Локки 7. Потомок бога (СИ). Страница 14
И, судя по всему, Клавдия Ивановна, хозяйка бородавки, не в курсе дел Альфреда Георгиевича, иначе бы она с таким жаром не защищала его по телефону и не повела бы Петра на второй этаж, где постояльцы могут сказать ревизору, что не всё гладко в этом госпитале.
Возможно, Клавдию Ивановну только-только приняли на работу, и она ещё не попробовала местную кухню.
Я тяжело вздохнул, разрываясь между рациональным желанием сэкономить время и жаждой подольше поиграть в кошки-мышки с местными погаными людишками. Они же явно выманивают деньги у больных под всякими надуманными предлогами. А те и так попали сюда не от хорошей жизни. И верх подлости наживаться на низ.
Мне хотелось заставить Альфреда вместе с его подручными нервно дёргаться и потеть от ужаса, осознавая, что они на грани разоблачения. Но время… время. Его у меня не было. Слишком много других дел жалобно глядят на меня, ожидая моего внимания. Посему я решил играть в открытую, дабы поскорее разобраться со всем этим.
Натянув на физиономию грозную гримасу, я поднялся по ступеням и очутился на втором этаже. Там меня встретил очередной коридор, залитый тусклым светом нескольких ламп. На каждой двери красовался медный номерок, а возле выкрашенных голубой краской стен прикорнули потрёпанные диванчики, журнальные столики с графинами воды и фикусы в кадках.
— Нельзя, нельзя, к больным нельзя. Ночь же на дворе. Они все спят, — жарко протараторила Петру запыхавшаяся тётка, ранее разговаривавшая по телефону с Альфредом Георгиевичем.
— Да они наверняка уже все проснулись, — проговорил Пётр, хмуря брови.
— Угу, — на голубом глазу поддакнула Клавдия Ивановна.
— Помолчи, — строго бросила ей ещё одна женщина.
Она впервые показалась мне на глаза. Сухопарая, высокая, средних лет, в белом халате и с рыжими волосами, кое-как собранными в пучок на затылке. Видимо, она спала сном праведника, а тут такой «подарок». Вот ей и пришлось экстренно просыпаться.
— Вернись на первый этаж к Громову, — властно бросила рыжая Клавдии Ивановне.
— А я уже пришёл.
Все четверо посмотрели на меня. И в глазах раскрасневшейся после бега тётки расплескался страх.
Рыжая тоже в лёгкой панике облизала губы, но тут же взяла себя в руки и мягко произнесла, нацепив приветливую улыбочку:
— Господин Громов, для нас большая честь видеть вас в нашем госпитале. Позвольте представиться, маг-лекарь Мария Юрьевна из рода Трифоновых. Пойдёмте в комнату отдыха, там я вам всё расскажу о нашем учреждении.
— Пожалуй, я лучше поговорю с больными. Думаю, они-то и поведают мне о вашем учреждении.
Тётка-простолюдинка слабо застонала, готовясь грохнуться в обморок и пробить дыру до самого подвала.
А вот Мария Юрьевна оказалась заметно крепче. На её бледное лицо набежала тень осуждения, и она непреклонно выдала:
— Господин Громов, при всём уважении, но я не могу позволить тревожить больных среди ночи. Им нужен покой и отдых. Тем более многие уже получили предназначенные им препараты, посему спят весьма крепко. Ежели вы так жаждете пообщаться с ними, то я могу предложить вам приехать через день-другой.
Ага, чтобы вы к этому времени завезли сюда других больных, более лояльных к вам. А тех, с кого требовали деньги, отправили на все четыре стороны. Нет, дорогуша, так не пойдёт. Интересный, конечно, ход, но я всё-таки Локки, а не идиот какой-то.
— Мария Юрьевна, вы забываете, что я Рука императора. У меня нет времени на то, чтобы возвращаться сюда. Я поговорю с больными, и никто мне не помешает: ни вы, ни боги.
— Я буду жаловаться! — вскрикнула она, увидев, как я решительно открыл ближайшую дверь.
— Мамочки, — донёсся до моих ушей полузадушенный писк тётки-простолюдинки.
— Господа, тысяча извинений, но у меня к вам разговор, — произнёс я в темноту, нащупал на стене выключатель и щёлкнул рычажком.
Хрустальная люстра осветила уютную комнату с дорогой резной мебелью, персидским ковром на полу и парой мягких кроватей с таращащими глаза мужчинами средних лет. Судя по физиономиям обоих, они уже давно не спят, а прислушиваются к происходящему в госпитале.
— Доброй… э-э-э… ночи, — пробормотал я, удивлённым взором скользя по роскошно убранной комнате. Даже язык не поворачивается назвать это помещение палатой. — Всё ли у вас хорошо, господа? Как к вам относятся? Лечат? Говорите смелее. Я Александр Громов, Рука императора.
Мужчины наперебой начали уверять меня, что они тут катаются как сыр в масле. Мол, их чуть ли не в задницы целуют.
— Вот видите! В нашем учреждении всё замечательно! — выдала рыжая, подойдя ко мне и укоризненно покачав головой.
— Господа, если вы, скажем так, темните, то этим самым делаете хуже тем, кто прибудет после вас, — строго посмотрел я на дворян.
А то, что это были дворяне, сомнений не вызывало. Правда, вряд ли они имели титулы.
Один из них бросил быстрый взгляд на рыжую. А та на миг сделала страшные глаза.
— Все хорошо, — скомканно улыбнулся мужчина и помахал мне забинтованной правой рукой, лишённой кисти, после чего ойкнул и махнул здоровой левой. — Простите, господин Громов, пока не могу привыкнуть к своему увечью.
— Мы обязательно сделаем для вас всё, что в наших силах! — жарко заверила его рыжая и поторопила меня: — Рука императора, прошу вас, дайте больным возможность отдохнуть. Мне думается, что вы уже убедились, какой у нас замечательный госпиталь.
Она поспешно закрыла дверь комнаты. А я решительно двинулся по коридору.
— Куда же вы, господин Громов⁈ — вскричала за моей спиной рыжая и бросилась следом.
— Меня не обманет этот цирк. Обычная вип-палата, и двое бедолаг, готовых покрывать вас за хорошее к ним отношение, — процедил я и подошёл к той двери, которую своими могучими телесами прикрывала тётка, говорившая с Альфредом Георгиевичем. — Прочь!
Та испуганно пискнула и отскочила в сторону. А я толкнул дверь и включил в комнате свет. Моргнула тусклая лампочка, осветив простенькую палату с кафельным полом и потрескавшимися голубыми стенами, навевающими желание умереть.
Воздух здесь пах лекарствами и крепким мужским потом. А на панцирных кроватях обнаружились двое хмурых парней. Один мрачно взглянул на меня глубоко запавшими глазами, держа поверх одеяла культю правой руки.
А в другом парне я не сразу признал Румянцева. Здоровяк сильно сдал: исхудал, глаза потеряли блеск, а на лице царила непроглядная апатия. Кажется, потеря ноги вогнала Доброслава в чернейшую депрессию. Оно и понятно. Ещё вчера он был юным, сильным и здоровым магом, любимцем девушек, а теперь Румянцев явно считал себя ни на что не годным калекой.
Он смотрел во тьму за окном, будто не замечая меня.
— Румянцев, — проговорил я, сглотнув ком, вставший в горле. — Дружище.
Тот никак не отреагировал. Зато подала голос рыжая. Она судорожно выдохнула, явно обращаясь к Петру, замершему в коридоре:
— Господин Громов знает Доброслава Румянцева?
— А вы думаете, он просто угадал его фамилию? — иронично выдал простолюдин.
— Бо-о-оги, — донёсся до меня шёпот женщины, понявшей, что уж мой знакомец Румянцев точно расскажет обо всём, что тут происходит. Вот только бы расшевелить его.
— Доброслав, — взял я его за безвольную исхудавшую руку. — Это я, Александр Громов. Посмотри на меня, боец. Отбрось хандру и уныние! Я клянусь всеми богами, что верну тебе ногу. Твоя новая нога будет ещё лучше старой!
Парень будто нехотя повернул голову, и в его тусклом взгляде что-то замерцало…
Глава 8
По окну снова барабанил дождь, а мрачное ночное небо чуть ли не до земли разрезали зигзаги ослепительных молний. Их отблески проникали в небольшой уютный кабинет с книгами по медицине, расставленными на полках книжного шкафа, соседствующего с рабочим столом п-образной формы.
Я восседал за этим самым столом, нагло закинув на него ноги. А сам хозяин кабинета скромно устроился на краю резного стула, обосновавшегося перед столом. Альфред Георгиевич всеми силами старался быть незаметным. Кажется, он пытался изобразить из себя пиджак, накинутый на спинку стула. Но ему мешал яркий свет из настольной горбатой лампы, которую я направил прямо в его бледное толстощёкое лицо, потеющее от ужаса. Маг весь сжался. Даже его сальные светлые волосы будто бы стали короче.