Столичный доктор. Том VIII (СИ). Страница 43

— Вот, — сказал он, вкладывая лист в кожаный бювар. — Думаю, эта бумага откроет вам больше дверей, чем я мог бы лично.

— Искренне благодарю, герр Зольбер.

Коль скоро тут иностранный сеттльмент, так стоит перекусить чем-то европейским. Получить пищевое отравление уличной едой — дело простое и быстрое, а у меня есть другие заботы. Зашел в кафе для европейцев, взял котлетку с гарниром, перекусил на скорую руку.

Когда вернулся на вокзал, Жиган стоял у входа. Он помахал мне билетом.

— До поезда еще сорок минут! — Жиган посмотрел на часы, щелкнул крышкой часов — Подают за полчаса до отправления.

— Отлично, я успею выпить чашку кофе в буфете.

В зале ожидания первого класса, отделанном на манер парижских железнодорожных станций — с чугунными колоннами, высоким стеклянным потолком и массивными деревянными скамьями — запах угля и смазки забивался тонкими ароматами китайских благовоний и какой-то незнакомой мне, но стойкой кулинарной отдушки. Я сел за маленьким столиком в буфете, потягивая отвратительный, но обжигающе горячий кофе из толстостенного стакана, и ждал объявления о подаче поезда на Шанхай.Да, в Китае надо пить местный чай — хот черный, хоть зеленый. Но он у меня уже из ушей лился.

Не успел я допить кофе, как тишину зала нарушил негромкий, но уверенный гомон. Сначала я не обратил внимания, списав на обычную вокзальную суету. Но гул нарастал, приближаясь к буфету. А затем в дверном проёме появилась фигура, которая мгновенно приковала к себе взгляды всех присутствующих.

Высокий, сутулый мужчина в роскошном шёлковом халате тёмно-синего цвета, расшитом золотыми драконами, медленно, с достоинством вошел в зал. Его сопровождали двое молчаливых, безупречно одетых слуг, которые двигались за ним, словно его собственные тени. Лицо мужчины было широким, с гладкой, будто отполированной кожей, тонкими усиками над верхней губой и редкой бородкой-клинышком. Но самое поразительное — его ногти. Длинные, неестественно изогнутые, они были заключены в изящные, богато украшенные золотые чехлы, сверкавшие при каждом движении пальцев. Похоже, это был мандарин. Чиновник высокого ранга, судя по облачению и свите. Такие люди не появлялись на вокзалах без веской причины.

Мое сердце екнуло. Уж не по мою ли душу? В Пекине я старался не привлекать излишнего внимания к своей персоне, но видимо, не слишком успешно.

Мандарин остановился посреди зала, его взгляд скользнул по присутствующим, задержался на европейцах, потом медленно повернулся в сторону буфета. И, казалось, целенаправленно остановился на мне. Он сделал легкий, почти незаметный знак рукой. Один из слуг тут же отделился от группы и направился к буфетчице. Произошел короткий, едва слышный разговор на китайском, сопровождающийся активной жестикуляцией в мою сторону. Буфетчица, круглая, краснолицая особа, повернулась ко мне с выражением крайнего удивления, смешанного с трепетом, и указала на меня рукой.

Мандарин степенно направился к моему столику. Слуги остались на почтительном расстоянии, но их взгляды были прикованы к хозяину и ко мне.

— Excuse me, sir. Do I have the honor to address Prince Batalov? — произнес он на безупречном английском языке, едва заметно поклонившись. Голос его был низким, чуть дребезжащим, но интонации — изысканными.

— Да, я князь Баталов, — ответил я, поднимаясь из-за стола и кивая в ответ. Никаких «князей» здесь не требовалось, моё имя как врача значило куда больше любого титула. Мандарин явно знал, с кем говорит. Ему тут же поднесли стул, он уселся в него. Еще мгновение — на столе появился чайник, чашки, китайские пирожные из риса.

Мандарин представился. Звали его Линь Вэньбо и он был вторым секретарем министерства двора. Я все думал, как этот Линь будет с такими ногтями управляться с чайником, но все разрешилось чужими руками — слуга налил в пиалу чай, поднес ее мандарину. Прямо к лицу! И тот даже ни к чему не притронулся! Вот это уровень. Даже интересно, как ему задницу подтирают? Видимо есть отдельный слуга для такого.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался я, поглядывая на часы на стене буфета.

Линь начал долго и муторно объяснять мне свое дело. Некая высокопоставленная особа страдает многолетними желудочными проблемами. И хотела бы получить консультацию такого светилы, как я. Раз уж я в Пекине. Разумеется, меня ждет большой гонорар.

— Эта особа, ради которой на вокзал срочно приезжает мандарин такого ранга — влоб спросил я — Это императрица Цыси?

Линя чуть удар не хватил. Он поперхнулся чаем, ударом ноги оттолкнул от себя слугу.

— Мистер Баталов! Это крайне некорректный вопрос, на который я отказываюсь отвечать!

В этот момент по вокзалу разнесся протяжный, низкий гудок паровоза. Гудок моего поезда. До посадки оставались считанные минуты.

— Раз отказываетесь отвечать, то я отказываюсь ее осматривать. У меня есть более срочные дела.

Линь был потрясен. Его лицо покрылось багровыми пятнами, глаза вытаращились, а руки в золотых чехлах задрожали. Он резко взмахнул длинными шёлковыми рукавами своего халата — жест крайнего возмущения и негодования.

Я встал и направился к выходу из буфета. Можно ли сказать, что из-за меня случится дипломатический скандал между державами? Вполне. Но мне было на это плевать.

Глава 20

Подъ Мукденомъ. Опять потянулись дни томительнаго затишья. Мѣстами японцы пробовали наступать, но вяло и нерѣшительно. Среди непріятельскаго боевого расположенія замѣчается крайняя напряженность. Посты и сторожевыя охраненія усилены; увеличено количество сторожевыхъ собакъ.

ВѢНА. Въ дипломатическихъ сферахъ говорятъ, что Японія нѣсколько недѣль тому назадъ неофиціально запросила Австро-Венгрію, не можетъ ли она принять на себя роль мирнаго посредника, и не согласится ли императоръ Франц-Іосифъ, какъ старѣйшій изъ европейскихъ монарховъ, взять эту роль на себя.

ЛОНДОНЪ.«Central News» настаиваетъ, что Китай обратился къ великимъ державамъ съ нотой, въ которой жалуется на опустошеніе войсками его провинцій. Сотни тысячъ китайскихъ семействъ лишены крова и средствъ къ существованію. Имъ угрожаетъ голодъ. Китай проситъ державы оказать содѣйствіе къ окончанію войны.

К счастью, отправление поезда никто не задержал. Видимо, господин Линь предпочёл сначала доложить о провале переговоров начальству, а уж потом — ждать новых указаний. Инициатива, как известно, наказуема, особенно в таких структурах, где наказание — главная форма обратной связи. Я задумался, присылает ли двор своим проштрафившимся чиновникам шелковый шнурок с намеком?

Потом мои мысли перескочили на тему, как шпион в Мукдене сумел отправить телеграмму в Пекин? Там же жесточайшая цензура на почте. Или известие о моем приезде поступило от пассажира поезда, на котором я приехал? Кто-то следил за моими перемещениями, и пока мы точили лясы в консульстве, начальник прибыл на вокзал? Ответ я себе сформулировал так: мне это не интересно. Я еду в Шанхай, а императрица, или кто там еще, обойдутся как-нибудь.

Так что я смотрел в окно, наблюдая, как перрон дернулся, а потом потихонечку начал уходить назад, исчезая в шлейфе от паровоза. Ничего не кончилось, приказ из дворца могут передать посредством упомянутого телеграфа, но просто так меня не остановить. Надо будет — прорвемся с боями.

— … Но там ждать всего три часа, короткая пересадка, — вырвал меня из дум голос Жигана.

— Стоп, я пропустил, что ты сказал? — оборвал я его.

— Так говорю, прямого до Шанхая нету, пересадка в Сюйчжоу, — Жиган прочитал название станции из записной книжки. — Будем там завтра примерно в это же время. Три часа — и поезд до Нанкина. Паромом на другой берег, и уже оттуда — Шанхай напрямки. Если повезет, за сутки доберемся.

— Спасибо, — кивнул я. — Даст бог, доедем.

Как же я ненавижу это неспешное пыхтение по железке, густо разбавленное необязательностью местных специалистов. Всё у них через известное место — и заправка паровоза водой, и загрузка углем, и остальное без исключения. Вот поэтому здесь не расписание, а «примерно будем». Человек полагает, а китайская железная дорога располагает.