Разрушенные клятвы (ЛП). Страница 12

— Поверни направо в конце дороги, — отвечает он, игнорируя мой вопрос. Голос у него тихий, другой. Я украдкой смотрю на него и замечаю во взгляде что-то похожее на разочарование. Он ловит мой взгляд и тут же отворачивается, устремляя глаза в окно.

Мои зрачки расширяются, когда я вижу знакомое стеклянное строение. Теплица… если ее вообще можно так назвать. Это скорее стеклянный дворец, с залами, утопающими в сложных ботанических садах. А перед ней — белоснежный особняк, которого раньше здесь не было, но который удивительно гармонично вписывается в пейзаж.

— Паркуйся здесь, — говорит Зейн, указывая на ряд суперкаров у входа. — Я оставил тебе место прямо у двери, чтобы не пришлось далеко идти.

Я глушу двигатель, чувствуя, как дрожат руки. Едва успеваю взять сумочку, как он уже обходит машину и открывает мне дверь, его лицо остается непроницаемым.

Я тихо вздыхаю, когда каблуки слегка проваливаются в гравий, но тут же ощущаю, как Зейн мягко, но уверенно обхватывает меня за плечо. Он тихо смеется, и, подняв на него глаза, я с облегчением замечаю, что он снова выглядит расслабленным.

Что бы это ни было в машине — почему он выглядел таким потерянным — я не знаю. Но почему-то кажется, что это из-за меня. И теперь, когда он обладает куда большей властью, чем раньше, я не могу не задуматься: если я его разозлю, он ведь может отыграться на Лили.

— Ты все такая же неуклюжая, Селеста, — тихо говорит он, вырывая меня из мыслей.

— Это не моя вина, что у тебя паршивая подъездная дорожка, — огрызаюсь я. — Я точно не первая, кто жалуется.

Я жду, что он отпустит меня, но вместо этого его хватка только крепче сжимается на моем плече, пока он ведет меня к двери.

— Первая, — спокойно отвечает он.

Мне требуется секунда, чтобы осознать, о чем он говорит. И настроение тут же падает.

— Просто остальные женщины, наверное, были слишком вежливы, чтобы сказать тебе это в лицо, — пробормотала я, покачав головой. — Уверена, что этот гравий уже угробил не одну дорогую пару туфель.

Про себя я скорблю по потерям всех тех незнакомых мне женщин, вынужденных пожертвовать своими любимыми шпильками… ради Зейна.

Он громко смеется и, не раздумывая, наклоняется, подхватывает меня на руки, словно я ничего не вешу.

— Неземная, если хотела, чтобы я тебя нес, могла просто сказать.

У меня от изумления приоткрывается рот, пока он без особых усилий пересекает оставшееся расстояние до входной двери, держа меня в своих руках.

— Я… я… да не это я имела в виду!

С каждым его шагом мое тело чуть заметно покачивается, прижимаясь к нему. Тонкая ткань его футболки не скрывает рельефа пресса и силы в руках. Он несет меня так легко, что я невольно вспоминаю тот день, когда он так же поднимал меня на руки. Тогда он тоже нес меня — сквозь свои роскошные сады.

Подо мной напрягаются его мышцы, когда он, не выпуская меня, проводит большим пальцем по сканеру на двери. Но даже когда мы оказываемся внутри, он не ставит меня на пол. Вместо этого несет прямо на кухню и усаживает на столешницу. Затем опускается передо мной на колени, аккуратно берет меня за лодыжку и поворачивает ступню, осматривая каблук.

— Немного повредился, — замечает он, а затем поднимает на меня взгляд. — Я куплю тебе новые туфли, ладно? Прости за этот чертов гравий.

Я моргаю, пытаясь осознать сказанное, пока он выпрямляется и подходит к раковине, чтобы вымыть руки.

— Я же пошутила, — произношу я, но он лишь бросает через плечо еще одну из тех улыбок, что сбивают меня с толку.

— А я нет. Я куплю тебе новые.

Я прищуриваюсь и скрещиваю руки на груди.

— Лучше не надо. Ты же нарочно пришлешь мне что-то совершенно дурацкое, просто чтобы позлить.

Зейн вытирает руки и возвращается ко мне, останавливаясь так близко, что наши взгляды оказываются на одном уровне.

— Я больше не тот злопамятный мальчишка, которого ты когда-то оставила, Селеста. — Он кладет ладони на столешницу по обе стороны от меня и медленно наклоняется, его пресс прижимается к моим коленям. — Да, я сказал, что этот ужин — награда за то, что сдержал свое обещание, но если честно… я просто хотел возможности извиниться перед тобой. По-настоящему. Искренне.

Он так близко, что я невольно отмечаю, какие у него длинные ресницы… и вспоминаю, насколько мягкими были его губы, когда касались моих. Пальцы Зейна сжимаются на краю столешницы, и я на секунду замираю, задерживая дыхание.

— Извиниться?

— Да, — его голос становится чуть ниже, мягче.

Сердце предательски сбивается с ритма, когда он осторожно касается моего подбородка, приподнимая его кончиком указательного пальца.

— Прости меня, Селеста. Прости за каждое слово, которым я тебя ранил. За каждый раз, когда я насмехался, когда дразнил тебя. За все те розыгрыши. За все моменты, когда заставлял тебя чувствовать себя менее значимой, менее умной, менее красивой, менее сильной, чем ты есть на самом деле. Прости за все, что было между нами в детстве. Я слишком далеко зашел в нашем соперничестве.

Он опускает руку и проводит пальцами по волосам — жест, который я видела у него тысячу раз. Он всегда делал так, когда злился или был расстроен. И по какой-то странной причине меня это успокаивает.

Ведь мужчина, стоящий передо мной, кажется мне совершенно незнакомым. Или я просто ошибалась в нем все это время? Так же, как изменилась я, он, похоже, изменился тоже.

— Спасибо, — тихо говорю я. — За извинения. Я не могу сказать, что прощаю тебя, Зейн, потому что ты действительно причинил мне слишком много боли… больше, чем ты можешь себе представить. Но мы больше не дети. И, нравится нам это или нет, мы будем пересекаться в этой индустрии. Лучше оставить прошлое позади и хотя бы попытаться вести себя цивилизованно. Пока у нас вроде бы получается. Так что… да, я ценю твои извинения.

Он поднимает бровь, тихо выдыхая.

— Цивилизованно. Да, — повторяет он тихо, снова взъерошивая волосы. Теперь они стали немного длиннее, достаточно длинные, чтобы в них можно было запустить пальцы

Я прикусываю губу, внезапно охваченная воспоминанием о том, как мои пальцы перебирали его волосы, пока он целовал мне шею, а запах свежескошенной травы наполнял мои ощущения.

Зейн отворачивается, возвращая внимание к сковороде на плите, а я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть его. В нем всегда было что-то властное, и дело не только в фамилии. Но тогда эта аура силы не ощущалась так явно. Если бы он захотел, он мог бы превратить мою жизнь и работу в ад. Раньше он бы так и сделал. Именно этого я и ожидала. А теперь… теперь я не знаю, чего ждать.

— Ты все еще ненавидишь анчоусы? — вдруг спрашивает он, вырывая меня из мыслей.

Я вздрагиваю и смотрю на него. В его глазах вспыхивает что-то странное, что-то… что я не могу разгадать.

— Откуда ты знаешь, что я их ненавижу?

— Приму это за да, — тихо говорит он, ставя воду на огонь и бросая в нее пасту. — Тогда я не буду использовать соус Цезарь для сегодняшнего салата. У меня есть домашний медово-лимонный соус, который, я думаю, тебе понравится.

Откуда, черт возьми, он может знать такую мелочь обо мне? Я почти уверена, что даже Арчер не помнит, что я ненавижу анчоусы, а он, на минуточку, мой брат.

— Может, помочь чем-нибудь? — спрашиваю я, осознавая, что все это время просто пялилась на него.

Зейн бросает на меня взгляд и ухмыляется:

— Можешь зажечь свечи на столе, если хочешь.

Я киваю, спрыгиваю с его столешницы и направляюсь в указанную сторону… и замираю.

Стол уже накрыт. Причем так, что это скорее похоже на сцену из какого-то чертового романтического фильма. Десятки цветов, половину из которых я даже не могу опознать, сверкающая посуда, приглушенный свет. И еще одна деталь…

Он усадил нас не напротив друг друга, как обычно бывает за такими ужинами, а под углом — по обе стороны от угла стола. Так ближе. Почти слишком близко.

Зачем?

Глава 11