Кровавый год (СИ). Страница 12
Несмотря на все усилия турок, Крепкий Орешек все больше и больше оправдывал свое название. Великая мечта взять под свою контроль режим судоходства на Босфоре — все ближе и ближе к выполнимому плану.
(1) Фраза «лучший друг дипломата — это повар» принадлежит Шарлю Морису де Талейрану.
(2) Существует некоторая путаница в географических названиях. Замок Йорос и могилу Юши (Исы) часто помещают на одну и ту же гору Бейкос, хотя между ними полтора километра. У горы с могилой есть и другое название — холм Юши или «великанова гора» (Dev Dağı).
(Замок Йорос стоит там, где Босфор делал поворот)
(Йорос, современный вид. Две северные сторожевые башни появились позже описываемых событий)
(вид на гору Бейкос)
Глава 5
Время дипломатии закончилось — пришло время ультиматумов и даже пушек. К такому выводу не мог не прийти Людовик XVI, получив известия из Турции и Европы. Быть может, случились одно событие из череды произошедших, и он снова поосторожничал бы. Но их совокупность — внезапное превращение Черного моря в Русское, крепость московитов на азиатском берегу Босфора, а их полки на восточном берегу Одера и недалеко от границы Мекленбург-Шверина — стали не соломинкой, но бревном, сломавшим спину условному верблюду. Огромную империю Петра III (сложно продолжать называть царя самозванцем после состоявшегося в Петербурге учредительного собрания, утвердившего конституционную монархию с ним во главе), его победоносные армии, его опасные идеи требовалось загнать обратно в азиатские степи и славянские леса во что бы то ни стало. Уже недостаточно сил одной Австрии или одной Франции, не говоря уже про Пруссию, которую после гибели Фридриха Великого так и вовсе можно списать со счетов. Правы старые маршалы: время упущено. Только объединив усилия всей Европы, можно остановить это нашествие новых гуннов. Нужна широкая коалиция, а не то мертворожденное дитя, которое породили Вена и Берлин, и не тот фарс с Имперской армией Священной Римской империей германских государств, который умер уже в самом начале первого акта, еще на стадии оформления.
Так уж сложилось, но третья коалиция выступит как некая Католическая Лига. Австрия буквально на коленях умоляет ее создать для спасения своей лоскутной империи. Мария-Терезия спинным мозгом чувствует исходящую от России угрозу — прежде всего, для ее провинций, населенных славянами. Наша вера под угрозой! Схизматики наступают!
Король отпил из чашки свой утренний шоколад и покосился на лежащее рядом с тарелкой письмо папы из Ватикана и подготовленный секретарем вариант ответа.
«При всем моем уважении, — думал он, — вы, Ваше Святейшество, безнадежно отстали от жизни, какие крестовые походы в век Просвещения? Я от души посмеялся, когда прочел ваше послание».
Да, Католическая Лига нужна, но не такая, какой видят ее в Риме. Вступая на престол, король обещал заботиться о духовенстве, оберегать его привилегии, но снова вернуть церковникам былую силу? Нет, это невозможно и даже опасно, чревато внутренним конфликтом внутри государства. Секретарь подготовил достойный ответ, составленный в выражениях вежливых, без сарказма, но твердых. Сквозь строки письма читалось: не под знаком креста мы должны соединиться, но ради спасения европейской цивилизации. Что может принести нам Восток, кроме невежества, деспотизма и всеобщего рабства? Ваша помощь, дорогой Святой престол, тем не менее, нам пригодится: используйте по максимуму ваше влияние на Испанию и итальянские королевства, нам пригодятся все полки без различия национальной принадлежности.
Решительно подписав это письмо, король начал просматривать еще три документа: проект совместного ультиматума Российской Империи от лица Франции, Австрии, Саксонии и Пруссии (черт бы с ней, пусть подпишет), приказы военному и морскому министру послать армейский корпус в Саксонию и Богемию, а эскадры — в Проливы и на Балтику и, наконец, обращение к Генеральным Штатам о дополнительном финансировании военных расходов. С последним он предвидел большие затруднения, третье сословие снова начнет нытье и стоны о непомерности военных расходов. Одна надежда на то, что умные головы объяснят всем и каждому: Европа беременна войной и нужно скорее помочь ей разрешиться от бремени, пока не будет слишком поздно — пример Польши перед глазами. И для начала спасти Пруссию.
«Какая жалость, что армия не успела завершить реорганизацию и перевооружение и нам приходится ограничиться лишь одним корпусом — вот о чем следовало бы думать депутатам, а не о сопротивлении увеличению налогового бремени», — думал Людовик, проставляя в верхнем углу утверждающие подписи.
Закончив с документами, король отложил их в сторону и продолжил свой завтрак. Придвинул поближе еще теплое яйцо всмятку, помещенное в изящную подставку, и смело разбил ложечкой скорлупу — столь же смело, сколь он только что обошелся с корреспонденцией. Куда только девалась его обычная нерешительность?
* * *
Для работы с документами в Петергофе в моем распоряжении был морской кабинет. Из окон открывался отличный вид на балтийские просторы, умеренность вощеного дуба стенных панелей не отвлекала от раздумий, Ваня Почиталин в Секретарской был всегда под рукой… Не хватало только одного — большого стола, чтобы разложить карты. Такой стол недавно поставили по моему приказу, и сейчас он был ими завален. Я на них то и дело косился, пока изучал полученный утром из Кракова ультиматум, подписанный французами, австрияками, саксонцами и — о, смех! — пруссаками. Оставалось лишь диву даваться, как смогли уговорить робкого Фридриха-Вильгельма поставить свой автограф. Он же завалил меня слезными просьбами остановить войну, начать переговоры, обсудить территориальные уступки со стороны Берлина — с Восточной Пруссией и Данцигом он уже попрощался.
Королевство Пруссия. Оно постоянно занимало мои мысли, я никак не мог определиться с тем, какую уготовить ему судьбу. Подошел к столу, внимательно в очередной раз изучил карту. И в очередной раз изумился вывертам политической истории Европы. Пруссия — это далеко не компактное государство, с границей в районе левобережья Эльбы. За последнее столетие она умудрилась нахватать себе земель по всей Германии, а не только нагло захапать часть Речи Посполитой. Одна Восточная Фризия с выходом в Северное море чего стоит. Или владения внутри Вестфалии — княжество Хальбершатдт с графством Верингероде, графства Равенсберг, Хонштейн, Линген, Текленбург, округ Швибус, епископство Минден. Внутри герцогства Мекленбург — округ Бург. А еще графство Мёрс на левом берегу Нижнего Рейна и Марк на реке Рур, часть герцогства Гелдерн… Что-то досталось по наследству или выкуплено, что-то обменяно, что-то приобреталось после очередной европейской войнушки. Да что там говорить — даже Бранденбургская марка с Берлином не просто часть Пруссии, но еще и член Священной римской империи, а его глава — князь-выборщик. Тяжелые оковы феодализма, которые без хорошего кровопускания Европе никак не сбросить.
Допустим, я захвачу Берлин, окончательно подавлю сопротивление прусской армии, изгоню племянничка Старого Фрица и объявлю об аннексии. Что дальше? Что делать с этими прусскими эксклавами, окруженными со всех сторон недружественными, если не враждебными землями? Отдать, например, Восточную Фризию Ганноверу в обмен на признание Британией моих территориальных приобретений? Мало, что дает, если честно. Признает, не признает — плевать. А герцог Мекленбурга и архиепископ-курфюрст Кёльна, владелец Вестфалии, сто раз подумают, прежде чем строить мне козни. Достаточно послать им письмо с вопросом «сколько у вас батальонов?», чтобы они поджали хвост и стали ходить передо мной на цырлах. Вон, из Вюртемберга уже невесту мне предлагают, шестнадцатилетнюю Софию-Доротею, розанчик красы неписанной. Даже прислали ее портрет. Но на что мне розанчик? Со своими бы мегерами разобраться…