Столичный доктор. Том VIII (СИ). Страница 40

Он протянул руку в сторону и в ней тут же оказался футляр сандалового дерева, простой, без финтифлюшек, но с гербом. Николай открыл его, и достал серебряную звезду. Сам прикрепил ее слева на груди. Следом пошла красная лента с крестом. И ее он надел мне через левое плечо, поправив какую-то складку. И только после этого отдал футляр.

— Есть еще одна награда, неофициальная. Особо отличившийся получает право на аудиенцию и личную беседу с императором.

— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — поклонился я. — С удовольствием воспользуюсь предоставленной привилегией.

Это что? Чтобы не обижался, что кышнули с должности? Что совесть взыграла — не верю. И что подлодки с самолетом оценили — тоже. Загадка.

— Это не всё. Российское общество Красного Креста также решило отметить ваши заслуги. Господин Боткин, — император повернулся и поманил Евгения Сергеевича.

— За разработку системы эвакуации раненых и внедрение новых способов лечения, что привело к значительному сокращению человеческих жертв, князь Баталов Евгений Александрович награждается золотой медалью Общества Красного Креста, — слегка скандируя, провозгласил Боткин.

Вот это награда, повыше всяких орденов.

— Благодарю за высокую оценку моих скромных трудов, — снова поклонился я. — Но хочу сказать, что мы все здесь работали не за награды, хотя получить их весьма приятно. В первую очередь мы руководствовались нашим врачебным долгом, и именно его исполнение привело к столь высокой оценке.

Пока происходило броуновское движение после награждения, я остался на месте. Вот бы сейчас закатить сюда штук пять транспортов с ранеными, как под Фэнхуанчэном. Чтобы крики, вой, мат. И запах смерти. Чтобы с сортировки еще живых с черными метками оттаскивали в палатку, наскоро уколов морфий. И санитар, нагрузив тележку, вёз ампутированные конечности хоронить в госпитальный отвал. Чтобы одуревшего от наркозов фельдшера, покурившего натощак, тошнило под палаткой. Вот было бы весело. Хоть раз в жизни черпнули бы полной ложкой то, на что погнали людей.

Я поправил ленту с орденом и пошел к собирающейся у входа толпе. Пора возглавить шествие по госпиталю. Сейчас пройдем парадным шагом, поулыбаемся, и всё закончится.

Раненые лежали тихо, укрытые чистыми одеялами. У нас они и так не грязные, на прачечной не экономим, но тут получился прогиб. Думаю, император живет в убеждении, что вокруг все пользуются только новыми вещами.

Началась раздача подарков. Какие-то очередные кружки и пряники с ладанками. Не знаю, заглядывать неинтересно было. Но раненые брали эти сверточки с удовольствием. Как же, царский подарок! Дома спрячут за иконостасом, будут раз в году доставать и показывать всем желающим.

Вдруг один из спокойно лежащих вскочил, начал что-то кричать бессвязно, захрипел, срывая с себя повязку. Зрелище не для слабонервных, конечно.

Михеев рванулся первым. Быстро, уверенно, без суеты.

— Тише, братец, тише… Сейчас, сейчас… Тебе снится. Ты в госпитале. Всё хорошо.

Вот откуда у них силы берутся? Немаленький Михеев еле удерживал раненого, который по идее должен лежать тихо и уставать даже после того как кружку в руках подержит.

Такое случается. После фронта — слишком часто. Человеческий мозг не может без конца держать в себе этот ужас. Мы уколем, он уснёт.

Император стоял неподалёку. Его лицо — багровое, напряжённое. Плечи дрожали. Глаза — стеклянные. Он смотрел не на солдата. На меня. Как будто я подговорил раненого на буйство.

Генералы вокруг сгрудились, пытаясь поглотить эту неловкость. Кто-то уже что-то шептал.

Что ж, Ваше Величество, добро пожаловать в реальную жизнь.

Я посмотрел в сторону. Великая княгиня смотрела на меня. Её лицо было бледным, но спокойным. Наши взгляды встретились. И я… подмигнул ей. Легко, дерзко. Словно говоря: вот она — наша жизнь, без лаков и позолоты. Настоящая.

На её лице промелькнула еле уловимая тень… понимания?

Император взял себя в руки. Кивнул сухо, словно проглотив что-то острое.

— Ваше Императорское Величество, — произнес я ровно. — Прошу прощения за инцидент. Солдат в бреду. Последствия контузии и лихорадки. Мы им займемся.

— Благодарю, князь, — произнес он, наконец, голос его все еще дрожал. — Прошу продолжать работу. Наверное, мы продолжим обход, — он обвел взглядом медиков. Его взгляд остановился на Гедройц, — … с Верой Игнатьевной. Прошу. Покажите нам условия и методы работы. Говорите, у вас первый на фронте кабинет икс-лучей? И где же господин Бурденко?

Гедройц выпрямилась, коротко поклонилась.

— Почту за честь, Ваше Императорское Величество.

И все пошли, будто ничего не случилось. Опыт, конечно, не пропьешь. То, что я видел настоящие эмоции самодержца — редкость.

В этот момент ко мне неслышно подошел Ли. Он стоял рядом, не приближаясь вплотную.

— Друг мой, — сказал он по-русски, почти без акцента. — Вы работаете… очень хорошо.

— Я стараюсь, учитель.

— Новости из столицы, — продолжил он, глядя куда-то в сторону. — Адмирал Алексеев… его прошение об отставке, как вы знаете, подписано. Больше он вам не навредит. И господин Витте… тоже близок к отставке. Говорят, сам подаст в ближайшие дни.

Я пожал плечами. Мне было все равно. Я волновался только за Агнесс.

— Все идет, как должно идти, — продолжил Ли. — Не все в Петербурге довольны войной. Не все считают её нужной. Есть и те, кто понимает, что нужно начинать мирные переговоры.

— Это будет зависеть от японцев.

— И от них тоже. У меня просьба. Одна, главная. Мы договаривались.

Он повернулся ко мне, темные глаза его смотрели внимательно. Я вспомнил. Да, было такое еще в бытность моей работы в Москве. Это как договор с дьяволом — тоже требуют оплату в самый неподходящий момент.

— Он сейчас будет беседовать с вами, и спросит. Ваш ответ: Маньчжурия должна остаться за Китаем. Больше ничего.

— Хорошо. Я все понял.

— Я добился для вас одной возможности, — произнес Ли. — В любое время. Приезжать в Царское Село. Вам будет дана постоянная литера.

Постоянный пропуск в Царское Село. Золотой ключик от дверей к высшей власти. Возможность доносить свои мысли прямо до Императора, минуя любые инстанции. Вернуться в эпицентр событий, получить влияние, возможности… Все, о чем я, наверное, тайно мечтал в самые тяжелые моменты. Я вздохнул. Опять меня опутывают паутиной обязательств.

Но сейчас… Сейчас я был посреди госпиталя, среди криков раненых, запаха крови и грязи. И в глазах у меня стояло бледное лицо Агнесс, которая поехала за мной на край света.

— Благодарю вас, учитель, — сказал я ровно, без колебаний. — Это очень щедрое предложение. Но… сейчас меня волнует только… судьба жены. Но вашу просьбу я выполню. Если прозвучит вопрос, ответ будет нужным.

Ли чуть прищурился. Он понял. Понял, что все его предложения, все ключи от дверей власти ничего не стоят перед этой простой, человеческой тревогой. Он кивнул. Опять едва заметно.

— Понимаю, князь. Понимаю.

Он отошел. Растворился в свите, в тени генералов.

И тут ко мне подошла Елизавета Федоровна. Она шла медленно, её лицо было печальным.

— Женя… — начала она тихо. — Я хотела… извиниться еще раз за нашу последнюю встречу. Там… на перроне. Я была не права. Не должна была…

— Не стоит, Ваше Императорское Высочество, — прервал я её холодно. Мне было больно на нее смотреть. Больно от того, что она приехала, что она здесь, что она… всё равно принадлежит тому миру, который только что показал свою суть через крики солдата. И который поставил под угрозу жизнь Агнесс.

— Я… хотела сообщить о детях, — продолжила она, игнорируя мою холодность. — Сын… и дочь. Они в Петербурге. С ними все в порядке. О них хорошо заботятся. Они… растут.

Дети. Наши дети. Далекие, в другом мире, в другой жизни. Образ их мелькнул перед глазами — чужие, почти незнакомые лица, которые я видел только на фотографиях. Частица меня, живущая отдельно. Но даже мысль о них не смягчила меня сейчас.