Разрушенные клятвы (ЛП). Страница 13

Зейн

Удержаться и не смотреть на нее за ужином оказалось сложнее, чем я думал. Когда она застонала от удовольствия, попробовав рагу из ягненка, которое я для нее приготовил, я едва не сполз на колени — будь я не за столом, так бы и случилось. Интересно, что она скажет, если узнает, что я всю неделю доводил это блюдо до совершенства, просто потому что знал — оно ее любимое?

— Если бы я не видела, как ты готовишь, ни за что бы не поверила, что все это твоих рук дело, — говорит она, отложив вилку, ее прекрасные глаза сверкают удовлетворением. — Это даже нечестно, знаешь? Мужчины, которые выглядят так, не должны еще и уметь готовить.

Я моргаю, сердце сбивается с ритма, и я криво улыбаюсь:

— Мужчины, которые выглядят так?

Ее улыбка тут же гаснет, будто она только что осознала, что ляпнула, и ее лицо заливается румянцем.

— Я… я… я имела в виду…

Я смеюсь.

— Рад слышать, что ты находишь меня привлекательным. Это обнадеживает. Особенно в свете моих зловещих планов.

Она приподнимает бровь, забавляясь.

— Вижу, ты по-прежнему держишься роли злодея. Ты же понимаешь, что не можешь быть настоящим злодеем, если не расскажешь мне свой коварный замысел в подробностях, желательно поглаживая какую-нибудь кошку?

Я сдерживаю усмешку и стараюсь не пошлить — слишком уж напрашивается комментарий про то, что я предпочел бы гладить кое-что другое. Вместо этого наклоняюсь ближе, опираясь локтем на стол, а подбородком — на кулак.

— Вот как, моя сладкая Неземная? В таком случае тебе стоит знать, что я намерен предложить тебе десерт, но ты откажешься, потому что не любишь сладкое. Поэтому вместо него я налью тебе десертного вина… и предложу прогуляться.

Она тоже подается вперед, теперь между нами практически нет свободного пространства. Если бы я захотел, мог бы просто взять и поцеловать ее. Прошло столько лет с тех пор, как она в последний раз была вот так рядом, такой расслабленной в моем присутствии. Может, это вино, а может, просто магия этого вечера.

— Зейн, — цокает она языком. — Это совсем не звучит зловеще. Ты теряешь хватку.

Я наливаю ей бокал Москато и протягиваю его.

— Проверим?

Я протягиваю руку, и мгновение мне кажется, что она откажется. Но нет — ее пальцы скользят в мои, и она поднимается с места.

— Вкусно, — шепчет она, отпив глоток.

Я ухмыляюсь и, осмелев, сплетаю наши пальцы крепче.

Она не подозревает, как бешено у меня колотится сердце, когда я веду ее к задней двери. Не догадывается, насколько мне нравится ощущение ее ладони в моей. Сколько себя помню, она всегда заставляла меня чувствовать себя не в своей тарелке. И с годами это чувство только усиливается.

Она замирает, едва мы входим в застекленную галерею, соединяющую мой дом с обсерваторией матери.

— Куда ты меня ведешь?

Я оборачиваюсь, крепче сжимая ее руку, и начинаю пятиться, увлекая ее за собой, не сводя с нее глаз.

— Ты что, не узнаешь? Придется напомнить.

Ее губы чуть раздвигаются, взгляд темнеет.

— Я имела в виду… зачем ты ведешь меня в теплицу?

Я усмехаюсь, продолжая двигаться назад, наши пальцы все еще сцеплены.

— Это не теплица, — я качаю головой. — Мать бы убила меня, если бы услышала, что ты так ее называешь.

Ее выражение лица смягчается при упоминании моей матери, и ее взгляд скользит по моему лицу так, что я мгновенно чувствую себя уязвимым.

— Мой отец построил это для нее, и она посадила там почти все сама. Все, что она не посадила, посадил я. Это ботанические сады внутри обсерватории, и да, там есть и теплица, но это нечто большее. Это место, которым я не делюсь ни с кем другим — даже мои братья и сестра сюда не заходят.

Она выглядит такой обезоруженной, что-то вроде понимания появляется на ее лице.

— Ты никогда не упоминал своих родителей раньше, — говорит она мягким голосом.

Улыбка соскальзывает с моего лица. Я отворачиваюсь, снова смотрю перед собой. Когда они погибли, Селеста уже была неотъемлемой частью моей жизни. Она, конечно, не знала, но именно наше вечное соперничество тогда помогло мне дышать и не сойти с ума. Пока я цеплялся за наши споры, мне было легче не думать о том, как рушится моя жизнь. Прошли годы, но эта рана до сих пор кровоточит. Я не хочу, чтобы она видела во мне слабость — не сегодня.

Мы молча углубляемся в сад, пока я не останавливаюсь ровно в том самом месте, где когда-то поцеловал ее впервые.

— Я не могу тебя разгадать. — шепчет она, когда мы останавливаемся среди роз, в том самом саду, куда я унес ее на руках пять лет назад. — Это… на самом деле, Зейн? Такое чувство, будто я жду удара в спину. И мне это ненавистно. Если это какая-то игра… прошу тебя…

— Это не игра, — перебиваю я, в голосе слышится непрошеная мольба. — Не какая-то там схема, не уловка. Да, я бы солгал, если бы сказал, что ничего не хочу от тебя. Но я не хочу навредить тебе, Селеста. В это так трудно поверить? Что я просто не смог забыть единственную девушку, которая заставляла меня становиться лучше? Что я хочу все исправить, потому что наконец понял, насколько ты была для меня важна все эти годы? Насколько я тебя ранил? Я знаю, что для тебя я был всего лишь источником мучений, но для меня… Черт. В какие-то дни ты была единственной причиной не сдаться. Единственной причиной, по которой я вообще держался.

Она пристально всматривается в мое лицо, выискивая ложь. Не найдет.

— Чего ты от меня хочешь? — в ее голосе дрожь. — Это месть за то, что я попросила тебя забыть, что между нами вообще что-то было? Все это просто очередной вызов? Ты просто хочешь снова затащить меня в постель, чтобы проверить, сможешь ли?

Я поднимаю взгляд к стеклянному потолку и, вздохнув, убираю руку из ее ладони.

— Я хочу всего, — шепчу я.

Ее губы приоткрываются, когда я делаю шаг вперед и мягко накручиваю на палец один из ее локонов.

— Я выложу все карты на стол и буду надеяться, что ты не разорвешь их в клочья. Потому что, Селеста… Я хочу просыпаться с тобой рядом, чтобы не гадать каждое утро, не был ли лучший вечер в моей жизни всего лишь пьяным сном. Хочу видеть тебя рядом с собой на всех этих гребаных мероприятиях, которые нам приходится посещать. Хочу, чтобы ты сидела рядом на собраниях… или напротив. Мне неважно, по какую ты сторону, главное, что ты в комнате. В конце концов, я всегда любил соперничать с тобой.

Ее глаза расширяются от изумления, но я не останавливаюсь.

— Я хочу пригласить тебя на свидание. Хочу показать, какими мы могли бы быть. Не только в ту ночь — за все эти годы. Ты ведь тоже это чувствуешь, да? Ты не можешь не чувствовать. Между нами… Это ведь не ненависть, это что-то другое. Неужели тебе никогда не хотелось выяснить, что именно?

Она слабо качает головой.

— Это никогда не сработает, — шепчет. — Наши семьи никогда не позволят.

Это правда. Моя бабушка ненавидит ее деда с яростью, которой я никогда не понимал. Она отказывается говорить, что между ними произошло, но с годами ее ненависть только растет. Она не раз приказывала мне стереть компанию Харрисонов с лица земли. И если бы не Селеста, я бы давно это сделал.

Я выпускаю ее локон из пальцев и осторожно беру ее лицо в ладони, заставляя смотреть мне в глаза.

— Но знаешь, что я не слышу? — мой голос хрипнет, когда я большим пальцем провожу по ее губам.

Она размыкает их, дыхание сбивается.

— Я не слышу, что ты никогда не задумывалась об этом.

Я прижимаюсь к ней чуть плотнее, склонив голову.

— Скажи мне, что ты никогда не думала о том, каково это — поцеловать меня сейчас, когда мы уже не дети. Скажи, что ты не вспоминала ту ночь, не хотела большего. Посмотри мне в глаза и соври.

— Зейн… — ее голос — это шепот, мольба.

Я наклоняюсь, наши носы соприкасаются.

Ее резкий вдох пробегает по моей коже горячей волной, спускаясь прямо в позвоночник. Когда она кладет ладонь мне на грудь, мои мысли разбиваются вдребезги.

— Я хочу узнать, действительно ли ты такая же сладкая, как в моих воспоминаниях, — шепчу, мой лоб касается ее. — Хочу проверить, сможешь ли ты снова так же охуенно принимать мой член, как тогда. Хочу, чтобы ты стонала мое имя, пока я довожу тебя до оргазма быстрее и сильнее, чем на выпускном. Одну ночь, чтобы доказать, что я уже не тот неопытный мальчишка. Это то, чего я хочу. А ты?