Оборотень по объявлению. Подарок. Страница 7

– Назад.

Она замирает, смотрит на меня круглыми глазами, и мне почему-то не хочется, чтобы она боялась.

Я знаю, какой эффект производят мои приказы с силой в голосе. Авторитет чувствуют даже люди. И то, что она не посмела отодвинуться, – лишнее тому подтверждение.

Я снова дотрагиваюсь пальцем до ее плеча. Голая кожа покрывается мурашками, и я решаю быть немного помягче.

Вступаю с ней в диалог и медленно, проводя пальцем по коже, говорю:

– Не сеть магазинов, а всего три картонных ларька.

И она резко поворачивает голову и та-а-ак на меня смотрит, что я на каком-то подсознательном уровне понимаю: да она же настоящая волчица по типажу.

Глава 10

Валерия

Три картонных ларька? Да это же моя жизнь.

Мы с Улькой столько сил вложили в это дело. Эти самые «картонные ларьки» ремонтировали, сами контролировали работяг. Ездили по строительным рынкам, выбирали плитку, краску для стен, рейки.

Таскали на себе деревянные клумбы на ножках, едва впихивали в машину. А потом закупали мебель, холодильники, вазы. Научились крепить полки.

А с какой любовью мы оформляли вход и каждый угол внутри, чтобы было ощущение, что ты попал в рай?

– «Три картонных ларька»? – переспрашиваю я.

Никогда не замечала за собой склонности к рукоприкладству, но сейчас прямо хочется огреть Руданского чем-нибудь тяжелым.

Слон в посудной лавке – вот кто он. Без сожалений растопчет любую жизнь.

– Не так? – спрашивает он.

Я злюсь. Как же я злюсь!

Даже приходится глаза прикрыть на несколько секунд, чтобы не сделать ему фаталити. Вряд ли, конечно, мне это удалось бы, но душу бы отвела.

Одно меня удерживает от необдуманных поступков: чувство, что еще не все потеряно и от моего поведения сейчас зависит будущее нашего с Улькой цветочного бизнеса.

– Не так, – твердо говорю я, распахивая глаза и глядя прямо в лицо Руданского. – Может, для вас это все игра, но для меня это дело всей жизни.

– Как высокопарно. – Уголок его губ скептически ползет вверх.

Я отворачиваюсь, глубоко вдыхаю через нос, выдыхаю через рот.

Лера, держи себя в руках, умоляю. Держи, девочка.

Этот мужик может раздавить одним только мизинцем. Нельзя ошибаться.

Ему все дозволено – поэтому он так разговаривает. Беспредельщик.

Когда я поворачиваюсь, Руданский смотрит на меня с удивлением.

Я спрашиваю:

– Вы считаете, что поступили правильно?

Мой вопрос ему не нравится – он тут же хмурится.

– Мои решения не обсуждаются, – ледяным тоном говорит он.

И я невольно чуть не вжимаю голову в плечи.

Ну да, как же! Он уже поступил плохо. Хрен в этом признается. Или, может, даже не осознает?

– Мы не заслужили этот разгром, понимаете? Мы работаем честно и тяжело. Не спали сутками, чтобы развить наш цветочный бизнес. В этой ситуации ваша сестра была неправа.

Глаза Руданского тут же сужаются, он недовольно ведет челюстью. Неужели даже мысли не допускает, что кто-то из его семьи может поступить неверно?

И тут он спрашивает:

– Вы узнаете, для какой цели совершают покупку?

Я тут же напрягаюсь как струна, понимая, куда он ведет. Говорю:

– Это цветочный магазин. Обычно причины покупки у клиентов одни и те же. Но мы не можем предсказать, что кто-то засунет стебель розы с шипами кому-то в попу и тем самым нанесет тяжкие телесные повреждения. Понимаете?

Меня несет, и я уже не могу держать себя в руках. Если бы он не знал о ситуации – это было бы одно. Руданский же покрывает сестру и делает из нее безнаказанного монстра. Способствует беспределу.

Егор холодно усмехается над моей последней фразой.

– А ты с зубками, да? – И улыбается так, словно съесть меня хочет. – Может, этот «Доборотень» и работает.

Это дурацкое приложение?

Говорила Эду, что он слишком много подкрутил. Не надо было столько. Мало ли что у Руданского в голове. Он чувствует себя королем мира, не меньше.

Я сжимаю кулаки и решаю сразу перейти к делу:

– Дайте нам спокойно работать.

Я уже не заикаюсь про компенсацию. Чувствую, что тогда он точно ничего не сделает. Пусть хотя бы кислород в городе не перекрывает.

Руданский откидывается немного назад, ощупывает меня взглядом и спрашивает:

– А что мне за это будет?

Я тебя не прокляну! Вот что тебе будет.

А вот от заговора на понос тебе не уйти, Руданский!

– Чистая совесть, – говорю я, глядя ему прямо в глаза.

Замечаю, что они у него серые, с широким темным ободком вокруг радужки. Зрачки же заливают черным почти все, оставляя для серого совсем мало места.

Я ему нравлюсь?

Мне это льстит и пугает одновременно.

– Совесть? – Руданский вдруг широко улыбается, и у меня по коже идут мурашки от его мальчишеской улыбки. – Это что?

Конечно, у него ее нет. Обменял на ластик в первом классе. Кто бы сомневался?

Я молчу, смотрю на него упрямо и открыто. Обратного пути нет, я уже все сказала.

Он наклоняется ко мне, и мне требуются все силы, чтобы не откинуться назад от него подальше. Но я напрягаюсь так, что даже шею сводит.

– Так что мне за это будет? – спрашивает он.

Любого другого можно было бы припугнуть шумихой в СМИ, постами в соцсетях, но я знаю, что такая тактика выйдет нам дороже. У нас тут семьи. Он просто сотрет нас с Улькой с лица земли и даже не заметит.

Скажет – приказ. Я так решил. Я все делаю правильно.

Никто не смеет сказать ему и слова поперек. Никто. Ни администрация, что ходит к нему на поклон, ни журналисты, что пишут для него заказные статьи.

Я в тупике. Но я говорю как есть:

– Я не продаюсь.

– Верно, – улыбается он чересчур довольно.

И я так и чувствую двойное дно. Оно не заставляет себя ждать.

Руданский говорит:

– Ведь подарки бесценны. А ты себя мне уже подарила.

Глава 11

С каким бы я удовольствием окунула Руданского головой в снег в наших горах. Прямо по пятки, чтобы всего проняло холодом до нутра. Чтобы за жизнь свою испугался и понял, что с людьми так нельзя.

Но он беспредельщик. А я – не важнее фруктовой мушки, что летает сейчас над сливой в вазе.

Поэтому я просто встаю и собираюсь уйти.

Я думала, что он меня окликнет, схватит за руку, но мне удается спокойно обойти столик и сделать несколько шагов.

И тут передо мной встает стена из парней Руданского. Плечом к плечу, спиной к нам, без единой бреши для того, чтобы пройти.

Я поворачиваюсь и смотрю на Егора. Он развалился на диване, смотрит взглядом повелителя мира.

И как же мне хочется его обломать. Как же хочется проучить. И меня бесит отсутствие у меня влияния в этом городе.

Конечно же, честным трудом миллионы не заработаешь! Я не бандитка.

Руданский раздевает меня взглядом, а потом хлопает по месту, где я сидела, словно собаку зовет.

У меня вырывается возмущенный фырк.

Ага, сейчас! Разбежался.

– Куда собралась?

– Домой.

– Разве ты не хотела поговорить?

– Это бесполезно.

– Но ты не уйдешь отсюда.

– Это еще почему?

– Видела, что говорит про нас приложение?

Я молчу.

– Мы – идеальная пара. 99,9 % совместимости. Знаешь, что это значит? Программа говорит, что ты моя истинная.

Я фыркаю еще громче. Он вопросительно поднимает брови.

– Если я истинная, то вы крупно попали.

– Да-а-а? – Руданский хищно подается вперед. – И почему же?

– Потому что я вас ненавижу.

Он удивленно моргает, явно не ожидая это услышать. Я вижу, как конвульсивно дергается стена из его парней.

Руданский как-то странно двигает головой и медленно встает на ноги. От одного этого плавного подъема мне становится страшно, и я отступаю. Врезаюсь спиной в спины парней, и те делают шаг вперед.

Ого, а стенка-то двигается.

Я делаю еще один шаг назад, дотрагиваюсь лопатками до кого-то из ребят, и снова стена приходит в движение. Отлично! Может, я так и до выхода доберусь?