Твоя наследница (СИ). Страница 19

— Э-э-э, с Цикалом? Амина? — замечаю, как красивые брови подружки взлетают вверх. — А-а? О-о! Но…

— Сонь, — с тяжелым вздохом отставляю чашку кофе, из которой успела сделать всего глоток, цепляю Гроссо за руку и утаскиваю к диванчику.

Сажусь сама и тяну следом ее.

Такие новости лучше озвучивать, имея опору под попой.

Еще раз тяжело вздыхаю, потому что новость сейчас вовсе не ко времени, а также потому, что чувствую за собой вину. И причин несколько. Что не рассказала ей раньше. Что посчитала, так будет лучше. Что не смогла довериться и хранила секрет в одиночку.

— Давид — отец Амины, — выпаливаю, не давая себе времени на подготовку и поиск сотни причин в очередной раз промолчать. — Прости, пожалуйста, что не сказала раньше. Мне… Я…

И всё…

Комок в горле не дает продолжить, да и не знаю, что там должно следовать после этого пресловутого «я».

— Прости, ладно? — повторяю вновь и заглядываю в глаза единственной подруги, боясь увидеть в них разочарование или боль от предательства, но…

— Юлька, мартышка ты моя любимая, — Гроссо шмыгает носом и притягивает меня в свои объятия. — Вот как познакомились, сразу поняла, что ты характером очень напоминаешь мне сестру-близняшку. А сейчас в этом лишний раз убедилась. Лизка у меня тоже хоть и была веселушкой и с виду очень сильной деловой девчонкой, а в душе оставалась скромной, стеснительной и робкой девочкой, хранящей самые большие тайны глубоко внутри. Так что, поверь, я пусть и удивлена, очень-очень сильно, но не расстроена.

— Правда? — не верю словам.

— Правда. Но сразу предупреждаю… пройдет немного времени, я опомнюсь и приду в себя, а уж потом возьмусь за тебя всерьез и завалю кучей вопросов. Не обижайся. Договорились?

— Конечно, — улыбаюсь, часто-часто моргая, чтобы избавить глаза от пелены. — Мне и самой нужно время, Сонь, чтобы со всем свыкнуться. Ведь я, как и ты, тоже очень и очень удивлена. Только немного другим. Не ожидала Цикала у вас встретить, честное слово. Ты, подружка, умудрилась сделать сюрприз не только своему мужу.

— Правда?

— Угу.

— О, Боже! Надеюсь, ты за это на меня не в обиде? Юльчик, милая, если бы я знала, что ты будешь против, я бы…

— Тихо-тихо, ты чего разволновалась? — перехватываю ладонь подружки. Еще не хватало, чтобы у нее из-за моих перипетий грудное молоко пропало. — Сонь, если так было суждено, то оно произошло бы в любом случае. Поэтому, всё! Успокаиваемся и топаем допивать мой остывающий кофе и твой молочный чай. Наверное, крестники нас уже заждались.

— Ага, хорошо, — кивает Гроссо и следом уточняет. — А Амина знает?

— Нет пока. Я ей расскажу позже.

— О, ясно, — соглашается, на минуту зависает, о чем-то задумавшись, и вдруг резко оборачивается, восклицая. — Ю-юля-я!

— Что? — пугаюсь уже я.

— Ну мой муж и жук! — выдает уверенно. — А ведь он же знал! Знал про вас. Верно?

— Э-э-э, ну да, — пожимаю плечами, понимая, что из-за моего молчания еще и Алексу на орехи достанется. — Ты же его не прибьешь?

Заглядываю с надеждой в глаза.

— Да нет же, — отмахивается Соня. — Я про другое.

Удивляет загадочной улыбкой.

— Поделишься? — приподнимаю бровь, закидывая удочку.

Любопытство — мой порок.

Подхватываю свою чашку и, убедившись, что кофе безбожно остыл, с сожалением опускаю её в мойку. Не повезло его выпить.

— Мой хитрый муж предложил на крещении поделить близнецов. Одного тебе, другого Давиду. А не так, чтобы каждый их вас был крестным обоих, — ошарашивает новыми вводными Гроссо.

И опять загадочно улыбается, совершенно спокойно пригубляя холодный чай.

— Почему?

Мне действительно интересно и непонятно.

— Потому что… — звучит от довольной как слон подруги, напоминающей в этот момент бесшабашную вредину, которая точно знает, о чем говорит, но ни за что не расколется, потому что так решила. — А вот потому что!

Повторяет радостно вновь.

Чмокает меня в щеку, подхватывает за руку и утягивает из кухни в гостиную и дальше вверх по лестнице.

— Юльчик, нам уже пора выдвигаться, а то опоздаем.

* * *

Обряд крещения детей я прохожу как во сне. Делаю сначала одно, потом другое, потом третье. Всё, что от меня требуют обязанности крестной мамы.

Из впечатлений ярче всего запоминаются невозможно красивый храм, монотонно бубнящий батюшка, безумно уставшие руки, немного удушающий запах ладана, задержанное дыхание и сбившееся с ритма сердце, когда моего крестника трижды окунают в купель, а он даже не пищит, а лишь по-Гроссовски недовольно отфыркивается.

Но сильнее всего, несмотря ни на что, я ощущаю мужчину, стоящего рядом и держащего на руках второго младенца. От Давида веет такой мощной энергетикой, уверенностью и властностью, что меня воле-неволей сотрясает мелкая нервная дрожь. И я стараюсь всеми силами контролировать себя, чтобы не повернуть голову и не зависнуть, разглядывая совершенный профиль.

Котова, он — чужой человек.

Одергиваю себя мысленно раз за разом. Но бесполезно.

То, о чем он рассказал мне этой ночью, перечеркивает пусть не все, но многие обиды. Объясняет его грубое поведение и наше общее состояние марионеток, которые попали в руки опытных и жестоких кукловодов.

И я, как воздушный шарик на ветру, мечусь и не понимаю, как поступать дальше, от чего отталкиваться и к чему стремиться.

Давид, прежде всего, отец Амины. Осознаю и принимаю. Он для моей девочки скоро станет также близок, как и я. И это правильно. Это честно.

Но сложно.

Безумно сложно ломать устоявшуюся жизнь. Но ради дочери я справлюсь со всем.

Не удерживаюсь и скашиваю глаза, как только крестник Цикала громко агукает и взмахивает ручками, решая изучить пуговицу пиджака. И спустя несколько минут осознаю, что перед глазами остается не образ любопытного младенца, а обращенный ко мне теплый темно-карий взгляд.

А еще четко очерченные плотно сжатые губы и квадратный подбородок, покрытый отросшей щетиной.

Сколько дней он не брился?

Влетает в голову нелепая мысль, пока батюшка что-то заунывно напевает.

Господи, Юлька, ну тебе-то какое дело?!

Ругаю себя следом и глупо радуюсь, что руки заняты ребенком, иначе точно дала бы по лбу, привлекая внимание.

Церковь покидаю со скрытой радостью, потому что теперь появляется возможность отойти от Давида чуть дальше, чтобы успокоить заполошное сердце и вдохнуть полной грудью воздух, в котором не так явственно ощущается такой до боли знакомый аромат не моего мужчины.

Глава 14

ЮЛЯ

— Привет, пчелка. Ну что, отстрелялась? — весело уточняет Зубков, позвонив в начале пятого, когда я сижу за накрытым столом в доме Гроссо.

— Привет, Влад. Подожди секунду.

Тихонько извиняюсь перед друзьями и покидаю гостиную, где мы устроили праздничное застолье в узком кругу, как только приехали из церкви.

— Я ненадолго, — предупреждаю Соню, хитро поглядывающую на меня, когда прохожу мимо.

— Хорошо, мама крестная. Мы тебя ждём. Не задерживайся, скоро будет горячее, — говорит она громко, растягивая шаловливую улыбку.

Вот же лиса!

Уверена, специально так делает, чтобы дать понять моему собеседнику на том конце связи, что он позвонил не вовремя. И этому не совсем рады.

— Привет еще раз, Влад, — произношу в трубку, оставшись одна. — Да, ты прав, малышей уже покрестили.

Во время беседы выхожу в закрытый внутренний дворик и выбираю одну из скамеек, установленных под виноградом. Устраиваюсь поудобнее, вытягиваю ноги и, откинувшись на изогнутую спинку, прикрываю глаза, подставляя лицо солнечным лучам.

Затягивать разговор не планирую, наоборот, надеюсь поговорить быстрее, чем меня обнаружит веселящаяся троица старших детей.

Вот уж от кого пощады не жди. Закидают своими излюбленными: «А кто?», «А что ему надо?», «А почему?».