Магнат Пушкин (СИ). Страница 31
Уезжали мы из морского госпиталя, когда уже начало смеркаться, на карете, любезно предоставленной нам до этого адмиралом. Не знаю как меня, но Екатерину Дмитриевну не только простые матросы, но и мичмана с лейтенантами были готовы на руках нести с другого берега Южной бухты от госпиталя до самого дома Ушакова. А это по моим прикидкам что-то более трёх вёрст. Ну а как иначе, если княжна, дочь героя войны генерала Голицына, лично исправляла зрение морякам⁈ Благо Паскевич заставил больных умерить свой пыл, и всё обошлось искренними словами благодарности да поклонами до самой земли, которых на моём веку удосуживались только вдовствующая и правящая Императрицы — самому Императору люди при встрече кланялись только в пояс.
Кстати, сам штаб-лекарь тоже не был обойдён вниманием. Из моих запасов эссенции мы ему тоже сделали перл, корректирующий зрение. За это я получил заверения, что когда настанет время, они вместе с вице-адмиралом лично подберут людей из отставников да инвалидных команд, которые будут согласны осваивать мои крымские земли.
— Думаю, наша с Алексеем Самуиловичем агитация и не понадобится, — кивнул лекарь перед нашим отъездом на группу матросов в больничных халатах, обступивших моих двоих егерей. — Глядя на ваших людей, волей-неволей захочешь к вам под руку пойти. Сытые. Холёные. Одежда, как с иголочки. Хоть сейчас под венец.
— Так эти двое уже женатые, — пожал я плечами. — Моих же крестьянок в жёны и взяли. В качестве приданного я лично за каждую бабу дал новый дом, корову и участок земли под огород. Ну и вольную каждой выписал.
— А каковы были изначальные позиции для ваших рекрутов? — поинтересовался лекарь.
— Бесплатное обмундирование, продовольственный паёк и неплохое, на мой взгляд, денежное довольствие. Про возможность получить в жёны крестьянку с приданным я также сказал заранее, — объяснил я Паскевичу, чем заманивал своих егерей почти год назад. — Первое время ветераны жили в общежитии ткацкой фабрики, которое сами же и подлатали, но я и сам в то время спал, можно сказать, на сундуках. Сейчас те, кто не женат, располагаются в двух новых общежитиях, где у каждого своя комната.
Карета медленно катила по Екатерининской улице в сторону дома Ушакова. Внутри было немного прохладно, но уютно — кожаные сиденья мягкие, окна закрыты, а Екатерина Дмитриевна, утомлённая днём, почти задремала напротив меня. Я же смотрел в окно и думал.
Мир вокруг был другой. Не тот, что год назад. Не тот, что месяц назад. Каждый день он становился чуть ближе к тому, о чём я мечтал. Медленно, будто нехотя, но он всё же двигался вперёд.
Когда-то я просто делал Перлы. Простые и сложные, полезные и не очень. Теперь же через них менялись жизни. Здоровье, а с сегодняшнего дня и зрение, возвращалось к тем, кто его потерял. Люди находили работу, дом, семью и видели новые возможности.
Может быть, это и есть настоящий прогресс — не тогда, когда появляется новая машина или артефакт, а когда люди, получившие доступ к Силе, используют её не ради власти…
А ради заботы. Ради справедливости. Ради друг друга.
Так что пусть весь мир говорит о реформах, о политике, о заговорах. Я знаю своё: первые шаги к переменам делаются не указами. Они делаются маленькими перлами и большими сердцами.
Глава 14
Ранним утром над Севастопольской бухтой, как только солнце прогнало с акватории туман, взмыли в небо гидропланы. Их силуэты, словно огромные птицы, отразились в зеркальной глади моря, прежде чем они набрали высоту и взяли курс на Киев. На борту одного из них — Императрица Мария Фёдоровна со своей свитой фрейлин, на борту другого Великий князь Николай Павлович с адъютантом и гвардейцами. А мне и моим людям предстоял путь более дальний — до самой Москвы.
Только перед самым вылетом я узнал, что после короткого визита в Киев Императрица намерена отправиться следом за нами в Златоглавую. Не ради прогулок по московским улицам или осмотра Кремля — вовсе нет. Мария Фёдоровна решила лично проверить, как обстоят дела с ремонтом Московского училища ордена Святой Екатерины, учреждённого ею в самом начале века. Оказывается, слухи о трудностях, возникших при восстановлении здания, дошли даже до её императорских ушей.
О планах Императрицы мне «по секрету» поведала Татьяна Васильевна — мама Екатерины Дмитриевны. Она подошла ко мне, когда я уже попрощался с вице-адмиралом и готов был по трапу перейти на свой дормез.
— Её Императорское Величество обещала нам с Катенькой отпуск после прибытия в Москву, — с тёплой улыбкой сказала она. — Мы с дочерью хотим провести это время в Вязёмах. Если найдёте время — заезжайте. Двери нашего дома всегда открыты для вас и ваших родных.
— Благодарю за приглашение, — ответил я, щурясь от солнечных бликов, бегающих по воде. — А могу ли я позволить себе такую дерзость, как приводниться на гидроплане прямо в вашем пруду?
— Конечно, можете, — рассмеялась Татьяна Васильевна. — Только вот интересно: откуда вы знаете, что у нас есть пруд?
— Так ведь бывал в вашей стороне, когда был ребёнком. Можно сказать, вырос в ваших краях, — усмехнулся я и пояснил. — После свадьбы моих родителей бабушка купила усадьбу Захарово — всего в двух верстах от Вязёмы. Каждое лето мы жили там всей семьёй и ходили в вашу церковь, потому что своего храма не было. Затем, после моего поступления в Царскосельский лицей, семья переехала в Петербург, а бабушка продала Захарово одной своей дальней родственнице и перебралась в Псковскую губернию.
— К сожалению, вашей бабушки в Захарово я не застала — мы получили Вязёмы по наследству только после войны, — задумчиво произнесла она. — Но вот с новой хозяйкой — полковницей Козловой — я знакома. Непростая женщина, но справная.
Женщина немного помолчала, затем добавила:
— Теперь же, раз уж так вышло, что мы соседи по прошлому, то тем более приглашаю вас в наш дом. Но теперь уже не только как князя Ганнибала-Пушкина, а и как соседа. Пусть и бывшего.
Я поклонился, принимая приглашение. Не потому, что особенно стремился в гости, а потому, что прекрасно понимал цену таким словам.
Ведь быть принятым в дом, где живёт человек, связанный с Романовыми — не просто любезность. Это признание. Что за этим последует — пока не знаю, но не отвечать же мне теперь Татьяне Васильевне отказом, как в том анекдоте: «Да иди ты на хрен со своей мясорубкой»⁈
К тому же, что-то мне подсказывает, что и к приглашению в Вязёмы, да и к самому отпуску Голицыных не иначе как приложила руку сама Императрица.
Не скажу, что при наладке производства красителей в Москве мы с дядьками вкалывали до потери пульса. Нет, конечно — не было никакого героического бега от цеха к цеху, чтобы всё вовремя успеть и ничего не упустить. Просто работали, как обычно: кто-то в поте лица своего, кто-то — с помощью Перлов, чтобы обойтись без пота вообще.
Да, кое-что пришлось достраивать буквально на лету, как тот же тарный цех, где запустили выпуск пластиковых бочек. Да, какие-то процессы потребовали доработки, а некоторые Перлы пришлось создавать, что называется " с нуля". Но это нормально. Всякое производство начинается с ошибок. Главное — чтобы ошибки эти были исправимыми, а не такими, что взрывают фабрику вместе с накопленным опытом.
Что интересно — ни разу не было такого, чтобы к вечеру ноги сами собой шли, не чуя земли. Не было такого, чтобы люди падали от переутомления, как после битвы под Бородино. Работали плотно, но с толком. У каждого был свой участок и своя задача.
Как я и обещал Петру Исааковичу, на производстве красителей мы задействовали животных. Правда, не морских свинок, как это было запланировано ранее, а обычных кроликов. А что такого? Сидит себе длинноухий ком шерсти в клетке и жуёт сено, а в это время за стенкой из стеклянного аппарата в бак сыплется краситель. Выходит неплохо — один кролик — один пуд краски в сутки. Лепота! И не нужно нанимать кучу людей — достаточно двоих работников, которые следят за ушастыми, меняют им подстилку да выносят результаты их «трудовой деятельности».