Случайное наследство леди попаданки (СИ). Страница 29

Судя по обрывочным воспоминаниям Илаиды, такие иллюзионисты, как Руан, пользовались популярностью в определенных кругах. Ведь эти маги могли создать практически любой образ. Например, понравившейся девушки или парня.

Безусловно, это лишь иллюзия. При тактильном контакте быстро можно понять, что настоящее, а что – нет. Однако это совсем не останавливало желающих вновь увидеть умерших родных и возлюбленных, пообщаться с императором, принцем или другой известной личностью, но самым большим спросом пользовались сексуальные услуги.

Женщины или мужчины, владеющие такими чарами, по желанию клиента могли создать себе любую внешность. Главное, чтобы габариты мага и наведенной иллюзии примерно совпадали. А дальше как пожелает заказчик.

Подозреваю, что мужчинам, которые удовлетворяли подобные нужды клиенток, платили даже больше, чем женщинам. Уверена, что Руану предлагали подобное. С таким-то талантом его бы не пропустили. Но раз не ухватился за эту идею даже в бедственном положении, значит, он с принципами. И, боюсь, серьезно обидится, если я предложу ему деньги.

– Разве ничего нельзя сделать? – спросила я. – Ты же очень талантлив!

– Мне много раз предлагали присоединиться к актерским коллективам. Но я сначала отказывал, потому что все время занимала учеба, а потом поверил Юрансу. Я подумал, что уж режиссер и владелец столичного театра понимает, что говорит. И выступление здесь – это гораздо престижней, чем в других актерских труппах. Вот и отказывал всем, кто предлагал работу.

– Да уж, этот Юранс – бездарь, – вынесла я вердикт. – Ты же видел, как выглядит театр. Снаружи все прилично, но внутри засаленные кресла, побитые молью портьеры, кое-где практически полностью стертая позолота. Понятное дело, что дела у хозяина идут плоховато. Как ему можно было поверить?

– Это потому что раньше Юранс ставил классические Вьюзарские трагедии. Он очень любит эти постановки, но интерес публики к ним все слабее и слабее.

Руан продолжал говорить, а ко мне чуть с опозданием подгрузилась память Илаиды. Вьюзарские трагедии – это истории, в которой муссируются страдания.

Как по мне, больше всего страдают зрители, потому что действий, как правило, мало, и заунывные длинные песни на один мотив о том, как каждый герой переживает экзистенциальный кризис, занимают почти все время. Традиционно в конце Вьюзарской трагедии все герои погибают. Причем, чем страшнее и жестче, тем лучше.

Например, здесь есть своя версия Ромео и Джульетты гораздо более кровавая. Отец местного Ромео, узнав, что сын тайно женился на девушке из вражеского клана, приказывает сыну убить возлюбленную. Ну и тот убивает! А потом заодно и отца, который начинает задвигать, что местная Джульетта недостойна скорби по ней.

Это видит брат, который зарубает самого Ромео, а мать главного героя в ужасе выпивает яд. В этот момент на клан нападают родственнички Джульетты, но Ромео и его отец – самые сильные маги – мертвы. Защищать родовой замок некому. Месть вроде бы свершилась, но бабка Ромео накладывает смертельное проклятье, и все отпрыски из клана Джульетты погибают в корчах. Конец!

Собственно, все классические Вьюзарские пьесы с подобными сюжетами.

– Трагедии?! Удивительно, как он совсем театр не похоронил с такой-то программой! – хмыкнула я. – Это ж кошмар!

– Юранс сначала хотел приучить зрителей к прекрасному, привить им высокий вкус…

– То есть он решил, что его предпочтения, весьма странные, прошу заметить, должны перенять другие? – смеясь, перебила я. – Какая незамутнённость!

– Это же классика… – смущенно протянул молодой актер.

Похоже, ему самому не нравятся трагедии, но заявление директора о высоком вкусе не позволяло высказываться более откровенно.

– Но это непопулярно. По крайней мере, сейчас. Может быть, лет двести назад ныть и страдать на публику было модно, но сейчас такого запроса нет.

– Да, Юранс это понимал, поэтому и поставил то, что больше нравится людям.

– Серьезно? – с сарказмом переспросил Винсент. – Эта не до конца соблазненная дева нравится больше?

– Нет, но на это был расчет… – протянул Руан.

– И он не оправдался, – подвела итог я. – Этот Юранс, похоже, безнадежен. Хозяйственник тоже ужасный.

– Знаете, управлять театром не так просто! – обижено произнес актер.

– Я не говорю, что это просто. Но почему он ничего не делает, раз премьера провалилась?

– А что он может сделать?

– Большую часть суток театр простаивает! Неужели нельзя организовать утренние или дневные спектакли?

– Если уж вечером не ходят, на утренние тем более не будут ходить, – заметил Винсент.

– Так кто говорит о том, что надо ставить этот ужас? Можно организовать сценки для детей. Не для совсем маленьких, для тех, кто постарше.

– Все равно дети через четверть часа капризничать начнут, – предсказал Руан.

– Не начнут! Если им будет интересно, то не начнут.

– И вы можете точно сказать, что именно заинтересует детишек? – снисходительно улыбнулся актер.

– Приключения, магия, путешествия, дружба и любовь!

– А конкретнее?

– Например, эээ… «Волшебная лампа Аладдина!»

– Как-то звучит не очень интересно…

Стало как-то даже обидно. И я на ходу начала перерабатывать сюжет диснеевской версии сказки под местные регалии.

Во-первых, главный герой вместо вора стал наемником. Все же для местного классового общества вор, который женится на принцессе и становится правителем – это слишком прогрессивно.

Во-вторых, колдун Джафар не мог забраться в пещеру, потому что она была зачарована на кровь правителя – Аладдина. Да-да, я сделала Аладдина принцем, которого в детстве потеряли. И лампа изначально принадлежала ему по праву. Джафар изображал поиски наследника, но на самом деле только путал всех, стараясь найти Аладдина быстрее регента.

В-третьих, раз король погиб, принц исчез, правил страной регент. И им стал побратим старого короля и отец Жасмин. А «принцесса» была с детства помолвлена с Аладдином. Именно поэтому выйти замуж за другого не могла, ведь помолвку заключили магическую.

Наверное, надо было выбрать какую-то другую историю, попроще, но почему-то первой вспомнилась именно эта, и отступать не хотелось.

У Руана загорелись глаза, он стал подсказывать, как лучше показать тот или иной момент. Винсент тоже не остался равнодушным и что-то советовал. Непонятно откуда взялись несколько листов бумаги, на которых мы начали делать пометки.

Этот процесс настолько увлек, что я не сразу заметила, что Винсент и Руан замолчали.

– Добрый день, – раздался недовольный голос Шона дье Омри. – Интересно, по какому поводу собрание? Неужели, леди Илаида задумала очередную аферу?

Глава тринадцатая. Предложение

Глава тринадцатая. Предложение

Вообще я человек спокойный и выдержанный, стараюсь решать проблемы дипломатично. Но сейчас, глядя на Шона, хотелось его хорошенько стукнуть.

– Аферу? – прорычала я. – Вам кажется.

– Да неужели? – голос графа просто сочился сарказмом. – Судя по тому, что я тут слышал, вы снова взялись за старое. А я уж было поверил вам, посочувствовал. Ошибся!

– Признаться, я тоже ошиблась, посчитав, что вы изменились после покушения. Но, видимо, это был единственный проблеск вменяемости с вашей стороны, – ядовито отбила я.

– Шон, хватит! – вмешался Винсент. – Ты сделал слишком поспешные выводы. Все не так! Мы только вчера вечером узнали о произошедших событиях, и для нас это было неожиданностью. Ты же меня знаешь, и прекрасно понимаешь, что я не стал бы помогать леди Илаиде в ином случае.

– Ты слишком потворствуешь женским слабостям! – огрызнулся граф, но уже не так агрессивно, как раньше.

Только когда Винсент начал говорить, я поняла, почему Шон начал с обвинений. Скорее всего, он знает, что вчера утром на работе у Людвига видели «призрака», хотя дети Дориана уже оставили свои попытки отобрать мое наследство. Конечно, дье Омри посчитал, что за новой инсценировкой стою я.