Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 31

— Товарищи посторонние, просьба покинуть кинопавильон! — заорал я. — Здесь снимается важный правительственный киножурнал! Есть желающие заглянуть в особый отдел⁈

«Вижу, что желающих нет, — усмехнулся я про себя, когда коллеги с других кинопроектов бодро побежали на выход. — Итак, что я имею? Первый сюжет на 2 минуты будет о Вселенной, второй о нашей галактике Млечный Путь и третий сюжет о Солнечной системе. Короткая выжимка самой интересной и познавательной информации, чтобы детские мозги не закипели. И если у меня три сюжета, значит должно быть четыре включения из студии: начало с первой „подводкой“ ко Вселенной, две „подводки“ в середине и „прощалка“, милый друг не скучай, я вернусь ты так и знай. То есть киножурнал разбивается на 7 частей, каждая примерно по 2 минуты. Плюс финальные титры и инфографика, итого общий хронометраж 15 минут, тютелька в тютельку. Сейчас шуточки по тексту раскидаю и готово».

— Феллини, я в этом сниматься не буду! — вывел меня из задумчивости Леонид Фёдорович Быков, которого по моей просьбе костюмеры переодели под Эмметта Брауна. — Зачем мне белая пакля на голове? Зачем мне очки для плавания?

— Да, херня получилась, — согласился я. — Паклю долой, очки для бассейна долой. Клеем усы и бородку как у Эрнеста Хемингуэя и надеваем большие профессорские очки на нос. К белому халату претензии есть?

— Нет, — прошипел Быков. — Зря я согласился в этом сниматься, — тихо буркнул он.

— Я всё слышу, — погрозил я пальцем. — Я, между прочим, сегодня играю в футбол за твою команду. Есть желание опозориться перед десятками тысяч болельщиков? Нет? Тогда пожалуйте на грим, Леонид Фёдорович. И под халат наденьте рубашку поярче. Халат у нас застёгиваться не будет.

— Ну, ты, Феллини, и жук, — проворчал всеми любимый «Максим Перепелица», отправляясь на грим.

Первый кадр научно-развлекательного киножурнала мы сняли около двух часов дня. До этого времени Леонид Быков устроил мне ещё две выволочки, так как ему сначала не нравилась отдельно борода, затем отдельно усы, а потом усы и борода вместе. И лишь вмешательство моей Нонны, которая сказала Леониду Фёдоровичу, что с такой хемингуэевской бородкой он выглядит очень солидно и серьёзно, избавила меня от одной головной боли. Кстати, сама Нонна Новосядлова выглядела как девушка, работающая в офисе серьёзной деловой компании: тёмно-серый приталенный жакет, галстук, белая рубашка и большие круглые очки. Сава Крамаров напротив походил на какого-то хипстера: яркий пиджак, яркий галстук, а ещё белую рубашку дополняла кричащая жёлтая жилетка.

— Стиляга, — проворчал Леонид Быков, увидев Крамарова.

— Не стиляга, а актёр комедийного жанра, — буркнул тот в ответ.

Второй же головной моей болью неожиданно стали часы с кукушкой. Когда актёры разместились за длинным столом с реквизитом, профессор Леонид Фёдорович в центре, студентка Нонна справа от него и студент Сава слева, то часы в кадре упрямо стали «садиться» кому-нибудь на голову. Только с четвёртого раза этот важный предмет студийного интерьера удалось повесить так, чтобы он и в картинке смотрелся и на актёров не налезал. И подвесили мы эту «непослушную кукушку» между профессором и студентом-стилягой.

«Словно телепередача из нулевых, вот так и будем снимать», — пробурчал я про себя, дав команду: «камера, мотор, поехали!».

— О сколько нам открытий чудных / Готовят просвещенья дух / И опыт, сын ошибок трудных, / И Гений, парадоксов друг… — с большим пафосом прочитал Леонид Быков, при этом успев толкнуть один шарик в маятнике Ньютона, а камера тем временем медленно на рельсах откатилась назад и зритель увидел всю сцену целиком.

— Фу, фу, — стал дуть в телефонную трубку Сава Крамаров. — Не работает что-то.

— Не трогайте реквизит, студент Лейкин, — усмехнулся профессор Быков.

— Да я так, домой хотел позвонить, — пробурчал студент-стиляга и положил трубку на рычаг «допотопного» телефонного аппарата.

— Профессор скажите, а о чём пойдёт наша сегодняшняя беседа? — с деловым видом поинтересовалась студентка-отличница Нонна. — Зачем нам печатная машинка, телевизор, телефон и макеты: Луны, Земли и искусственного спутника?

— Да ясно о чём, Знайкина-Зазнайкина, поговорим обо всём помаленьку, — съязвил Крамаров. — Профессор, я правильно сформулировал вашу мысль?

— Почти, — хмыкнул Леонид Быков. — Сегодня мы только прикоснёмся к тайнам Вселенной и проблеме космических путешествий. Кстати, кто мне скажет — что такое космос?

— Я знаю, — безапелляционно рявкнул стиляга Крамаров. — Космос — это там, — актёр комично погрозил пальцем потолку.

— Космос, Лейкин-Бармалейкин, это бесконечное пространство, окружающее нашу Землю, — занудно ответила студентка-отличница. — И он включает в себя все звёздные системы и все существующие галактики.

— Правильно, Оля, — кивнул профессор. — А вам, Борис, нужно побольше читать книг и поменьше смотреть телевизор, — на этой фразе Быков похлопал по корпусу неработающий КаВээН.

— От книг зрение портится, — недовольно пробурчал Лейкин-Крамаров, скосив глаза на переносице.

— Ха-ха-ха-ха! — загоготали все, кто был в студии и актёры в том числе.

— Камера, стоп! — гаркнул я, сам же сотрясаясь от смеха. — Перерыв пять минут. Гримёры, ха-ха-ха, поправьте грим! И дайте воды, ха-ха.

— Пишем второй дубль? — хихикая, спросил главный оператор Сергей Иванов.

— Нет, меняем крупность, — ответил я. — Сначала пропишем первый дубль от и до.

«А вроде ничего получается, весело, — подумал я. — Теперь нужен серьёз».

— И всё же именно книги сеют разумное, доброе и вечное, — возразил профессор в исполнении Леонида Быкова, когда мы вновь, спустя двадцать минут, возобновили съёмку. — В разные времена и эпохи представление о космосе и Вселенной менялось. Философ Аристотель, богослов Фома Аквинский и античный астроном Клавдий Птолемей считали, что Земля является центром всего мироздания. Затем усилиями трудов польского астронома Николая Коперника центром всех небесных сфер стало Солнце. А в 1918 году астроном Харлоу Шепли доказал, что Солнце — это всего-навсего «красный карлик», который находится на периферии галактики Млечный Путь.

— Не прощу, — шмыгнул носом Лейкин-Крамаров.

— Чего ты, Борис, не простишь? — удивился профессор.

— Проклятым инквизиторам никогда не прощу, — прошипел Савка, — за то, что они сожгли нашего Кольку Коперникова. Век буду помнить.

Профессор Леонид Быков схватился за голову, а студентка-отличница Оля Знайкина в исполнении Нонны моментально возразила:

— Чудо ты, Лейкин, гороховое. Сожгли не Коперника, а итальянского астронома Джордано Бруно. Бруно утверждал, что далёкие звезды похожи на Солнце, и вокруг них тоже вращаются планеты, и следовательно на них тоже есть жизнь, подобно нашей.

— Да, Джордано Бруно для своего времени был невероятно прогрессивным человеком, человеком, намного опередившим своё время, — кивнул Леонид Фёдорович. — Но сожгли его не за множество обитаемых миров. Он считал Иисуса Христа магом, который совершал мнимые чудеса. И говорил, что Христос до последнего боролся за свою жизнь и умер не по доброй воле. А ещё нелестно высказывался о церкви в целом. Однако мы немного отвлеклись. Давайте посмотрим небольшой сюжет о нашей бесконечной Вселенной.

— Стоп, снято! — гаркнул я. — Молодцы! Перерыв пять минут, и пишем второй технический дубль.

«Вроде сдвинулось дело с мёртвой точки», — выдохнул я, встав с режиссёрского кресла, чтобы выпить бутылочку минералки. Хотя мне сейчас нестерпимо хотелось опрокинуть чашечку ароматного кофе. Однако ради предстоящего футбольного матча, к которому я уже стал морально готовиться, кофейным напитком, что повышает кровяное давление, пришлось пожертвовать.

— Феллини, чё-то я ничего не понимаю, — подбежал ко мне с новыми правками в сценарии Сава Крамаров. — Это какое такое «восстание машин»? Это чё за чудо-юдо?

«Ясное дело не понимаешь, — улыбнулся я. — Когда в стране в среднем на пять семей приходится один телевизор, и когда доля ручного труда на производстве достигает 80-и процентов, представить бегающих по улицам разгневанных биороботов практически нереально. Но тем интереснее получится и сам киножурнал».