Гений АЗЛК (СИ). Страница 25

Эх, если бы Марина была рядом! Поздно стонать. Тем более, кое-что от неё нахватался.

— Пусть войдёт.

Малокалиберный тип, в отличие от крупного Севастьянова, ровно так же лез без мыла мне в задницу, уговаривая закрыть глаза на «Дахаб». Достал деньги.

— Сколько?

— А сколько бы вы хотели за свою… взвешенную позицию по данному вопросу?

Кнопка селектора была зафиксирована, у секретарши всё слышно. В соседней комнате включился магнитофон «Весна» на запись, я не пожалел импортной кассеты на 45 минут каждая сторона.

И всё равно — накатила внутренняя дрожь, липкий пот течёт по позвоночнику, из-под рубашки и дальше в трусы. Мог просто выгнать, но решил сыграть в очень опасную игру. Если всего лишь отказаться от взятки, последуют новые провокации. Холодея от собственной наглости, спросил:

— А сколько предлагается?

— 25 тысяч!

УБХССник даже глазом не моргнул.

— А вы понимаете, что уговариваете меня совершить преступление — взять взятку?

Тут тонкий момент, о котором рассказывала, потешаясь над ментами, покойная супруга. Опера имеют право проводить операцию «реализация взятки» только в случае, если имеют достаточные доказательства, что чиновник склонен к такому сам. Подстрекательство на ровном месте фактически является преступлением самого мента.

— Да кто же узнает? Слова у вас такие — неправильные. Не взятка, а благодарность.

— Не верю.

— Чему?

— В сумму. Сделка с «Дахаб» — сплошное жульничество. Уверен, сейчас дадите мне резаную газетную бумагу.

У опера даже челюсть задёргалась от возмущения. Он раскрыл портфель, извлёк пакет, оттуда десять пачек сиреневых бумажек по 25 рублей. Вскрыл каждую пачку. Я взял несколько купюр, посмотрел на просвет — никаких водяных знаков ОБХСС не видно, зато защитные, подтверждающие подлинность денег, на месте. Вернул бабки взяткодателю, тот снова вложил их в пакет.

— И так, Сергей Борисович, вы согласны?

— Нет. Взяток не брал и не собираюсь.

С этими словами выхватил пакет у него из рук и выбросил в открытое окно.

Опер кинулся к подоконнику, перевесился через него, вызывая трудно сдерживаемое желание подпихнуть наружу. Я выглянул в соседнее окно. На асфальтовой площадке под окнами заводоуправления, а у меня третий этаж, суетился один из описанных Суреном персонажей, тот развёл руками.

Мой взяткодатель вылез из окна, подхватил опустевший портфель и опрометью кинулся вон. Я вернулся в директорское кресло и сказал в селектор:

— Сейчас начнётся самое интересное.

— Да бегут уже, толпой!

Дверь распахнулась от удара, влетел Севастьянов, за ним другой хмырь оперовской наружности. Представившийся сотрудником «Автоэкспорта» втолкнул в кабинет Сурена и почему-то Зинаиду Петровну.

— По какому вопросу, товарищи? Да вы присаживайтесь, товарищ полковник.

— Это ты у меня сейчас присядешь, наглец! Куда деньги дел?

— О них вы спросите у того гражданина, что стоит у двери. Он предлагал, я не взял. Задержите его за покушение на дачу взятки!

Полковник обернулся к заводчанам.

— Товарищи! Только что Генеральный директор АЗЛК гражданин Брунов вымогал и получил взятку в размере 25 тысяч рублей. Вы приглашены в качестве понятых при проведении обыска в его кабинете.

Я открыл сейф и отошёл к стене.

— В кармане 3 рубля 18 копеек. Найдёте у меня 25 тысяч — признаюсь в убийстве Кеннеди.

— Он не мог далеко спрятать! — взвизгнул мелкий. — Метнулся к окну, и нет денег. И на улицу они не улетели.

Подоконник был осмотрен с редчайшим тщанием. Спасибо, что не оторвали радиатор отопления, только пошуровали за ним, палочкой тыкали между рёбрами.

— Нет денег! — мелкий от бледноватого перекинулся цветом лица в снежно-белый, как у мелованной импортной бумаги.

— Севастьянов, не там ищешь! — я ухмылялся во все 32. — Недомерка спроси, куда спрятал.

Третий опер открыл папку, достал бланк, принялся заполнять.

— Понятые! Имя, фамилия, отчество, домашний адрес каждого.

— Сергей Борисович, нам подписывать? — аккуратно спросила бухгалтер.

— Естественно. Удостоверьте, что бравые пинкертоны куда-то запердолили деньги и ничего у меня не нашли. Наверно, себе забрали, поделили на троих.

— Заткнись! — рявкнул Севастьянов.

— Участник следственного действия имеет право делать заявления, подлежащие занесению в протокол. Вот я и делаю. Внимательно слушаете, товарищи понятые? Сейчас производится обыск, следственное действие, возможное только по возбуждённому уголовному делу. Вы сами слышали, сотрудник милиции заявил, что я «только что получил взятку», ежу понятно, что он не успел метнуться к начальству, составить и утвердить у начальства постановление о возбуждении уголовного дела. Значит, обыск — незаконен, а сотрудники милиции — сами преступники, попирающие закон.

И вот что странно. Когда Марина говорила подобное операм ОБХСС, те куксились, включали заднюю передачу, меня же не послушал никто. Севастьянов только буркнул: с каждым словом закапываешь себя глубже.

Изъяли только мой паспорт. Наверно, самое главное доказательство преступной деятельности.

Мы подписали протокол, я собственноручно внёс: обыск проведён до возбуждения уголовного дела, без санкции прокурора, постановление об обыске не предъявлено. УБХССников это ничуть не смутило, мелкий защёлкнул на мне наручники.

В приёмной кивнул секретарше: звони по списку.

Пока по плану, первые отклонения начались уже на площадке у заводоуправления. Севастьянов объявил об обыске моего автомобиля. Тем временем к нам начали подтягиваться заводчане. В другое время прикрикнул бы на них: 10 утра, что шатаетесь не на рабочем месте. Сейчас публичность не вредила.

Скованными руками я кое-как вытянул ключи из кармана пиджака.

— Вон, белая жигулёвская «копейка», с минскими номерами. Валяйте — обыскивайте.

— Нет! Служебная машина! — рыкнул главный из шайки.

— У меня её нет. «Волгу» Сайкова отдал бухгалтерии и секретариату. Вон ваши понятые — главбух и водитель, подтвердят.

— Да! Так и есть! — крикнул кто-то из толпы, окружающей нас и на глазах плотнеющей. Не каждый день увидишь гендиректора в наручниках.

— Начальник-джан! — влез Сурен, ломая все мои заготовки. — Ни разу Сергей Борисович не садился в мою птичку. Всё что в ней — то моё.

— Осторожнее! — предупредил его. — Эти беспредельщики могли подсунуть в салон что угодно, от патронов до наркотиков.

Но водитель только упрямо мотнул головой.

— Давай ключи! Открывай! — скомандовал Севастьянов. — Щеглов! Обыщи машину.

Я не уставал удивляться, насколько топорно подготовлена операция. Советские граждане знакомы с работой ОБХСС по патриотическим фильмам, в них милицейские персонажи представлены грамотными специалистами, свято чтущими закон. Сериал «Место встречи изменить нельзя», где Жеглов-Высоцкий подбрасывает кошелёк карманнику, ещё не прошёл на экранах, да и тот не изменил общего представления. И я знавал сотрудников милиции, которым за честь руку пожать… Здесь, честное слово, просто зверинец какой-то.

Малокалиберный сразу полез под переднее пассажирское сиденье и с торжествующим видом достал бумажный пакет, из него — две пачки 25-рублёвых купюр, 5 тысяч рублей. После этого предварительный сценарий окончательно рухнул, разрушенный Суреном.

Водитель с воплем «мои!» вцепился в деньги и с силой пихнул БХССника в узкую грудную клетку. Щеглов отлетел на Севастьянова.

— Ты хоть понимаешь, что напал на сотрудника милиции при исполнении! — заверещал полковник, сунув руку под пиджак, где, возможно, находился табельный «макаров». А может, и не находился.

— Ничуть! Эти засранцы не служебные обязанности исполняют, а хотели обобрать честного труженика предприятия! — мой голос звенел от напряжения, только бы не сорвать до хрипоты. — Товарищи! Вы вправе повязать всю эту шоблу, повалить мордами вниз и вызвать прокуратуру — пусть документируют попытку грабежа рабочего класса с использованием служебных корочек, а то и оружия.