Когда она любит (ЛП). Страница 41

Я переминаюсь с ноги на ногу, испытывая неловкость. Он открывается передо мной, обнажая свои чувства. Его любовь к семье. Его любовь к жене. Его потребность защитить их. Разве он не знает, что это признак слабости? Нельзя раскрывать свои слабости сопернику. А еще лучше - вообще не раскрывать свои слабости.

Когда он встречается с моими глазами, в них звучит явное предупреждение, которое невозможно понять неправильно. Он говорит мне, что если я когда-нибудь надеюсь установить мир между нами, я должен держаться подальше от него и людей, которых он любит.

Я глажу рукой свой галстук. Я не любитель извиняться за многочисленные грехи своего отца, но ситуация того требует.

— Мне очень жаль. Я знаю, что мой отец никогда не извинялся перед тобой, и услышать это от меня не будет иметь того же веса, но я хочу, чтобы ты знал, что я сожалею о том, что он причинил вам всем вред.

Похоже, это правильное решение. Во взгляде Джино мелькнул намек на уважение. — Я вижу, что ты искренен, и ценю это.

Он подносит свой стакан с виски к губам и допивает его. — Давай продолжим этот разговор. Мы должны поддерживать связь из недели в неделю. Угрозу Братвы не стоит игнорировать, и всем будет полезно, если два крупных игрока в городе выступят единым фронтом.

Хорошо. Это прогресс. — Я согласен.

Он похлопывает меня по плечу. — Нам пора возвращаться.

Я смотрю в сторону комнаты, ища Клео по ту сторону стекла. Но нигде ее не вижу.

ГЛАВА 28

РАФАЭЛЕ

Я вхожу через раздвижные двери и окидываю взглядом помещение. Вита и двое ее сыновей стоят у барной стойки и о чем-то горячо спорят.

Где Гарцоло? А главное, где моя жена?

Стаккато ее каблуков доносится до моих ушей, прежде чем она выскакивает из случайного коридора. Козимо отстает от нее на несколько шагов. Мои глаза сужаются. Что они там делали вместе? И почему она выглядит такой взволнованной?

Я пересекаю комнату. Ее шаги замедляются, когда она видит, что я приближаюсь.

— Что случилось?

— Ничего.

Она говорит это слишком быстро, и на ее щеках появляется румянец.

Во мне расцветает отвратительное подозрение. — Где ты была?

— В ванной.

— Почему Козимо следовал за тобой?

Она скрещивает руки и раздраженно вздыхает. — Потому что я сосала его член.

Мое зрение темнеет по краям. Что за...

— Боже, я шучу, — огрызается она. — Расслабься.

— Плохая шутка, — рычу я.

Она качает головой и оглядывает комнату, словно ищет кого-то. — Сколько еще осталось до того момента, когда мы сможем выбраться отсюда?

Что с ней происходит?

— Мы можем уйти сейчас.

Мы прощаемся и покидаем кондоминиум. Клео не сводит с меня глаз во время поездки на лифте до парковки.

Моя челюсть сжимается. — Клео.

— Что? — спрашивает она с пола.

Ради всего святого. Я прижимаю ее к одной из зеркальных стен и поднимаю ее подбородок. — Что с тобой происходит?

Она опускает взгляд и смотрит на мою грудь, сжимая зубами нижнюю губу.

Я подталкиваю ее подбородок выше, заставляя посмотреть на меня. — Ответь мне.

— Брось это, — вздыхает она.

— Нет.

Дверь лифта открывается. Она протискивается мимо меня, спеша на стоянку, но я оказываюсь прямо за ней.

Я хватаю ее за предплечье. — Клео.

Она вздрагивает, словно я причиняю ей боль. Я знаю, что это не так. Моя хватка крепкая, но не настолько, чтобы быть болезненной. Я задираю рукав и вижу отпечаток руки на ее предплечье. Горячая волна гнева прокатывается через меня.

Он. Ранил. Мою. жену?

Он, блядь, мертвец. Я отстегиваю нож, пристегнутый к запястью, позволяя рукоятке скользнуть в мою ждущую ладонь, и начинаю идти обратно к лифту. Я собираюсь отрезать руку, которую Козимо использовал для этого. А потом скормлю ее этой гребаной кои.

— Раф! Что ты делаешь?

Клео кричит за мной.

— Собираюсь его порезать.

Раздается вздох, и я слышу, как ее каблуки стучат по бетонному полу, когда она пытается догнать меня. — Он уже ушел! Ты не можешь просто так вернуться в дом Ферраро с ножом! Да что с тобой такое?

Я останавливаюсь. — Кто ушел?

— Мой отец.

Она обходит меня, преграждая мне путь.

Мои мысли спешат ухватиться за нее. — Твой отец сделал это с тобой?

— Кто, по-твоему? — Ее глаза расширяются от осознания. — Ты думал, это Козимо? Нет. Он увел папу от меня.

Это не имеет никакого смысла. — Зачем твоему отцу так поступать с тобой? Ты же говорила, что он никогда не поднимал на тебя руку.

— Нет! — Она запустила пальцы в волосы и страдальчески вздохнула. В ее взгляде мелькает то, что она отказывается мне сказать. — Раф, пожалуйста. Просто успокойся.

Успокоиться? Только тогда до меня доходит, что я пыхчу, как разъяренный медведь. Мой пульс бьется так сильно, что я слышу его в своих ушах. Моя ладонь горячая от рукоятки ножа. Каждый мускул моего тела напряжен и готов к удару.

Это происходит снова. Именно так я чувствовал себя, когда увидел, как Людовико пытается навалиться на нее в моем клубе. Так я чувствовал себя, когда увидел ее истекающей кровью на земле в Il Caminetto.

Не контролирую себя.

Я качаю головой, и предупреждение Неро вспоминается мне отчетливо и ясно.

Я видел, как она проникает под твою кожу.

К черту. Сейчас мне плевать на все это. Все, что я знаю, - это то, что я сделаю все, чтобы защитить ее. Что угодно. И если для этого придется убить ее отца, чтобы он больше никогда не смог к ней прикоснуться, то так тому и быть.

Она хватает меня за запястье и пытается потянуть в сторону нашей машины. — Пожалуйста. Давай просто сядем в машину и поедем домой.

— Клео, скажи мне, что происходит. Почему твой отец так поступил?

Она фыркает.

Я заставляю себя сделать глубокий вдох. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, что угодно?

Она гримасничает. Я изучаю ее лицо. Ее глаза расширены и, помоги мне Бог, виноваты. Я знаю этот взгляд так хорошо, что узнаю его на ком угодно. Но если отец причинил ей боль, почему она чувствует себя виноватой? И почему она не отвечает мне?

Клео ненавидит своего отца. Она не стала бы молчать, чтобы защитить его. Но она молчит, чтобы защитить себя.

Что бы она ни увидела в моем выражении лица, это заставляет ее отпустить мою руку. Она делает шаг назад, потом еще один.

В моей голове раздаются тревожные звонки. — Что ты сделала?

Ее щеки раскраснелись. — Ладно. Послушай. Я могу объяснить.

Я начинаю наступать на нее, мои подозрения подтвердились.

— Знаешь, сколько раз люди говорили мне это? Я позволю тебе угадать, чем обычно заканчиваются эти разговоры.

Она отступает от меня. — Две недели назад папа сделал мне предложение.

Я повторяю за ней шаг за шагом. — Что за предложение?

— Он… — Она сглатывает. — Он попросил меня шпионить за тобой.

Мое тело замирает. В моем желудке открывается глубокая яма, наполненная лезвиями и льдом.

— С какой целью? — выдавливаю я.

Ее глаза наполняются слезами. — Он хотел, чтобы я нашла слабое место, чтобы он мог избавиться от тебя.

Я не могу удержаться от смеха. Это слишком хорошо. Гарцоло, этот чертов предательский змей. Я должен был догадаться, что такому человеку, как он, никогда нельзя доверять. Но это действительно был его лучший план? Втянуть в это дело свою дочь?

Мои глаза сужаются на Клео. Она заставляет меня чувствовать, что я схожу с ума. Неужели я действительно думал, что готов на все ради этой женщины? Так не бывает. Я знаю, что так не бывает.

Я дон, и мой первый долг - моя должность, а не она. Но она моя жена, и она должна быть чертовски верна мне.

По ее щеке скатилась слеза. — Я этого не делала!

Мой желудок вздымается от облегчения, но оно оказывается кратковременным, когда я перематываю наш разговор назад. — Две недели назад? Ты умалчивала об этой информации две недели?

Она поджимает губы, пытаясь сдержать свои эмоции. Эмоции, которые я ни хрена не понимаю, потому что, как мне кажется, это я должен быть расстроен.