Проклятие Айсмора (СИ). Страница 40

— А где Уна, моя Уна? — завизжала высокая худая женщина и бросилась через мостик, едва не опрокинув Гаррика и чуть не выбив из его руки фонарь.

Со стороны первой линии послышался треск.

— Уна-а-а! — женщина перешла на визг. — Она осталась там, в третьем!

Гаррик, окончательно позабыв о вежливости, перехватил женщину за локти; ею и собой перегородил дорогу Бэрру на узеньком мостике.

— Я меньше и легче! — выкрикнул он и ринулся в указанный дом, очень надеясь, что Бэрр не последует за ним.

Фонарь Гаррик успел уронить и решил не тратить время на его поиски. И потому, ворвавшись в темноту, растерялся. Но снаружи полыхнула молния, короткая вспышка выдернула очертания стола и показавшуюся крохотную фигурку на нем.

— Уна! — позвал Гаррик, и снова стало темно.

— Красиво плещется, когда сверкает, — отозвался тоненький голосок, в котором не было слышно страха.

Гаррик, по колено в воде, шагнул вперед. По ноге его ударило что-то твердое, но оно тут же отплыло.

— Уна, — позвал он, — а при фонаре еще красивее бы плескалось и сверкало.

— А у тебя есть фонарь?

Гаррик шагнул вперед и почувствовал, как пол проваливается под ногой. Дернул и понял, что бесполезно. Ботинок застрял намертво. Гаррик, помянув одного морского бога и трех озерных, ответил почти спокойно:

— Нет, фонарь я потерял, когда твою маму встретил.

— А где она?

— Там, снаружи. За мостом… Иди ко мне, я до тебя не дойду. У меня нога застряла, а нас твоя мама ждет.

— Но вода холодная, — заныла из темноты девочка. — Я лучше здесь останусь.

Дом затрещал сильнее и накренился.

— Уна, а ты выдохни, прыгни вниз и ничего не бойся. Сначала ты встретишь холодную воду, потом я тебя подниму, а потом мы пойдем к твоей маме.

— Хорошо. К маме!

Она громко и сосредоточенно вздохнула, но тут наружная стена заскрипела от удара очередной волны, дом основательно качнуло, и девочка испугалась:

— Не пойду!

Гаррик выругался от души и даже вслух, дернул ногу, оставляя в щели башмак. Бросился вперед по памяти, стол ударил его краем в бедро. Гаррик сгреб девчушку в охапку. Сверкнуло еще раз, удачно обрисовав дверной проем. Он показался далеким и почему-то вздернутым наверх. Выругавшись снова, Гаррик зашагал к выходу из дома по пояс в воде.

Девчонка заверещала, как только увидела свою мать, держащую потерянный фонарь. Женщина тоже разглядела их и метнулась вперед. Гаррик едва успел опустить ребенка на доски мостика, как волны ударили враз, вокруг заскрежетало и затрещало. Он обернулся и замер…

Улицы не стало.

Не стало всей самой крайней линии, называемой Первой. Словно кто подсек ее мечом. На месте узкой деревянной мостовой враз вздыбились раскореженные доски. Закачались, упираясь в небо, подпирающие их брусья. На остатки свай налетали ошалевшие волны, едва видимые в отблесках молний.

Дома замерли на миг. Постояли, словно задумавшись — готовы ли они обойтись без опоры — и беззвучно начали заваливаться назад. Потом все быстрее и быстрее. Четвертый дом потянул за собой настилы. Прогнутый мостик выпрямился и затрещал. Гаррик почувствовал, как все уходит из-под ног, и прыгнул наугад, желая только, чтобы строения второй линии не зацепило. Он рухнул на живот, проехался по доскам и подумал — хорошо еще, что отсюда людей увели, место нашлось, чтобы упасть.

Ветром принесло визг, и Гаррик понял, что кто-то свалился в ледяную воду где-то рядом, не дальше, чем со следующего мостика.

Отправляя одиноких и здоровых в сторожку охраны, а семейных и пострадавших — в лавки к теплу и врачам, Бэрр добрался как раз до этого моста, на котором толпились несколько зевак. Он разогнал их всех, не сразу сообразив, почему его самого пытаются ударить и кричат: «Из-за тебя это все!» Услышал, как недалеко кто-то визжит страшнее, чем рядом ругаются, присмотрелся и, увидев при вспышке вздернутые над водой руки, стряхнул с себя кого-то нахального, сбросил куртку и с короткого разбега по остатку моста нырнул в воду.

В несколько гребков он догнал утопающего мальчишку. Тот вцепился в спасителя так, что готов был уже вместе с ним утонуть. Их быстро понесло к началу линии. Бэрр, поймав волну, перевернулся и успел ухватиться за свернутую, но не выломанную балку бывшего моста, с которой можно было вылезти наверх.

— Это все он! Он! Он виноват! — завизжала какая-то старуха. — Он здесь! Что же это делается, добрые горожане!

Пацан, сообразив, что от него требуется, отпустил Бэрра и проворно вскарабкался на мостовую. Мгновенно скрылся в темноте, из которой кричали уже на несколько голосов о вине и проклятии. Бэрр не успел залезть сам, как один «добрый» горожанин огрел его рукояткой багра по плечу. Визгливая старуха возгласами «Да! Да! Так его!» поддержала «доброго» горожанина. Только от удивления Бэрр не сорвался в канал.

К месту неожиданной драки честно пытался прорваться Гаррик, но ему было не пробиться сквозь толпу собравшихся как по команде людей. Он не понимал, почему их тут так много, когда они все должны быть в других местах. Но догадался, что этих обозленных айсморцев, оставшихся без домов и имущества, что-то вывело из безопасности в ураган и сплотило перед общей бедой.

То, что люди назначили на общую беду первого помощника винира, Гаррик понял не сразу. Только когда увидел при тусклом свете нескольких фонарей, как визгливая бабка с криком: «Это все из-за тебя, тварь черноречная!», бросилась к Бэрру и вцепилась ему в мокрые волосы, желая не то столкнуть в воду, не то, видно, голову ему оторвать. Бэрр вырвался, но не удержался на краю настила и свалился обратно в ледяную воду.

Гаррик едва лишь растолкал первых зевак, как все переменилось. Из толпы выскочило двое, один с фонарем. Они вырвали багор у «доброго» горожанина, упорно тычущего им в Бэрра, оттолкнули подальше визгливую тетку и тот, что с фонарем, гневно им размахивая, заорал:

— Что ж ты, рачина, спасителя нашего топишь⁈

— Это Мясник-то спаситель⁈ Да он на нас эту бурю и наслал, чтобы мы все утопли!

— Ага! А потом сам топиться полез!

«Добрый» горожанин пожелал вернуть багор, и началась драка. Ошеломленному Гаррику сразу врезали по уху, хотя он не показал, что принадлежит хоть какой-то стороне. Бэрр все же смог вылезти на мостки, а там народ крошил друг друга руками и обломками все того же багра.

Один старик, резво вывалившись из своры, попытался оторвать доску от настила прямо из-под ног Бэрра.

— Народ, уймитесь! Вы о чем? — грозно крикнул Бэрр, наступив на доску, и люди на миг приутихли. — Кого я проклял и когда успел? Да и зачем⁈

— Молчи, дрянь, мы лучше знаем, что ты сделал! — заявили одни.

— Это вы молчите, коли знаете хуже, чем видите, как он о людях нынче заботился, — ответили с другой стороны, и драка возобновилась с новой силой.

Кто не махал кулаками, успевал ругаться:

— Повесить его, и дело с концом — проклятие отменится! Заживем!

— Да поздно уже! Где заживем-то?

— Повесить — никогда не поздно!

Между домами задрожал свет фонарей, отражающийся от остроконечных шлемов стражников.

— Разойдись! — прошел сквозь толпу Айаз.

Люди разлетелись под натиском его и нескольких стражей на две стороны, но и там стычки не прекратились.

— Что происходит, граждане Нижнего Озерного? Кого вы тут еще вешать собрались?

— Вот его, темное отродье! Проклятущего! Выродка! — часть толпы ответила почти хором.

— Заткнись, мокрица неблагодарная! — рявкнули с другой стороны. — Булькала бы сейчас, если бы не Бэрр!

— Да если бы не этот…

— Тихо, я сказал! — голос Айаза снова прекратил ругань. — Слушайте, граждане Нижнего Озерного! Те, кто лишился крыши и нуждается в помощи — вернитесь в наши сторожки и в лавки за второй линией. Остальные — разойдитесь по своим домам.

— А с этим ублюдком что? Ведь это он наши дома проклял! Это из-за него…

— Я, своей властью, забираю первого помощника винира для разбирательства. Не здесь и не сейчас суд будет решать, кто проклял, что проклял, зачем проклял и прочее! Затихните, айсморцы. Суд будет решать!