Космонавт. Том 2 (СИ). Страница 33

— Значит я теперь буду нянькой при курсанте? — Ершов криво усмехнулся.

Генерал-полковник встал, и тень от его фигуры накрыла карту СССР на стене. Он строго посмотрел на подчинённого, а голос его стал стальным:

— Если надо — будете и нянькой. Дело приоритетное. Парень вляпался по макушку, спутав все нити. Ваша задача — держать его в поле зрения.

— Но…

— Но? — Зуев наклонился, упёршись ладонями в стол. — У Громова-младшего талант выныривать из дерьма сухим. Разве вы это ещё не поняли, капитан? И пока заговорщики будут тянуться к нему — мы возьмём их за хвост. Понятно?

— Слушаюсь, — ответил Ершов, принимая стойку смирно.

Зуев опустился обратно в кресло и принялся деловито постукивать кончиками пальцев по столу.

— Училищу доложено о вашем прибытии как о проверке кадрового резерва. Внимательно отслеживайте окружение Громова, инспектируйте письма, но… — Зуев прищурился, — без грубого нажима. Парень должен верить, что сам всё контролирует.

— Приказ понял, — Ершов щелкнул каблуками.

Генерал-полковник Зуев задумался, разминая переносицу.

— Не прозевайте ситуацию, капитан, — негромко проговорил он. — Если мальчишка рванёт куда не надо — вы его щитом прикроете. Живым щитом.

— Принял, товарищ генерал-полковник, — ответил Ершов, готовясь мысленно к новому заданию.

— Тогда в путь, — Зуев снова начал погружаться в бумаги.

Капитан Ершов развернулся через левое плечо и зашагал на выход из кабинета, понимая, что впереди его ждёт непростая работа в Волгограде.

— И, капитан… — догнал его голос Зуева уже в дверях, — если «гнездо» окажется там, где я подозреваю… докладывайте только мне.

Ершов обернулся и молча кивнул, давая понять, что понял приказ.

— Свободны, — коротко бросил Зуев, возвращаясь к документам на столе.

Когда дверь закрылась, генерал-полковник достал из сейфа фото: Василий Громов в окружении коллег у стенда с чертежами. На краю кадра, едва в фокусе, виднелся человек в штатском. Лицо было знакомым — очень знакомым.

«Ловушка захлопнется сама», — подумал Зуев, откладывая документы в сторону и гася лампу. В темноте кабинета портрет генсека казался улыбающимся.

Глава 16

Снег хрустел под лопатой, будто протестуя против нашего вторжения. Санчасть — двухэтажное здание из красного кирпича — стояла, укутанная в сугробы, словно в ватные одеяла. Мы с Кольцовым методично расчищали дорожку к входу, перебрасывая снежные комья в сторону. Мороз щипал щёки, превращая дыхание в клубы пара.

— Эх, и занесло же… — Кольцов, опёршись на лопату, вытер рукавом пот со лба. — Думаешь, успеем до обеда?

— Если не будем трепаться почём зря, тогда успеем, — усмехнулся я, замечая, как его взгляд скользнул куда-то за мою спину.

Вдруг парни прекратили махать лопатами и уставились куда-то мне за спину. Кольцов тоже замер, уставившись в одну точку. Я обернулся и увидел девушку.

Она шла по расчищенной аллее, будто сошла со страниц модных журналов. Белая дублёнка с меховым воротником и в тон воротнику такая же шапка, из-под которой выбивались пряди волос цвета спелой пшеницы. Лицо-сердечко с острым подбородком, щёки, розовые от мороза, и полные губы, плотно поджатые. Глаза — синие, как лёд на реке, — смотрели прямо перед собой, не замечая никого вокруг. Снег скрипел под её сапожками, а длинная коса, спрятанная под шарфом, покачивалась в такт шагам. Даже в утилитарной форме медсестры, выглядывавшей из-под распахнутой дублёнки, она казалась неземной — статуя, высеченная из январского утра.

— Наташенька… — вздохнул Кольцов, словно молитву прошептал. — диво, как хороша.

Девушка прошла мимо, не повернув головы, оставив за собой едва уловимый шлейф духов. Курсанты застыли, словно под гипнозом, пока она не скрылась за дверью санчасти.

— Знакомая? — спросил я, оборачиваясь к Кольцову и вопросительно приподнимая бровь.

— Наталью Михайловну здесь все знают, — Кольцов ткнул лопатой в сугроб, будто вымещая досаду. — Но курсанты прозвали её Снежной королевой.

— Характер ледяной? — предположил я, вспомнив десяток подобных историй из прошлой жизни.

— Ты попал в точку. — Он фыркнул, с силой отбрасывая снег. — В прошлом месяце Петров из второго взвода пытался подарить ей ветку мимозы — три дня в наряде оттрубил за самоволку. А она даже взглядом не удостоила ни Петрова, ни мимозу.

— Может, у неё жених есть, — пожал я плечами, ловя краем глаза, как в окне санчасти мелькнул белый рукав. — А вы тут со своими ухаживаниями…

— Жених? — Кольцов горько рассмеялся. — Да она с парнями разговаривает только через стетоскоп! Поговаривают, — парень подошёл ко мне вплотную и перешёл на шёпот, — старшина Глухов как-то раз пригласил её в театр. Так она ему лекцию про санитарные нормы в общественных местах прочла ну и отказала само собой.

Я засмеялся, представив хмурого старшину, краснеющего под строгим взглядом молодой девушки. В окне санчасти шевельнулась штора — на секунду мне показалось, что за ней промелькнул силуэт медсестры.

Кольцов, отбросив лопатой очередную порцию снега, вдруг остановился с глуповатой улыбкой. Вскинув инструмент перед собой, он притопнул и закружился в танце, прижимая черенок лопаты к груди как партнёршу.

— А снег идёт, а снег идёт, и всё вокруг чего-то ждёт… — фальшиво затянул он, делая пируэт и чуть не свалившись в сугроб. — Под этот снег, под тихий снег, хочу сказать при всех…

Я фыркнул, откидывая лопатой снег:

— Тебе, Андрей, место не в небе, а на сцене МХАТа. Ну или хотя бы в местном кружке самодеятельности.

Но Кольцов не слушал, он продолжал кружить в обнимку с лопатой и улыбаясь напевать:

— Мой самый главный человек, взгляни со мной на этот снег…

Внезапно его танец резко прервался — парень застыл, уставившись на окно санчасти. По щекам, красным от мороза, поползли алые пятна.

— Ладно, романтик, — хлопнул я Кольцова по плечу, — давай закончим, а то старшина отправит в наряд. Будешь в столовой плясать с картошкой.

Схватив лопату, Кольцов яростно вонзил железо в наст и стал яростно откидывать снег, поглядывая на окно санчасти.

Обернувшись, я увидел причину смущения парня. У окна стояла Наталья, скрестив руки на груди. Её брови были сведены в строгую черту, но в уголках губ дрожала едва заметная улыбка. Я ухмыльнулся, подмигнул ей и, кивнув на Кольцова, изобразил одобрительный жест.

Девушка фыркнула и, вскинув подбородок с королевским презрением, резко развернулась. Белый халат вспорхнул за ней, как крыло чайки.

— Эх, разбил ты сердце нашей Мельпомены, — хохотнул я, всаживая лопату в сугроб.

Кольцов лишь глухо застонал, с удвоенной яростью швыряя снег. Мы работали молча, пока старшина не прогудел с порога:

— Обед. Марш в столовую.

Мы с облегчением отставили лопаты и с удовольствием потянулись. Морозный воздух уже не щипал щёки, а приятно покалывал разгорячённую работой кожу.

По дороге в столовую Андрей вдруг пробурчал в воротник:

— А ведь она улыбнулась…

— Кому? Лопате? — не удержался я.

Он швырнул в меня снежком, но в глазах снова плясал озорной огонёк. Санчасть осталась позади, но когда я обернулся, заметил в окне движение — будто кто-то отодвинул занавеску, чтобы проводить нас взглядом.

Дни в Качинском училище текли размеренно, подчиняясь строгому распорядку. Каждое утро начиналось с зычного голоса дежурного по училищу, который ровно в шесть часов объявлял: «Курсанты, подъём!» Заспанные лица появлялись в окнах казармы, а через десять минут весь личный состав уже стоял на плацу, чеканя шаг во время утреннего построения.

После завтрака нас ждали теоретические занятия в учебных корпусах. Мы погружались в сложный мир авиационной техники, изучали устройство и принципы работы самолётов, разбирали тонкости навигации и законы аэродинамики. На тактических занятиях разбирали боевые приёмы и стратегии, а на практических — оттачивали навыки обращения со стрелковым оружием.