Столичный доктор. Том VIII (СИ). Страница 41

— Это хорошо, — сказал я так же холодно.

— И… — она сделала шаг ближе, понизила голос еще больше. — Я… очень сочувствую тебе… насчет Агнесс. Я знаю, как это тяжело. Когда… когда постоянно боишься. За близких. Здесь. На войне. Если… если я могу чем-то помочь… любой помощью… Скажи.

Она смотрела на меня с искренним, неподдельным сочувствием. Мне почти стало стыдно за свою холодность. Но только почти.

— Благодарю, Ваше Императорское Высочество, — повторил я, не смягчаясь. — Но сейчас… сейчас уже ничем нельзя помочь. Всё, что можно было сделать, уже сделано. Или потеряно.

Лиза кивнула. Ее плечи слегка опустились. Она ничего больше не сказала. Развернулась и медленно, почти сгорбившись, пошла прочь, к оставшейся свите императора.

После уже всё прошло без эксцессов. Раздали всем подарки, Бурденко прикололи орден прямо к нательной рубахе. Вроде все начали стягиваться к машинам кортежа. Я об обещанной аудиенции не вспоминал. Мне от государя-батюшки надо только одно: чтобы он поскорее забыл обо мне, желательно, навсегда. В конце концов я Ли обещал дать императору ответ, если он задаст вопрос.

Но Николай смог меня удивить еще раз. Он что-то сказал свитским, повернулся, и пошел ко мне. Тут, правда, и расстояние было плёвое, метров пять, но всё же.

— У нас осталась еще беседа наедине.

— Да, Ваше Импе…

— Давайте по имени-отчеству, когда мы без свидетелей.

— С удовольствием, Николай Александрович.

Такой привилегии у меня не было. Помнится, в прошлые разы дозволялось обращаться «Государь».

— Вы мне покажете свой кабинет?

— Прошу, — я махнул рукой в нужном направлении, и пошел рядом. — Прикажете подать чаю?

— С удовольствием, — ответил он. — По правде, устал.

Мы сидели у меня в кабинете и пили чай из трофейных чашек, закусывая китайскими печеньками. А что сделаешь — чем богаты, тем и рады. Николая не смущали ни спартанская обстановка, ни крохотные размеры помещения.

— Я хочу вам предложить вернуться в Петербург. Николай Васильевич просит об отставке по состоянию здоровья. Пост министра будет вашим.

— Благодарю, Николай Александрович. Исключительно в интересах дела вынужден отказаться. Моего административного таланта не хватит, чтобы возглавить такое большое ведомство. Согласившись, я вас подведу. Я и с одной больницей еле справляюсь.

— Мне докладывали, что справляетесь хорошо.

— Это мой потолок. В министерстве есть люди, которые справятся с этой задачей гораздо лучше.

— Вы о господине Семашко говорите? — улыбнулся император.

— Да. Николай Васильевич с самого начала его службы отметил выдающиеся способности организатора здравоохранения. Еще будучи простым помощником, он в одиночку разработал программу, равных которым я не видел.

— Интересно. И что же помешало воплотить ее в жизнь? Дайте, я угадаю. Она очень дорогая?

— Денег всегда не хватает.

— Скажите, Евгений Александрович, а что вы думаете об этой войне? — не меняя интонации, спросил царь. — Каким вы видите ее итог?

— Мы должны уйти. Торговать, влиять — да. Но не удерживать. Слишком чужая это земля.

— Благодарю за честность, — поднимаясь, сказал Николай.

— Другого и не замышлял, — поклонился я.

— Проводите меня, — велел император и пошел к двери.

Я стоял посреди двора. Церемония окончена. Визит завершился. Машины выезжали одна за другой. Ко мне подошел Боткин.

— Еще раз примите мои поздравления, Евгений Александрович.

Блин, а орден я так и не снял. Хорошо же я, наверное, смотрюсь с этой красной лентой посередине госпитального двора.

— И вам спасибо. Это ведь ваши ходатайства?

— Самое малое, что я мог сделать.

— Евгений Сергеевич, обращаюсь к вам как к официальному представителю Российского общества Красного Креста.

— Да?

— В связи с личными обстоятельствами, связанными с эвакуацией члена семьи, состоящего в штате Красного Креста, прошу принять мою отставку с поста главного врача госпиталя. Обязанности до подтверждения возлагаю на доктора Александра Васильевича Михеева. Письменное заявление у меня в кабинете.

— Понимаю. Я оформлю всё, как должно.

Мы пожали руки. И я наконец выдохнул.

Глава 19

На театрѣ войны

На югѣ было блестящее дѣло отряда генерала Мищенко въ тылу японцѣ. Есть плѣнные. Они подтверждаютъ слухъ о напаиваніи солдатъ передъ боемъ. Японцы укрѣпляютъ позицію въ 15 верстахъ отъ Мукдена. Началась сильная жара, доходящая до 55 градусовъ Ц. Раненые наши офицеры и солдаты не хотятъ оставлять строя. Духъ войскъ особенно приподнятъ извѣстіемъ объ отбитіи штурма позицій при Мукдене.

РИМЪ,1-го (14-го) іюля. Газета «La Tribuna» сообщаетъ, что вчера русскій посолъ князь Урусовъ подписалъ контрактъ о поставкѣ 100 000 панцирей Бенедетти для нуждъ русской арміи. Панцири защищаютъ отъ ружейныхъ пуль. Цѣна на каждый панцирь опредѣлена въ 15 ₽ Срокъ поставки — 2-го августа непосредственно на театръ военныхъ дѣйствій.

Меньше всех обрадовался моему отъезду новоиспеченный главный врач. Пусть и с приставкой «и. д.», но все понимали — это ненадолго, пока Боткин не подпишет бумаги у Ивана Петровича Балашова, главного уполномоченного Красного Креста. Всю прелесть этой работы я дал почувствовать Александру Васильевичу с самого начала, и он прекрасно понимал, что радости в этом намного меньше, чем горечи и разочарования.

С Бурденко я попрощался на последнем обходе. Видно было, что он тяготится своей ролью в случившемся. И я напомнил ему, что жду в Базеле в любое время. Неважно даже, сдаст ли он экзамен на врача, или нет. Это я ему и сам могу устроить.

Вера Игнатьевна молчала, и даже вроде избегала меня. Только когда я уже садился в повозку, подошла, перекрестила, и, обняв, поцеловала в щеку.

— Помогай вам Господь, — сказала она. — Верю, у вас всё получится.

— И вам того же. Прошу только, не ленитесь, напишите хотя бы статью о своей перевязке. А лучше — несколько. Это стоит затраченных усилий. Обещайте.

— Куда от вас денешься, — вздохнула она. — Придется обещать.

Пожалуй, только на вере всё пока и держится. Если приплюсовать к прошедшему времени дорогу — а это в лучшем случае неделя, и предположить, что поиски и эвакуация Агнесс займет минимальные сроки… Что там с раной произойдет?

Когда Жиган накануне сообщил, что места в поезде до Пекина нашлись, я подробности не уточнял. Да хоть в солдатской теплушке, мне какая разница? Комфорт — дело хорошее, но сейчас важнее скорость. Часики тикают, а в голове всё мелькают картины возможного развития событий, с патологоанатомическими подробностями. А это радости не несет совершенно никакой.

На вокзал мы приехали рано, до отправления поезда оставался еще час с хвостиком, но народу тут было намного больше, чем в мои прошлые визиты сюда. Кому война… Местные на базировании здесь большого количества войск изо всех сил делали гешефт. Продавцы еды и всяких нужных мелочей, попрошайки, носильщики — всего хватало с избытком. Несмотря на раннее утро — солнце только недавно взошло, жизнь кипела. Спасибо Жигану, который взял на себя роль ледокола, в кильватерном следе которого я с легкостью преодолевал толпу.

Ого, а мы первым классом едем! Тит Кузьмич и тут показал себя талантливым решателем проблем. Под первый класс отведено всего четыре купе, в оставшейся части вагона расположился второй, его заняли офицеры и чиновники рангом пониже. Меня отдельное купе порадовало только тем, что можно отгородиться от остального мира. Вот уж чего не хотелось, так это общаться с кем бы то ни было. А я проходя по вагону, как минимум однажды услышал свою фамилию, произнесенную специальным секретным полушепотом.

Купе оказалось старым, но добротным: обитое мягким, чуть вытертым в местах для сидения сукном, с небольшим столиком у окна, зеркалом и тремя крючками для одежды. Я поставил свой саквояж, и Жиган тут же начал раскладывать вещи — в пути нам предстоит провести не один час, всё нужное должно быть под рукой.