Кровавый год (СИ). Страница 13

Я долго водил пальцем по европейской карте, параллельно отмечая точки, до которых добрались мои полки.

Армия «Север». Она, пользуясь погожими летними днями, уверенно марширует вдоль южного балтийского побережья. Сопротивления нет. Города после кёнигсбергского кровопролития сдаются один за другим и сразу выносят ключи от города при появлении отрядов казаков. Даже Данциг. По моим прикидкам Никитин должен уже пересечь Заднюю Померанию и подходить к Кёслину, чтобы далее через Переднюю Померанию добраться до границ наших владений в Померании шведской. Этакая демонстрация для мекленбуржцев, попытавшихся рыпнуться на остров Рюген и тут же сбежавших оттуда, когда до них дошла новость о маршруте балтийской прогулки русских полков. Именно, прогулки, причем, приятной. Осень обычно в Балтийском Поморье теплая и ласковая, население доброжелательное и послушное, картошка, рыбка… Вот так всегда бы воевать! Надо бы никитинцам повеселее задачу нарезать, а то разбалуются, отвыкнут от суровой солдатской лямки.

Армия «Центр». Она разделилась пополам. Одна часть через Познань добралась до Одера, но его не форсирует. Ждет приказа. Вторая часть вступила в прусскую Силезию и осаждает Бреславль. Могла бы действовать и резче, но от меня таких указаний еще не поступало. Слишком много в ее составе необстрелянных свежесобранных польских полков. Да и не хотел я раньше времени обострять ситуацию, пока шел конгресс в Кракове. Не мешая вяло воевать с пруссаками, он дал мне полгода передышки — то время, которое понадобилось, чтобы увеличить армию и привести в чувство польские воеводства. Поляки — народ буйный, не чета законопослушным немцам. Пока им объяснишь, что здесь вам, не тут, пока всех бузотеров в Сибирь не определишь… Шести месяцев хватило впритык, да и то где-то по лесам бегают бывшие шляхтичи, а за ними гоняются крестьяне — не золота ради, а справедливости для. Накопилось у польского люда классовой ненависти, ищет она выход, а я приказал не мешать.

Армия «Юго-Запад» Овчинникова. Она заняла стратегическую позицию на левом берегу Вислы, в месте ее поворота на север, готовая действовать сразу в двух направлениях в случае вступления Австрии в войну — наступать на Прагу или пожечь Галицию, захватить Львов и, перейдя Карпаты, вторгнуться в Венгерское королевство. Краков пока прикрывают чешские полки Мясникова, восстановившиеся после своего тяжелейшего похода через горы и постоянно пополнявшие свою численность за счет перебежчиков из Словакии, Моравии и Богемии. Славяне шли сплошным потоком — точно также, как моя армия прирастала людьми под Оренбургом. Замучили немцы своим правлением, своим навязываемым католицизмом, поборами, нищетой, голодом. С уходом Генерала из Рудных гор Австрия покоя не обрела, напряженность сохранялась и готова была в любой момент прорваться.

И, наконец. Крымский корпус и войска Румянцева. Армии «Юг» из них не соберешь. Я вообще не хотел войны с турками, так получилось.

А что получилось? Румянцев форсировал Южный Буг, как только Сенявин отправился к Босфору и… сжег Очаков. К нему в помощь прибыли батареи «Ракетниц», и наместник, не мудрствуя лукаво и не желая терять ни одного человека, просто снес с лица земли крепость с 20-тысячным гарнизоном. Горела она два дня и сильно напугала турков своим крахом. Сейчас фельдмаршал со своим войском должен быть в районе селения Хаджибей, где окопались запорожцы, бежавшие после разгрома Сечи.

Ну и, конечно, Босфор, блестящая операция Сенявина. Я неслучайно ему написал: действуй стремительно и без оглядки. Это называется «по кондициями». А то ли я ни помню, как постоянно выходило с затеей десанта в Проливах вплоть до того, как один адмирал получил карт-бланш от царя и повел свою эскадру… в устье Дуная. И позже, аж до начала XX века, черноморские моряки не смогли удивить мир дерзновенным прорывом. А Сенявин смог — ученый, воевавший. И не только прорвался в Босфор, но надежно запечатал выход из него в Черное море.

Крепкий Орешек Босфорский — это теперь наш Гибралтар и одновременно нож у горла султана. Порта еще этого не поняла, еще надеется или самостоятельно, или с помощью союзников от него избавиться, сбросить русских в море, вернуть себе свободу коммуникаций и с Силистрией, и с южным Причерноморьем. А что будет, когда до Дивана дойдет, что потеряна связь столицы с устьем Дуная, включая крепость Измаил, с Синопом, Трабзоном, грузинскими владениями, с черкесами, которые везут рабов на продажу? Что затрещит вся торговля, вся военная логистика, все вассальные отношения? Да османы взвоют и побегут договариваться! И начнут нас уверять, что надежнее союзника и друга мы не найдем… В очередной раз.

Лишь бы первую зиму пережить, когда не будет подвоза провианта из-за приостановки навигации. Срочно нужно изобретать морской пароход! Увы, такая посудина — это не речная барка. Нужно время, чтобы создать рабочую модель, способную выдержать бури и крепкое волнение, но не зависящую от злого ветра.

Я совсем не удивился, получив европейский ультиматум. Босфорская операция окончательно переполнила чашу терпения Парижа и Вены. Для последней красной линией стала потеря Крымом независимости — цесарцы постоянно, еще со времен Петра, заявляли, что не допустят, чтобы Крым был наш. Для французов сложившаяся ситуация — это перспектива лишиться влияния в Османской империи. Вот они и выкатили мне документик из пяти пунктов. Немедленно покинуть Босфор, срыв все укрепления. Очистить Силезию и отвести войска от Одера. Подписать справедливый мир с Пруссией, оставив ей выход к морю в Задней Померании. Передать Австрии город Краков и Волынь. Согласиться на созыв нового конгресса, который решит судьбу как Речи Посполитой, так и Швеции, и принять мнение большинства.

А хо-хо не хо-хо⁈

Я понимал, что отказ принять ультиматум будет означать начало большой европейской войны. И был к ней внутренне готов. С самого начал, с боя под Смоленском, знал, что этим все закончится. Само существование «новой России» — угроза европейским монархиям.

Окинул последний раз взглядом карту и громко позвал Почиталина.

— Новиков приехал? — спросил я немедленно появившегося секретаря.

— Господин министр ожидает в приемной. Чаевничает.

— Вот и пусть пока чайком побалуется. И еще немного подождет. Хочу тебе надиктовать наброски приказов для армий, потом превратишь их в официальные документы.

Почиталин подошел к резному шкафу-поставцу, достал из него письменные принадлежности и, усевшись за мой небольшой рабочий стол, приготовился записывать.

— Сперва для Сенявина. Крепкий Орешек держи твердо, туркам воли не давай, пугай их выходами эскадры ближе к столице, но в Царьград не лезь. Можешь для острастки султана расстрелять издали главные босфорские крепости Румели-хисар и Анадолу-хисар — быстро прибегут мира просить. Запомни: турки привыкли всякое предложение о мире признавать самым неоспоримым доказательством слабости или стесненного положения воюющей с Портою державы. Из того и исходи. Сами заявятся, скажешь: устье Босфора наше от бывшей крепости Йорос до Анадолу-фанари, будет теперь в Российской империи босфорский уезд. На противоположном берегу, европейском османам крепостей старых не восстанавливать, новых не возводить. И будет у нас тогда мир вечный, и никто не будет в обиде, и купеческим кораблям чинить препятствий не будем. Станем торговлю развивать, и с этой целью предлагаю вместе построить в районе бухты Хаджибей свободный торговый город со статусом порто-франко. Назовем его Одесса.

Иван удивленно на меня посмотрел.

— Уже и название придумал, царь-батюшка. Нешто турки на такое согласятся?

— Побесятся, конечно, годик-другой повоюют, а может и того меньше. А потом подумают и в ножки нам поклонятся. Ты копию Румянцеву сделай с припиской, чтобы искал лучшее место для порта у Хаджибея и дальше Днестра к османам не лез. Зерном станем через этот порт торговать, когда излишки появятся. Турки до коммерции жадные — это у них в крови, непременно захотят в такое дело войти капиталом.