб эмиграции. И у французов вышло точно также, правда, многие масоны, мечтавшие о всеобщем благе, потеряли головы на гильотине.
— Хмм… Допустим, я наскребу для тебя полсотни тысяч талеров. Но хотелось бы прояснить один вопрос. Тебя не смущает, что моими противниками станут цесарцы, французы и саксонцы?
Принц Луи вскинул голову.
— Никогда! Никогда Гессен не давал своих солдат папистам!
Да уж, да уж… Германия полна сюрпризов, но оно мне на руку. Чем еще меня удивит Европа?
* * *
В датском королевстве традиционно армия симпатизировала французам, даже контролировалась ими, а флот душой принадлежал англичанам. Ничего не было удивительного в том, что старшие офицеры и капитан новейшего линейного корабля «Хольстин» Йохан Фишер почтили своими вниманием адмирала Белого флота, 5-го баронета Томаса Фрэнкленда (2). К высокопоставленному британцу, находившемуся в Копенгагене на борту флагмана эскадры флага, они пришли за советом, потому что уж больно неприятным, чреватым пагубными последствиями, был приказ короля.
Датчане, откровенничая с сэром Томасом, не совершали ничего предосудительного, не открывали военной тайны — газеты сообщили о решении Кристиана VII не препятствовать французам в проходе через датские проливы Большой и Малый Бельт, Зунд и Фемарн-Бельт и о том, что появление на Балтике флота генерал-лейтенанта морских армий Луи Гиллуэ, граф д’Орвилье, не несет угрозы королевству. Кто станет противником французского адмирала? Ответ очевиден — русские. Куда отправятся? Очевидно же, что в Швецию, и столь же предсказуемо, что на одном из французских кораблей должен находится Карл XIII. Идет отвоевывать трон — святое дело.
Офицеров беспокоило иное. Та роль, которую уготовили датскому флоту в грядущем конфликте на Балтике. Намерения Кристиана VII оставались непонятны, но корабли получили приказ последовать за французами.
— Если нас хотят столкнуть с русскими, это будет форменный абсурд, — объяснил свой тревогу капитан Фишер. — Два года назад, когда покойный цесаревич Павел отказался от своих владений в Шлезвиге в обмен на графства в Ольденбурге и Дельменхорсте, был подписан «вечный» союз. И в нем оговаривалась возможность совместного выступления против Швеции. Правда, мы его не исполнили, когда Густав III напал на Россию.
— Но и русские, в свою очередь, даже не поставили вас в известность, когда прибрали к рукам Швецию, — тонко заметил сэр Томас. — Вы квиты.
Его тяготил этот разговор. Хорошо быть капитаном, который может позволить себе думать только о призовых или половинном жаловании. А адмиралу его ранга то и дело приходилось окунаться в политику, к которой он не испытывал никакого интереса, несмотря на то, что много лет был членом Парламента. Он из-за этого даже покинул много лет назад действующую службу и свое звание высидел на суше. И сейчас он бесился от того, что лорд Норт загнал его в угол дурацкими обещаниями и Копенгагену, и Петербургу, но не шлет дальнейших указаний. Адмиралтейство хотело усидеть на двух стульях. Но пятая точка начинала трещать.