Курсант Сенька (СИ). Страница 38

— Так точно! — подтвердил он. — Я за куст зацепился, когда по-пластунски полз на тактических занятиях!

— А потом что делал?

— Отцеплялся, товарищ старшина!

— Как отцеплялся?

Леха замялся, понимая, что загнал себя в угол.

— Ну… дергал…

— Дергал? — старшина поднял бровь, и в его голосе послышались опасные нотки.

— Так точно! А потом покатился…

— Покатился?

— Ну да, с горки… как снежный ком…

Старшина секунду молчал, переваривая услышанное, а потом вдруг фыркнул и едва сдержал смех.

— Форсунков, ты у нас, оказывается, лыжник-экстремал! Ладно, курсанты, на этот раз прощаю. Но чтобы больше казенное имущество по сугробам не катали!

— Есть, товарищ старшина! — хором отрапортовали мы, едва сдерживая облегченные вздохи.

Когда же тот скрылся за дверью казармы, к нам тут же сбежались остальные ребята из взвода.

— Ну, выкладывайте! — потребовал Дятлов, глаза его горели любопытством. — Как вы умудрились полковника до слез довести?

— Да ничего особенного, — скромно отвечал я. — Просто маскировку отрабатывали.

— Маскировку под привидений! — добавил Леха, и вся казарма взорвалась смехом.

— Слушайте, а правда, что вы новый способ изобрели? — спросил Толик Воронов, наш комсорг взвода, с неподдельным интересом.

— Не мы, а Форсунков, — указал на Леху Пашка. — Он у нас теоретик.

— Какой я теоретик? — возмутился Леха, размахивая руками. — Я практик! Я на собственной шкуре все проверил!

— На собственной попе, ты хотел сказать! — поправил его Колька.

Все снова расхохотались, и казарма наполнилась тем особым духом товарищества, который рождается только в стенах военного училища. Но тут в помещение вошел старший лейтенант, и смех мгновенно стих.

— Отбой через десять минут! — объявил он четким командным голосом. — Курсанты Семенов, Овечкин, Форсунков и Рогозин — ко мне!

Мы подошли к нему, гадая, что еще могло случиться, и в душе каждого поселилась тревога.

— Товарищи курсанты, — произнес Кузеванов, глядя на нас серьезным взглядом, — завтра в восемь ноль-ноль явиться к начальнику курса — в парадной форме.

— Товарищ старший лейтенант, а по какому поводу? — осторожно поинтересовался я, стараясь не выдать волнения.

— Полковник желает лично побеседовать с изобретателями нового способа маскировки, — ответил он, и в уголках его глаз мелькнуло что-то похожее на усмешку.

А когда дверь за ним закрылась, мы обменялись тяжёлыми взглядами. В казарме повисла гнетущая тишина…

— Всё, приплыли, — глухо пробормотал Пашка, опускаясь на койку. — Завтра точно вылетим отсюда.

— С чего бы это? — запротестовал Колька. — Задание ведь выполнили!

— Выполнили-то выполнили, да вот только как… — тяжело вздохнул я. — Небось хочет разнести нас в пух и прах за легкомысленное отношение к боевой подготовке.

— А может, наоборот, отметить? — робко предположил Лёха. — Он же говорил, что за находчивость зачёт поставит.

— Форсунков, ты неисправимый мечтатель, — покачал головой Пашка. — За подобные выкрутасы обычно по полной программе разбирают.

Но Лёха не сдавался.

— Да что мы такого натворили? Ползли, как положено по уставу. Маскировались, как на занятиях учили. Разве я виноват, что законы природы сработали?

Да уж… Не виноват, но это мало что меняло. Легли мы поздно, но сон не шёл. Ворочались на скрипучих койках, мысленно прокручивая завтрашний разговор с полковником. Лёха даже вызвался заготовить научное обоснование своего метода.

— Слушайте, а что если я расскажу про физические законы? — шептал он в полутьме казармы. — Про силу тяжести, про ускорение свободного падения…

— Форсунков, заткнись и спи! — зашипел Колька. — И без того неприятностей по горло!

Утром же поднялись ни свет ни заря. Тщательно выгладили парадно-выходную форму. Пашка даже предложил провести репетицию.

— Давайте отработаем, как станем докладывать, — сказал он, поправляя ремень.

— А что докладывать-то? — спросил Колька.

— Ну… что мы не при чём, что так вышло…

— Рогозин, да мы и правда ни при чём! — горячился Лёха. — Честно выполняли приказ!

— Честно-то честно, да только результат… — протянул я.

Ровно же в восемь утра мы застыли перед дверью кабинета полковника и я негромко постучал.

— Войдите! — донёсся знакомый властный голос.

Мы вошли и замерли словно вкопанные.

— Товарищ полковник! Курсанты Семенов, Овечкин, Форсунков и Рогозин по вашему приказу прибыли! — чётко отрапортовал я.

Полковник сидел за массивным письменным столом и пристально нас разглядывал. На его лице блуждала едва заметная улыбка — то ли добрая, то ли зловещая.

— Вольно, — произнёс он наконец. — Присаживайтесь.

Мы опустились на деревянные стулья перед столом, держа спины прямо и не отводя взгляда от полковника.

— Так, товарищи изобретатели, — начал он, поправляя очки и откидываясь на спинку казённого стула. — Расскажите-ка мне подробнее про ваш метод. Особенно интересует теоретическое обоснование.

Мы переглянулись — в кабинете пахло свежей краской — стены недавно подновили к очередной проверке. И Лёха откашлялся и начал тараторить, как по писаному.

— Товарищ полковник, суть метода заключается в использовании естественных природных факторов для достижения максимальной эффективности при выполнении боевых задач…

— Форсунков! — резко перебил его полковник, и мы все вздрогнули. — Говорите по-человечески — без этой канцелярщины.

Лёха сглотнул, покраснел и выдал честную правду.

— Ну… зацепился я за куст, дёрнул посильнее, отцепился и покатился с горки вниз головой.

— И что же, по-вашему, в этом революционного?

— А то, что я быстрее всех добрался до цели! — гордо заявил Лёха, и в глазах его заблестел азарт.

— Быстро — дело хорошее, — кивнул полковник, и в уголках его глаз заиграли смешинки. — А управляемость процесса как обстоит?

— Какая ещё управляемость? — искренне не понял Лёха.

— Ну, могли вы изменить направление движения? Затормозить в нужный момент? Ускориться?

— Не мог, — Лёха почесал затылок.

— То есть метод совершенно неуправляемый?

— Получается, что так…

— А если бы на пути оказался противник?

— Я снес бы его, нанеся урон! — находчиво ответил Лёха.

Полковник не выдержал и расхохотался так, что аж погоны затряслись.

— Форсунков, да вы у нас стратег! Поражать противника собственным телом — это что-то новенькое в военной науке!

— Эффективно же! — не сдавался Лёха, воодушевляясь.

— Эффективно, спору нет, — согласился полковник, утирая выступившие слёзы. — Но применение строго одноразовое. После первого боевого использования боец гарантированно выходит из строя.

— Почему? — удивился Лёха.

— Потому что намертво застревает в сугробе! — полковник снова прыснул.

Мы все не выдержали и заржали в голос. Даже Пашка, который обычно трясся от страха перед начальством, захихикал. Напряжение спало, как с плеч.

— Ладно, курсанты, — сказал полковник, успокаиваясь и промокая глаза платком. — Скажу честно — давно так не смеялся. Вчера вечером рассказывал супруге про ваши подвиги, так она до самого утра посмеивалась.

— Товарищ полковник, — робко подал голос Пашка, — а наказание будет?

— Какое наказание? За что? — искренне удивился полковник. — Вы же задание выполнили. Правда, способом весьма нестандартным, но выполнили. А то, что при этом всех развеселили — так это только в плюс. Здесь без смеха — никуда.

— Товарищ полковник, — встрял Колька, осмелев, — а можно вопрос? А если мы ещё что-нибудь такое изобретём?

— Овечкин! — засмеялся полковник. — Только предупреждайте заранее! А то сердце у меня уже не молодое, могу не выдержать таких сюрпризов.

— Есть, товарищ полковник! — грянули мы хором, как один.

— Всё, идите. И запомните — армия любит смелых и находчивых. Но в разумных пределах!

Мы вышли из кабинета с облегчением на душе. В коридоре уже толпились ребята из взвода — лица напряжённые, глаза полны любопытства.