Кровавый год (СИ). Страница 14

— Записал.

Я прошелся по кабинету, собираясь с мыслями.

— Теперь для Овчинникова. Как война с Австрией начнется, переходи Вислу и иди на Львов, поднимай Галицию, бери под стражу перевалы в Карпатах. К мадьярам пока не лезь.

— Записал!

— Суворову, — я сделал паузу и решительно продолжил. — Пришло твое время, Александр Васильевич. Спускайся по Одеру с войсками от Познани, объединяйся с теми, что под Бреславлем, и всей своей силой двигай к границе Саксонии. Там ждет тебя сражение великое, коих Европа не знала. Коли победишь врагов, поворачивай на Вену. Если не действовать стремительно, по-суворовски, сможем ли мы вытянуть войну на два фронта? Это не пиши, это я сам себя спрашиваю.

— Государь, позволь вопрос, — не удержался Ваня. — Почему Саксония? Откуда ты знаешь, что все там случится? А не в Богемии, к примеру?

Я снова склонился над картой, проверяя себя. Ответил, почти не задумываясь.

— Может, и в Богемии. Но все одно путь туда лежит через Саксонию что для французов, что для отступающих пруссаков, что для нас. Фридрих-Август саксонский — слабейший из союзников, у него 20 тысяч всего войска. И французы, цесарцы должны кинуться ему на помощь.

— А как же Берлин? — немного расстроено спросил Почиталин.

— А Берлин будет брать Никитин. Хватит его орлам прохлаждаться на побережье! То есть, напишешь приказ для армии «Север»: по получении оного развернуться на юг и двигаться скорым маршем на столицу Пруссии. Да я и сам им скажу. Немедленно к войскам отправлюсь. Морем. Проверю, как у Грейга Балтийские эскадры подготовлены.

Я скосил глаза на окно, за которым виднелся Кронштадт. Его не всегда было видно, но в хорошую погоду можно было разглядеть не только бастионы, но и лес деревянных мачт у Петровской пристани в Средней гавани.

— Готово! Есть еще указания?

— Зови Новикова.

* * *

Некрасивое, но умное лицо Новикова с темными кругами под глазами озаряла довольная улыбка, скромный костюм оживляла министерская цепь — правительство уже было утверждено Земским Собором. Он имел вид человека, свернувшего гору, выполнившего тяжелую работу, усталого и одновременно возбужденного, даже отчасти гордого собой. Можно было и не спрашивать, выполнил он мое задание или нет. Неудачники выглядят иначе. Но и не спросить было нельзя — он ждал этого вопроса.

— Получилось?

— Да, государь! Все, как вы велели. Круг посвященных сведен к минимальному, тексты составлены на трех языках — на латыни, французском и немецком. Для вас сделали и на русском.

— Давай мне немецкий, — отмахнулся я.

Николай Иванович вежливо поклонился и протянул мне нужные бумаги, достав их из пухлой папки, которую принес с собой на аудиенцию. Я бегло ознакомился с их содержанием и не сдержал радостно-одобрительного возгласа:

— Отлично!

Министр просвещения вручил мне ровно то, что я заказывал — острозаточенный инструмент для манипуляции массовым сознанием католического мира. Новиков подходил для выполнения этой задачи лучше всех: как масон, всегда ратовал за свободное толкование религиозных текстов и против жесткого следованиях догмам, канонам и прочему. В обстановке полной секретности, собрав несколько доверенных лиц из Ложи, он изучил и древний свиток, и более поздний фолиант, подобрал нужные цитаты и создал памфлет о Евангелии от Симона.

Начал он с доказательства подлинности попавших в руки автора памфлета апокрифов — обстоятельства находки, трепетное отношение к ней верховной власти Российской империи (куда же без ссылок на высшие авторитеты!), обнаруженные в тексте вставки на древнекоптском языке, что характерно для рукописей того времени, рассказ про страх Ватикана, о его успешных попытках скрыть полный текст, о том, что в его архивах, наверняка, существуют оригиналы и копии. Он даже раскопал, что многие положения Евангелия от Петра не только обсуждались церковными раннехристианскими епископами, но и были частично включены в общепризнанную церковную легенду.

Частично — вот ключевое слово. Анонимный автор делал на нем акцент, а далее, поведав читателю некоторые сенсационные моменты, чтобы пробудить интерес, переходил к рассказу о конфликте Петра и Павла. Именно на этой теме было решено заострить внимание европейских верующих и полностью исключить те моменты, которые волновали нашего патриарха.

Католическая церковь обожала пугать своих мирян адскими муками. Какой ад, если в рукописи сказано четко и ясно: и праведники, и грешники в видении Петра получили освобождение, «никто не остался в аду, ибо любовь победила». Учение о вечных муках объявлялось людским вымыслом.

Следующее направление атаки — это объявление Петра критиком власти и его конфликт с адептами апостола Павлом, приверженцами догмата об искуплении. Не сказать, что в этом было что-то новое — европейский протестантизм со времен Лютера отрицал власть папы над искуплением грехов, выступал против посредничества церкви между Богом и человеком, индульгенций и прочего. Но одно дело — богословские доказательства, и совсем иное — подтверждение их мнением того, чей престол охраняется папой в Ватикане. Шах и мат! Протестанты всего мира, их правители будут в восторге! Что мне и было нужно — расколоть наметившееся объединение Европы против меня, внести разлад в общественную жизнь католических стран, в той же Франции. Гугеноты побеждены и изгнаны, но их последователи ждут своего часа. И масоны, особенно масоны. Их ложи своего не упустят и активно включатся в распространение памфлета. В этом меня заверил Новиков еще в момент получения задания.

Я интуитивно чувствовал, что вопросы веры все еще сильно занимают умы, что идея церковного обновления буквально витает в воздухе, что она, отчасти совпадая с концепциями энциклопедистов, вполне способна противостоять их безверию. Революции делает слово, лишь потом приходят исполнители. И важно, какое слово вдохновит массы, это поможет избежать многих ошибок. Та же Франция была беременна революцией, уж я-то знаю! А Европа ждала не войны, а хорошей генеральной уборки!

— Николай Иванович, ты говорил о памфлете с генералом Риччи?

Черный папа жил инкогнито в Петербурге, направляя своих людей по всей Европе. Меня беспокоила его реакция — я не мог ее просчитать. Не хотелось ссоры, но и не использовать свой шанс нельзя. Сейчас, когда мне прислали ультиматум, я решил нанести упреждающий удар.

— Да, государь, мы встречались. Его реакция меня удивила. Он не высказал недовольства историей с 5-м Евангелием, но отказался помогать с распространением памфлета. И дал несколько дельных советов. Он обратил мое внимание на труд человека, скрывающегося под псевдонимом Юстина Феброния, «О состоянии Церкви и о законной власти Римского понтифика». Идеи, изложенные в этой книги, включённой в индекс запрещенных книг, перекликаются с нашим памфлетом. Он даже назвал мне истинное имя автора — Иоганн Хонтхайм, вспомогательный епископ Трира.

Я потер руки. Как все складывается-то…

— Союзники — это хорошо, союзники в самой церкви — это прекрасно, — удовлетворенно улыбнулся я, но мою улыбку стерли следующие слова Новикова.

— Отец-генерал рассказал мне странную историю, — поведал мне министр. — В далекой американской земле Парагвай иезуиты больше ста лет обращали местных индейцев и с их помощью, руководя ими, создали прообраз «государства-солнца», в котором не было частной собственности, а общество стояло над личностью. Все достижения миссионеров настолько напугали испанские и португальские власти, что они насильно разрушили мирные общины, а самих иезуитов изгнали.

— Зачем он это рассказал? — озадачился я.

— Я не понял, — честно признался Новиков.

Хмм… Зато я понял. Генерал намекнул Новикову об участи, которая ждет его братьев-масонов. Зачем ему это? Или он предвидит финал наших отношений? Разочарован, несмотря на возрождение ордена, на открытие все новых и новых миссий и школ в Польше, а вскоре и в тех странах, которые падут перед стальной поступью моих полков? Разочарован, потому что папа так и не восстановил орден?