Проклятие Айсмора (СИ). Страница 30

— Это уже третий комплимент за сегодняшний день, — с наигранным утомлением в голосе протянула гостья.

— Ты все их считаешь? Боишься потерять хоть один?

Камилла прикусила губу и сверкнула глазами. С каким бы настроем она ни пришла сюда, винир его изрядно подпортил. Он почувствовал, как теплеет на душе, и продолжил:

— Надеюсь, ты навестила меня, чтобы справиться о моем здоровье, окончательно уничтоженном этим мерзким городом. Очень хотелось бы, чтобы ты принесла с собой и радостные вести. Так в спине ноет — особенно сильно болит, когда огорчаюсь — а ты ведь не дашь мне повода огорчиться еще больше?

— Тогда велите привезти с берега черемухи, — процедила Камилла. — Прикажите сделать настой и втирать, потому что я скажу то, от чего вашей спине не поздоровится… Этот мужлан отказывается уезжать из своего дома.

— Что же случилось? Что не устраивает твоего супруга в новом месте?

— Он утверждает, что родился в этом старом доме, это дом его семьи — и он не будет покидать его без веских причин. А другой дом он этой причиной не посчитал.

— Неужто твоей привлекательности не хватило, чтобы объяснить ему, как нужно правильно считать?

— Моя привлекательность, — медленно произнесла она, — может стать более убедительной, коли не только у мужа будет интерес к переезду.

— Твой интерес я помню.

Винир махнул рукой и подошел к столу. С сожалением сдвинув в сторону пару особенно нравящихся ему рисунков и на всякий случай прикрыв их несколькими незаконченными письмами, вытянул из груды бумаг одну:

— Мне недавно принесли доклад из Управы. Там говорится, что нашли двоих, которые нападали на одиноких женщин, и что нашли их в таком виде, в каком они уже точно нападать не смогут.

— Они мертвы? — Камилла прижала руку к пышной груди, которая, на взгляд винира, не чуждого ничему мужскому, была чересчур оголена.

— Да, но это не мешает тебе бояться ходить по улицам. Я незамедлительно отдам приказ первому помощнику сопровождать тебя на основании твоей прошлой жалобы. Ты напугана, разве это не прекрасный повод? Он не заподозрит ровным счетом ничего.

Винир почувствовал, как довольная улыбка растягивает рот, но не успел мысленно еще раз похвалить себя за прозорливость, как увидел потупленный женский взгляд и сжавшиеся кулаки, забравшие в себя складки расшитой золотом верхней юбки.

— Хочешь сказать, что не подала в Управу заявление о нападении на тебя? — проговорил он строго, стремясь не сорваться. — Я напоминал тебе о его необходимости пару дней назад.

— Я не смогла. Я была занята.

Винир прошелся по кабинету — это его хоть немного успокаивало. Всегда казалось, что таким образом у него есть возможность уйти от человеческой глупости, воплощением которой стал этот дрянной город, полный сплетен, недоумков и таких вот глупых баб, мнящих себя подарком Неба и Воды.

— Выходит, — задумчиво выговорил он, останавливаясь напротив Камиллы и подняв ее опущенный подбородок, — что теперь у меня нет оснований велеть Бэрру охранять тебя. Нет в живых бандитов и нет возможности показать тебя беззащитной и позаботиться о том, чтобы ничто не угрожало впредь…

Он сжал руки за спиной. Оплеуху кусавшей губы Камилле хотелось отвесить необычайно.

— И сколько оно стоило? Твое платье, на которое ты потратила два дня.

— Дюжину золотых… — виновато опустила глаза Камилла, разглаживая бесценное платье.

Винир развел руками, отвернулся от нее и подошел к мандариновому дереву, которое было прекрасно и без таких дичайших растрат.

— Выходит, ты озаботилась заказом платья, что стоит как три весельные лодки, и сделала это только для того, чтобы Бэрр поразился его красотой и захотел сорвать его с тебя.

Камилла молчала в надежде, что все как-нибудь решится и без ее участия. Винир вздохнул, тронул желтый плод, ответивший ему пониманием всех горестей, и заговорил тихо, обращаясь к единственному другу:

— Все было так хорошо придумано, просто и понятно. Все выглядело искренним. Бэрр бы позлился, но что поделать — служба. Потом милейшая Камилла сумела бы показать, сколь сильно ему нужна она и только она.

Винир развернулся лицом к понуро стоящей посреди кабинета обладательнице замечательного платья.

— У икринки лягушки и то больше мозгов! Тройка ярдов бархата и горсть ниток для вышивки потрачена впустую! — резанул он. — И что мне теперь придумать, чтобы обеспечить твой интерес?

— А ты уволь эту, рыжую крысу. Они перестанут видеться в ратуше, а с остальным я разберусь.

— Уже разобралась! С тем, что доверили, — фыркнул винир. — Результат удручающий, но платье красивое, — он немного сбавил тон, вспомнив, что говорит с женщиной. — Если выгнать Ингрид, Бэрр может пойти за ней следом. Это сердечные дела, с ними дело нужно иметь осторожно и, желательно, мало.

Камилла скривилась и уткнулась в кружевной платочек, а винир подошел к окну и посмотрел на дом ее семьи.

— Вот что… Хоть ты упустила одну рыбу, мы поймаем другую. Слушай внимательно, моя дорогая, — говорил он, не поворачиваясь, отчетливо слыша ее всхлипы. — Сегодня или завтра уедет мой гость. Пройдет буря…

— Буря? — удивилась Камилла.

— Буря, буря, — рассеянно повторил винир, — я приставлю к тебе Бэрра уже потому, что на улицах станет неспокойно. Появятся нищие, попрошайки, бездомные, всякий сброд полезет на помосты…

Его передернуло, но показная уверенность в голос вернулась раньше, чем внутреннее самообладание.

— Вот тогда ты получишь своего Бэрра в такое распоряжение, из которого, надеюсь, еще долго не отпустишь.

— Не сомневайся, — произнесла Камилла, и винир по голосу понял, что она улыбается. — Я больше не позволю себе ошибиться.

— Хорошо бы. Мне не очень понятно это твое увлечение, но пусть оно будет, — он повел рукой, обозначая конец разговора. — Лишь бы потом, не позже чем в конце месяца, твой муж дал согласие освободить дом.

— Уж я постараюсь, чтобы ему не терпелось переехать.

— Постарайся, постарайся… — начал мягко винир и закончил хлестко: — Иначе твой супруг сможет позволить тебе лишь одно платье в год, и стоить оно будет два медяка!

Винир спиной почувствовал напряжение и страх, потом услышал размеренный шорох юбок — Камилла кланялась, пятясь к двери. Осторожно и почти боязливо простучав туфельками к двери, удалилась. Из приемной донесся треск и визг. Вероятно, эта разодетая несдержанная дура саданула по столу секретаря, а то и по его пальцам.

«Интересно, а заикается ли когда-нибудь Камилла?» — успел подумать винир, но тут воображение отринуло все окружающее и снова вернуло взору картину величественного памятника, головой держащего небо, а ногами попирающего воду.

* * *

Луна старела, но светила все еще ярко, ненадолго выглянув из-за туч и тут же снова окунувшись в темные лохматые облака. Ветра не было. Город притих, словно готовясь к атаке. К ночи стихали голоса жителей — шум и вопли на рынке Нижнего или показательно почтенные негромкие речи в Верхнем. Строго на закате солнца улицы и мосты пустели: в темноте никому не хотелось при слабом свете того, что винир гордо называл фонарями, оступиться и рухнуть в грязную воду, да и по многим другим причинам.

Когда на улицах стихал привычный дневной гомон, беседы из открытых окон разносились над водной гладью с удвоенной громкостью. Порой, задержавшись у какого-нибудь дома, можно было узнать многое о его обитателях, но любителей погреть уши суровая стража гоняла из-под стен. Если хозяева, конечно, числились в списке, который составлялся в Управе каждый месяц. Попасть туда стоило одну серебряную монету, и прилипалы четыре недели не беспокоили добропорядочных граждан. Учет велся тщательный, как оплаченных домов, так и прилипал с жадными ушами.

Список этот назывался «Частная жизнь».

Бэрр, прознав про сезонный доход, организованный кем-то особо ушлым, но не сохранившимся в памяти, рассвирепел тогда необычайно. Слыханное ли дело, платить за возможность не быть подслушанным⁈ Разве честно продавать мнимое чувство того, что ты в собственном доме можешь не бояться посторонних, притаившихся за стеной? Можно ли вообще не дергаться от выражения «Вашего дома нет в списке на частную жизнь, разбирайтесь сами, чьи там уши и в каких щелях волнуют вашу жену»?