Разрешаю себе Любить (СИ). Страница 27

— Она перешла её первой! — выкрикнула та. — Она пришла и забрала всё, что было моим!

— Ничего никогда не было твоим, — сказала я. Тихо. Но чётко. — Ни сцена. Ни Арсений. Ни чужая жизнь.

Мы смотрели друг на друга, как две половинки треснутого зеркала. В трещине гнев, боль, зависть, прошлое. Всё, что уже не склеить.

Софья отвернулась. Глаза блестели, слёзы, которые она не вытерла. И выскочила из зала, хлопнув дверью.Внутри что-то рухнуло. Не победа. И не облегчение. А что-то тяжёлое. Горькое.

— На сегодня всё, — тихо сказала Полина Михайловна. — Все свободны.

Я осталась в зале одна. Среди зеркал, света, отражений. И думала: а где проходит граница между справедливостью и болью, которую мы причиняем, даже когда правы?

Раздевалка встретила меня тишиной.Разговоры стихли. Щелчки замков оборвались. Ткань перестала шуршать. Несколько взглядов быстрых, осторожных. Кто-то отвёл глаза. Кто-то застыл с полотенцем в руке.Софья стояла у зеркала. Прямая спина. Влажные волосы. Отражение острое, как лезвие. Она обернулась медленно.

— Довольна? — её голос резанул по воздуху. — Теперь ты королева сцены?

Я остановилась. Сердце стучало в горле.

— Я ничего не просила, — тихо сказала я. — Я просто сказала правду.

Софья подошла ближе. Глаза усталые, полные злости сдерживаемой из последних сил.

— Правда? — переспросила она. — Какая тебе разница, что со мной будет? У тебя есть всё: родители, друзья, Арс… — голос дрогнул. — А у меня? Одна лишь пустота.

В углу кто-то делал вид, что ищет сменку. Никто не вмешивался.Мы стояли посреди комнаты, как актрисы, которых никто не просил выходить на сцену.

— Мне тоже бывает страшно, — сказала я. — И одиноко. Но это не повод делать больно другим.

Её губы дрогнули. Может, от злости. А может от неожиданности. Но она быстро спряталась за маской.

— Конечно, — холодно бросила она. — Ты же святая.

И вышла, хлопнув дверью. Зеркало дрогнуло. Тишина осталась. Тяжёлая. Липкая. Как мокрое пальто. Остальные начали двигаться быстро, шумно будто стараясь стереть случившееся. Щелчки замков. Кремы. Шаги. Но ни слова. Не со мной

Я опустилась на лавку. Уткнулась в ладони. Лицо горело не от стыда, а от бессилия.Я хотела справедливости, а получилось, будто унизила. Хотела покоя, а получила войну.

«Ты же у нас святая…»

Заноза.

Я не святая. Я просто хотела, чтобы меня не ранили. Разве это преступление?

«У тебя есть всё…»

А ведь я никогда так о себе не думала. Просто семья. Просто друзья. Просто танец.Но, может, для неё даже это роскошь.Тепло на кухне. Мамин голос. Рука, что держит твою.Сеня.

Я вспомнила, как он смотрел на меня перед отъездом. Как держал за руку будто прощался с чем-то большим, чем просто поездка. В его глазах не было сомнений.А во мне теперь одна тревога.Если бы он был рядом… он бы, наверное, ничего не сказал. Просто был бы рядом.И, может, мне было бы легче.

— Ты в порядке? — кто-то тихо коснулся плеча. Лера.

Я кивнула. Зачем, не знаю.

— Всё будет хорошо, — сказала она. — Ты поступила правильно.

Я снова кивнула. Но внутри тишина.Сомнение растекалось, как вода по холодному полу.Я чувствовала себя изгоем среди своих. Хотя боролась за правду.Это нормально?Я не знала.

Когда раздевалка опустела, я осталась одна.И вдруг поняла:Это не финал. Это только начало. Начало чего-то неизбежного. Софья не уйдёт. Она ранена. И теперь я её символ.Лицо потери. Лицо наказания.Но я не отступлю. Не потому что сильная, а потому что больше не могу молчать, когда боль моя или чужая остаётся без ответа.Я встала. Выпрямила спину.

Сцена не ждёт, а я уже не та девочка, что боялась выйти под свет.

24

То, что произошло в балетном классе, почему-то оказалось важным далеко за его пределами. Как будто стены университета были сделаны не из бетона, а из бумаги всё просачивалось сквозь них, разлеталось по аудиториям, коридорам, курилкам.

Шёпот сопровождал меня повсюду. На лестнице. В столовой. У подоконников. Люди оборачивались. Мерили взглядами. Кто-то с интересом, кто-то с осуждением, кто-то с таким видом, будто смотрит сериал, в котором знает всех героев по именам.

Лера, проходя мимо, сочувственно похлопала меня по плечу:

— Не обращай внимания. Покудахчут и забудут. У нас каждый месяц новая драма.

Пауза.

— Хотя у вас, конечно, Санта-Барбара прямо с пером и пуантами.

Я попыталась улыбнуться, но вышло кисло. К нам подошёл Коля, всегда с рюкзаком на одном плече и вечным ощущением, что всё происходящее его забавляет.

— Ну что, — сказал он, — и до меня дошли слухи.

— И ты туда же? — вздохнула я.

— А что, — пожал он плечами, — о вас сейчас не говорит только ленивый. Даже преподы между парами сплетни чаюют.

Я горько усмехнулась:

— Приятно быть героиней университетской байки. Без контекста. Без права на ответ.

— Ну, — Коля криво улыбнулся, — зато популярность. Можешь тикток завести.

— Только если без комментариев, — пробормотала я. — Устала уже объяснять, что не крала никого и ничего.

Лера кивнула:

— Знаешь, люди не всегда хотят услышать правду. Им интереснее легенда.

И, после паузы, чуть тише:

— Но кто должен знать правду уже знает. Остальные пусть себе шепчутся. Это их привычка. А не твоя вина.

Я благодарно на неё посмотрела. Хотелось сказать «спасибо», но язык будто слипся. Слухи, как туман. Не убивают, но мешают дышать.И я снова почувствовала, как хочется, чтобы Сеня был рядом. Чтобы сказал «забей». Или просто посмотрел. Так, как только он умеет будто сразу понимает, что внутри тебя трещит.

«Та, что отбила Арса у бедной Сони»

Вот он, ярлык разлучницы.Простой, удобный. Липкий.

Как будто между нами с Сенькой не было ни лет детства, ни подъездных лестниц, ни мороженого на двоих. Как будто я антагонистка, которую нарисовали жирным маркером и выдали роль: разрушать чужое счастье.Я чувствовала, как напряжение просачивается под кожу. Как становится частью походки, взгляда, молчания.

После пар Лера потащила меня в буфет якобы за кофе, но больше, кажется, чтобы я просто не сидела одна под этими взглядами.

Мы стояли у стойки, когда она вдруг сказала:

— Хочешь, пойдём к нам вечером? Просто чай, диван и не обсуждать ничего. У Коли есть новая настолка тупая, но смешная.

Я кивнула, даже не подумав.

— Спасибо. Я… я, наверное, не очень весёлая компания.

— Да брось, — Лера улыбнулась. — Это ты не весёлая? Ты видела, как ты ругаешься, когда кто-то берёт твою зарядку?

Я рассмеялась. Впервые за день по-настоящему.И вдруг — телефон завибрировал. Сообщение от Сеньки.

«Ты в порядке?»

Просто три слова.Но от них сжалось горло.Как будто он всё-таки чувствует. Или догадывается. Или просто знает, я не умею делать вид, что мне всё равно.

Я не ответила сразу. Просто смотрела на экран. Потом выключила и положила в карман.

— Всё нормально? — спросила Лера, заметив, как я вдруг погрузилась в себя.

Я кивнула.

— Сеня написал.

— Оу… — она на секунду замолчала, потом добавила:

— Он, как якорь, да?

Я посмотрела на неё.

— Как воздух. Даже если его нет, ты всё равно надеешься вдохнуть.

Мы замолчали. Вокруг гремели подносы, кто-то смеялся за соседним столиком, в динамике играла какая-то старая песня.Но внутри было тихо. Почти покойно.Я держалась за бумажный стакан, будто в нём было что-то важнее, чем кофе.

Лера молчала. Не давила. Просто была рядом. Иногда это единственное, что нужно.Я снова достала телефон. Открыла Сенькино сообщение.

«Ты в порядке?»

Скромное, без знаков препинания. Но в этих трёх словах было больше заботы, чем во всех «держись» от прохожих знакомых.

Я медленно набрала:

«Скорее нет, чем да. Но держусь»

Стерла.

«Поговорим, когда вернешься?»

Тоже стерла.

Пальцы замерли над экраном. Потом, почти на автомате, я всё-таки написала: