Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 30

Наконец проводив Клавдию до дома и, пообещав, что завтра сходит с ней в кино, чтобы побыстрее отвязаться от девушки, он двинулся через зловещий пустырь в полном одиночестве. Самопал улучшенной конструкции, который производил свой единственный выстрел примерно также как и пистолет, Тарас загодя спрятал во внутренний карман пиджака. И с каждым шагом в этих потёмках, что окутали окрестности, его правая рука самопроизвольно тянулась к оружию. А ближе к середине опасного отрезка пути он, уже не стесняясь, засунул руку под пиджак и держал палец на спусковом крючке. При этом Тарас постоянно крутил головой по сторонам. Но больше всего его внимание привлекал высокий тополь, мимо которого шла тропинка.

И вдруг какой-то большой сгусток тьмы выпрыгнул из-за ближайшего огорода. И так как молниеносная атака пошла совсем с другой стороны мой знакомый замешкался, растерялся и пока вытаскивал самопал, эта зверюга успела махнуть своей огромной лапищей. Что характерно нападение произошло в полной тишине. И двухметровый оборотень первым же ударом опрокинул Тараса наземь, а самодельный пистолет улетел куда-то в траву.

«Не подходи», — прохрипел он и, схватив какой-то дрын, что очень удачно оказался под рукой, резко им отмахнулся. Однако для большущей зверюги такой детский способ самообороны не вызвал ничего кроме усмешки, и Тарас услышал какое-то шипящее бульканье, смутно напоминающее смех животного. Поэтому в следующее мгновенье, когда оборотень навис для решающего удара, мой знакомый приготовился умереть.

Но внезапно раздался громкий хлопок, и яркая вспышка на пару секунд ослепила Тараса. Оборотень впервые протяжно, громко и жалобно взвыл, словно пёс, получивший смертельную рану, грохнулся в сторону и откатился на несколько метров. За это время Тарас успел вскочить на ноги и рассмотреть, как чёрный силуэт зверюги улепётывает в сторону леса.

«Кто стрелял?» — заикаясь, произнёс он.

«Это я — Клава, — пискнула девушка, с которой он танцевал весь вечер. — Я подумала, что после меня ты побежишь гулять с другими девками и решила проследить. А тут вдруг это чудовище, а у тебя пушка выпала. Вот я и выстрелила».

«Это ты удачно выстрелила», — захохотал Тарас.

— Ну и что, чем дело кончилось? — спросил Крамаров, когда я сделал небольшую паузу, чтобы хлебнуть чаю. — Оборотня-то поймали?

— Нет, — буркнул я. — Наутро обшарили все окрестности, и ничего, пусто. Зато днём помер один дачник, старичок божий одуванчик, и на боку у него была большая огнестрельная рана. На него в деревне и внимания никто не обращал. Он по утрам ходил на рыбалку, а днём сидел на пустыре, читал газеты и смотрел, как детишки гоняют мяч.

— Оборотней не бывает, — сладко потянулась Нонна.

— Когда приехала милиция и стали проверять разные факты, то удалось выяснить, что этот дедушка работал бухгалтером на одном оборонном заводе и брал отпуск всегда на один и тот же месяц июнь, — возразил я. — И в тех деревнях, где он отдыхал, происходили похожие события: убийства животных и пропажи людей. Вот и не верь после этого в нечистую силу.

— А что случилось с Тарасом, с Клавой и той черноволосой городской красавицей? — заинтересовался Сава Крамаров.

— Тарас и Клава сыграли свадьбу, — улыбнулся я. — А с черноволосой красавицей мой знакомый случайно встретился после войны, когда зашёл в местный горком. Она там работала каким-то инструктором, и, кстати, его узнала и поздоровалась. Тарас, конечно же, спросил: «Скажите, почему тогда на танцах вы не пошли со мной танцевать?». И она прямо ответила: «Вы, Тарас, мне сразу понравились. Но я подумала, что если мы сейчас потанцуем, то я обязательно влюблюсь, выйду за вас замуж и останусь жить в вашей деревне навсегда. А мне жить в деревне, извините, не хотелось. У меня были другие планы». Вот такая история.

— Намекаешь на то, что не в красоте счастье? — хмыкнул Крамаров.

— Намекаю на то, что жизнь непредсказуема, — буркнул я. — И давайте спать. Завтра тяжёлый день.

Глава 12

Дату вторник 8 сентября 1964 года в своём блокноте я обвёл жирной линией. Может быть, когда стану старым и немощным, то на пенсии буду вспоминать и рассказывать газетчикам, как снял первый научно-развлекательный киножурнал в СССР. Примерно так думалось мне, когда перед съёмкой я вносил в оригинальный студийный антураж последние штрихи. И выглядела моя студия следующим образом: на заднем плане разместилось огромное рисованное звёздное небо, именно на его фоне летал «Сокол тысячелетия», и дополняли эти нарисованные звёзды семь здоровенных глыб астероидного пояса, которые были подвешены к потолку.

Кроме того с боков по моему заказу художник-постановщик Юрий Куликов установил высокие книжные полки, с различными по цвету и размеру книгами. А снизу на прочных подставках он установил ещё одну уже длинную книжную полку, которой предстояло стать нашим временным студийным длинным столом. И через объектив кинокамеры это выглядело так: с боков и снизу разнообразные книги, а сзади звёзды и астероиды. В дополнение ко всему я приволок большие часы с кукушкой, и водрузил их в самый центр композиции. Часы, по-моему мнению, должны были символизировать быстротекущее и ускользающее время.

Далее на длинном студийном столе мы расставили: глобусы Земли и Луны, печатную машинку, неработающий телевизор КВН без линзы, макет первого спутника Земли, чёрный телефонный аппарат «БАГТА-50» и маятник Ньютона. После чего главный оператор Сергей Васильевич Иванов весь этот реквизит аккуратно подсветил маленькими точеными светильниками.

— А здорово получилось, — присвистнул мой бывший сосед по коммуналке Юрий Иваныч Куликов, когда студия была полностью готова к съёмочному процессу. — Только часы с кукушкой лишние.

— Да, часы твои, Феллини, полная херня, — хмыкнул оператор Сергей Иванов. — У нас же за стол ещё встанут один профессор и два студента, правильно? Во-первых, они часы твои собой перекроют. А во-вторых, получится какая-то лишняя мельтешня.

— Ну да, — задумчиво крякнул я, — мельтешня. Однако в часах весь смысл. Время — это самый ценный ресурс, который даёт человеку жизнь. Профукаешь свои часики, потом локти кусать будешь. Поэтому пока актёры гримируются, убираем к чёртовой матери нижнюю часть наших «ходиков», а верхнюю, циферблат и домик кукушки, подвешиваем к потолку вместе с астероидами.

— Чёрт-те что и с боку бантик, — заворчал Иванов.

— А мне нравится, — согласился со мной Куликов. — И вообще, хорошо получилось.

В том, что получится хорошо, лично я даже не сомневался, ибо на этих телепередачах в своё время «собаку съел». Дело оставалось за малым — довести до ума сценарий, который всё ещё был в процессе и достойно отсняться. Однако посидеть над фразами профессора и двух его студентов мне не дал режиссёр «Рабочего посёлка» Владимир Венгеров. Как только главный оператор и художник-постановщик ушли в буфет пить кофе, в кинопавильон потянулись любопытные коллеги с других проектов. А учитывая, что главная телепередача страны, программа «Время», снималась на унылой серой картонке, то мой футуристический антураж произвёл на них неизгладимое впечатление.

— Это чего у тебя тут такое? — бесцеремонно отвлёк меня от работы режиссёр Венгеров. — Опять чудишь, Феллини?

— Владимир Яковлевич, а вы советские газеты читает? — проворчал я.

— Ну?

— И что там пишут? — рыкнул я, ещё больше раздражаясь.

— Что?

— Пишут, что мы старые и юные работники культуры должны воспитывать молодое поколение в духе достойных строителей коммунизма, — отчеканил я каждое слово. — А что из этого следует?

— Вот ты мне и ответь, чего ты меня-то спрашиваешь? — стал заводиться и Владимир Венгеров.

— Это значит, что девчонкам и мальчишкам нужно прививать тягу к науке и образованию, — прорычал я. — И лучше всего это делать через игру и развлечение. Развлекая обучай, проще говоря!

— Так бы сразу и сказал, ладно, не буду мешать, — хохотнул он и, кивнув напоследок, пошёл по своим делам, полностью выбив меня из рабочего процесса.