Проклятие Айсмора (СИ). Страница 37

Но некогда было пугаться. Гаррик рванул вперед сквозь непогоду, проскочил через несколько мостов, которые захлестывало водой и шатало так, что их едва удалось пересечь, лишь держась за поручни. Ветер задувал во всю мощь, и на последнем мосту он поскользнулся. Больно ударился грудью и едва не слетел вниз, в пенящиеся волны; но тут же вскочил и побежал дальше.

Редкие молнии освещали дорогу и темную бушующую воду, которая всегда была самой жизнью Айсмора, а теперь грозила стать его смертью.

Гаррик пролетел через площадь перед Управой сквозь завесу дождя к пристройке для стражи и подумал: Бэрру и Аезелверду-то легко, они одним своим именем любую дверь откроют или дом снесут, если надо будет. Рявкнут погромче, зыркнут построже, и все убоятся да поспешат выполнять, что власть приказала. А он не старший ни по возрасту, ни по силе должности — ему тут сейчас пробивайся через людскую лень и служебную неохоту.

Он задержался на миг на пороге и хоть немного отдышался; придав лицу суровое выражение, толкнул дверь в помещение управской охраны.

Когда он вломился в натопленную караулку, когда увидел пятерых старших за партией в кости, когда заметил, как на их довольных лицах играют широкие улыбки и отблески каминного огня, когда из дальнего угла донеслось чавканье, и кто-то крикнул: «Ух, малец! Вали-ка отсюда, на тебя не припасено!» — он понял, что это и впрямь сытые ондатры, их и впрямь можно вытащить только так, как говорил Бэрр.

«Ох, до чего же точно и метко говорил помощник винира! Его слова, словно его же стрелы — мимо не пролетят, попадут, куда целились».

Он выпалил на едином выдохе — и про ураган, и про Нижний, и про то, что был приказ выводить людей из домов, которые скорее всего уйдут под воду.

— Северный? — спросил один из дальнего угла, ковыряясь пальцем в зубах. — Вот прям-таки весь и сольется?

— Нет, не весь, — начал Гаррик. — Бэрр сказал…

— А-а-а! Сказа-а-ал… — протянул стражник и склонился обратно к столу. — Кто кому и что сказал! Не в том месте ты, малец, на слова ссылаешься. Мало ли как оно на словах. Я вот тут своей сказал кое-что, так она мне не поверила.

Остальные разразились дружным хохотом, бросая острые взгляды на Гаррика.

— Бумаги из Управы не было, так что чеши отсюда, — снисходительно произнес один из старших и сгреб со стола кости, намереваясь продолжить прерванную игру.

— Малец, да кто ты тако-ой? — лениво протянул тот, сытый, из угла; словно прочитал мысли юноши о собственной никчемности и неумении отдавать команды.

Гаррик мгновенно угадал в служивых отточенный годами навык прикинуться плотвой безмозглой: вроде никто ничего не знает и не понимает, чего от него хотят. Вот, мол, посадили — и сижу, а что не так? Гаррик подумал еще, что эту показную тупость не победить, что лень — всего лишь одна из многих человеческих черт — сильнее самих основ мира, что он сглупил, отправившись сюда в одиночку.

Он много о чем подумал зараз. Но заготовленное уговорное: «Стражнички, родненькие, надо идти же! Надо людей вытаскивать из домов, чтобы все не утопли, прошу вас, миленькие!» застряло в горле, похрипело там и вырвалось коротким кашлем. Все мимо, ничто не поможет, лишь посмеются над ним — убогим, береговым, лопоухим…

И тут его как молнией прошибло.

Он сейчас не в обычном положении, когда младший обязан только слушать прочих, даже если они неправы. Он сейчас не должен подчиняться старшим стражникам, потому что у него есть приказ, который стоит выше их всех тут собравшихся. У него есть тревога и волнение Бэрра, которые заставили прочесать полгорода, поднять его, Гаррика, и погнать в самую гущу ужаса, который и впрямь разыграется, если тревога окажется ненапрасной. Если и впрямь сваи не выдержат, дома рухнут, а люди окажутся в ледяной воде, заваленные обломками собственных стен. И их гибель будет на его совести тоже.

Да, он — младший, все говорят «лопоухий», озерные дразнят береговой блохой, но если сейчас от него будет зависеть хоть одна жизнь хоть в одном доме, он себя переломит, но сделает!

Гаррик сам не заметил, как развернул плечи, как зыркнул по блестящим лицам, но в караулке стихло.

— Значит так! — заявил он и сам своего голоса не узнал, шагнул вперед и с размаха ладонью накрыл упавшие на стол кости. — Мужики! Вы окривели тут лениться да казенные доспехи изнутри жиром заливать! Вы на смене, на службе! Значит — встали и пошли куда сказано, народ за локти хватать да из домов вышвыривать. Или что, нежные вы и непривычно вам что-то? Если легче так будет — считайте, это массовое выселение по указанию Бэрра!.. — Гаррик опустил голову и глянул на стражников исподлобья. — А что Мясник с вами сделает, если вы его именной приказ не исполните, вам его прозвище скажет, которое вы без меня так часто меж собой произносите. Хватит угря за хвост тянуть — быстро все встали и пошли за мной!

Враз будто потемнело кругом. На миг Гаррику почудилось: прибьют сейчас и концы в воду! Но тут из оглушительной и страшной тишины донеслось привычное, как после слов самого Бэрра:

— Ну, это… Так бы сразу и сказал…

И не успел Гаррик перевести дух, как из угла, от того, кто был самым сытым и ленивым, послышалось:

— А вот выкуси! А пусть докажет, что это точно Бэрров приказ! А то ма-а-ало ли как оно!

Гаррик, не убирая правой руки со стола и костей, полез свободной за пазуху и бухнул значок на стол.

Стражники приуныли окончательно. Кто-то предположил в последней надежде:

— А может, украл значок-то, поди?

Из темноты у дальней стены вздохнули обреченно:

— У Бэрра украдешь чего, как же.

— Пошли, мужики, — произнес дежурный, не сводя взгляда с рук Гаррика, под которыми таились брошенные им кости. — Себе дороже будет.

И сразу затопали ноги, зашумели голоса, загремели надеваемые доспехи. Кто-то волоком протащил копье. «Сытый» вытер руки о рубаху на груди.

— Быстро встали и сделали, как говорит господин Гаррик, — ядовито проворчал он.

Гаррик с изумлением наблюдал, как собирается сменная дюжина. Она, если снаружи достаточно патрулей, и на порог караулки не выходила, хоть на том пороге винира начали грабить. Особенно, если бы начали грабить винира, но сейчас о хорошем думать было некогда. А вот опешить от себя самого, от собственной смелости, взявшейся не иначе как от того же страха перед тем же Бэрром, и прикинуть коротенько — видать, власть как болезнь, передается от человека к человеку — это Гаррик успел.

Стражники, почесываясь, ворча и переругиваясь: «Так кто же выиграл в последний раз?» — «Рябой, что ли?» — «Да нет, он мухлевал опять!» — «Куда, хвоща всем в матрасы, подевалась рыбина копченая, одна оставалась, не сама же со стола уплыла?», задавая друг другу прочие животрепещущие вопросы, обреченно размышляя: «Хороший рыбак в такую погоду живца в воду не выбросит…», кое-как пересчитались и выстроились в линию.

— Эй, малец! Бляху не забудь, — хохотнул дежурный, нахлобучивая остроконечный шлем на лысеющую голову. — Ты там что-то про патрули говорил. Их тоже не дыханием морской девы с постов придется снимать.

По пути к Северному кварталу, они и правда сдернули несколько патрулей, тыкая в нос Бэрровым значком. У поворота перед первым домом крайней линии Гаррику пришлось ждать долго, пока он пропускал мимо себя всех, кого вел. Стражники шли цепочкой, а последняя улочка была по ширине только для одного человека.

Оказалось, что Гаррик привел без малого два с половиной десятка людей. Ему раньше и одним-то командовать не приходилось. Даже приглядку за госпожой Ингрид и осторожные «Дражайшая, вы туда не ходите, там доски гнилые» он не считал за указания. Потому, когда дежурный стражник махнул факелом, когда второй перехватил копье и покрепче уперся ногами в доски мостовой, ходившей под ним ходуном, когда раздалось громкое: «Как бы и впрямь полгорода не смыло в гости к дохлому сому при такой-то беде!» — Гаррик понял главное: что он успел, выполнил, привел, что он сделает все как надо; и обратно у него не будет пути.