Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 8
Глава 4
Солнце нехотя поднималось над степью, выкрашивая небо в нежные, акварельные тона. Я стоял на вершине кургана, вдыхая стылый утренний воздух, в котором еще плавали призрачные клочья дыма и горьковатый запах пожарищ. Ночь, наполненная грохотом стали, яростными криками и предсмертными хрипами, наконец-то отступила, уступив место тихому, почти безмятежному рассвету. Усталость навалилась свинцовой тяжестью, каждый мускул ныл, но где-то глубоко внутри разгоралось теплое чувство — мы смогли переломить ход событий, вырвать победу там, где еще вчера маячило поражение.
Внизу, насколько хватало глаз, расстилалась картина полного, сокрушительного разгрома. Хазарский лагерь представлял собой хаотичное нагромождение поваленных шатров, разбитых повозок, брошенного оружия и тел. Тысячи убитых врагов остались лежать там, где их настигла наша ярость или меткая стрела печенега. Зрелище не для слабонервных, но война есть война, и сентиментальности тут не место. Остатки хазарского войска, те, кому посчастливилось уцелеть в ночной мясорубке, были либо рассеяны по степи, спасая свои шкуры, либо уже попали в плен. Этих несчастных, деморализованных, потерявших всякую волю к сопротивлению, сейчас сгоняли в огромные, угрюмые толпы торжествующие воины Кучюка. Печенеги чуя поживу, рыскали по разгромленному стану, их гортанные крики и хохот разносились далеко. Они деловито отбирали оружие у пленных, стаскивали в кучи всякий брошенный скарб — котлы, одежду, конскую сбрую. Работа у них кипела, и было видно — хан Кучюк своим приобретением будет доволен. Я мельком подумал, что с этими союзничками еще предстоит держать ухо востро, но сейчас их помощь была неоценима. Без них провернуть такую операцию было бы куда сложнее, если вообще возможно.
Я перевел взгляд на море, где разыгралась вторая часть нашего ночного представления. Картина там была не менее впечатляющей. Византийский флот понес ощутимые потери. Два их огромных дромона тяжело кренились на волнах, пытаясь отойти подальше от берега. Из пробоин в бортах и с палуб валил густой черный дым — наши зажигательные горшки сделали свое дело. Паруса на них висели обугленными тряпками, а на палубах, вероятно, царил полный кавардак. Еще один дромон, который рискнул подобраться к гавани слишком близко и попал под особо яростный огонь смельчаков Алеши на рыбацких лодках, теперь представлял собой огромный погребальный костер. Пламя жадно пожирало просмоленные борта, мачты уже обвалились, превратившись в дымящиеся головни, а в воде вокруг барахтались уцелевшие византийцы, отчаянно пытаясь доплыть до своих или до берега, где их, впрочем, тоже не ждал радушный прием. Печенеги уже вылавливали некоторых из воды, явно не для того, чтобы оказать первую помощь. Два других византийских корабля сохранили плавучесть и боеспособность. Однако они держались на почтительном расстоянии, не рискуя приближаться ни к берегу, ни к своим терпящим бедствие собратьям. Их капитаны, похоже, сделали правильные выводы из ночного урока.
Блокада Тмутаракани фактически перестала существовать. Город был свободен. Эта мысль приятно грела, перекрывая даже лютую усталость.
Рассвет уже вовсю хозяйничал, когда ко мне подвели главного пленника этой ночи. Ратибор с двумя дюжими дружинниками притащили его, как трофейного кабана, хотя двигался византиец сам, лишь изредка спотыкаясь на неровностях разгромленного лагеря. Лев Скилица. Одет он был по-прежнему в свои богатые, изрядно перепачканные дорожной грязью и кровью одежды. Руки его были крепко связаны за спиной, но держался он прямо, не сгибаясь. Смотрел без страха, но с какой-то затаенной ненавистью. Видимо, этот провал больно ударил по его самолюбию. Ну что ж, мне не привыкать к таким взглядам.
— Ну что, стратег, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал без злорадства, хотя оно так и просилось наружу. — Не задалась ночка? Думал, Русь, как спелое яблоко, сама в руки упадет?
Скилица поджал губы. Молчал, сверля меня взглядом. Кажется, все еще надеялся на какое-то чудо или пытался сохранить остатки достоинства.
— Говорить будем, или мне твоих молчаливых дружков спросить, что еще дышат? Они, думаю, посговорчивее окажутся, — я кивнул в сторону, где печенеги уже сортировали пленных хазар и остатки византийской наемной братии. Угроза была более чем прозрачной.
Легкая дрожь пробежала по его лицу, но он быстро взял себя в руки.
— Что ты хочешь знать, варвар? — процедил он сквозь зубы. Голос его был хриплым. — Ты победил. Наслаждайся своим триумфом. Недолго, полагаю.
— О моем будущем не тебе беспокоиться, — отрезал я. — Меня интересует прошлое. И настоящее. Чей приказ ты исполнял, Скилица? Кто послал тебя сюда, чтобы втравить Русь в очередную смуту и оттяпать наши земли?
Он усмехнулся криво.
— Неужели ты настолько наивен, князь, чтобы не понимать? Или тебе просто нравится слышать очевидное? Приказ Василевса. Императора Ромейской державы. Кому еще под силу затевать такие игры на столь обширной шахматной доске?
«Василевс…». Ромеи не меняются. Вечно плетут свои интриги, вечно пытаются чужими руками жар загребать.
— А Ярополк? Он тоже часть вашего великого плана? Марионетка, чтобы дергать за ниточки?
Скилица презрительно фыркнул.
— Ярополк… Глупец, обуреваемый амбициями, которых не в силах потянуть. Да, он должен был стать нашим наместником в Киеве. Удобная фигура. Его именем можно было бы прикрыть истинные цели. Но он оказался еще большим ничтожеством, чем я предполагал. Сбежал, как трусливый шакал, при первой же опасности.
Ярополк… Предатель. Теперь и официально, из уст его же покровителя. Эта новость не удивила, но добавила горечи. Сын Святослава… Как низко он пал.
— И каковы же были эти «истинные цели», Лев? — я чуть подался вперед. — Просвети меня, варвара. Хочу понять всю глубину византийского коварства.
Он на мгновение замялся, оценивая меня. Видимо, решал, стоит ли откровенничать или продолжать играть в гордого пленника. Инстинкт самосохранения, похоже, начинал брать верх над спесью.
— Полное подчинение всего Северного Причерноморья интересам Империи, — неохотно выдавил он. — От Дуная до Танаиса. Контроль над торговыми путями. Установление протектората над всеми прибрежными городами, включая твою Тмутаракань. Русь должна была стать вассалом, поставляющим ресурсы и воинов для нужд Константинополя. Ярополк был лишь первым шагом. Затем пришел бы черед и остальных непокорных.
Картина вырисовывалась ясная и весьма безрадостная для Руси. Империя решила по-тихому прибрать к рукам все, что плохо лежит, воспользовавшись нашими внутренними раздорами. И ведь почти получилось. Если бы не наша отчаянная ночная вылазка, если бы не союз с Кучюком…
— А что по поводу ваших сил в Крыму? Вы ее Таврикой называете, — спросил я, меняя тему. — Насколько я понимаю, вы там неплохо окопались. Расскажи, что меня ждет, если я решу навестить ваших стратегов в Херсонесе или Пантикапее.
Глаза Скилицы на мгновение блеснули. Он уловил нотку интереса в моем голосе и, кажется, увидел в этом шанс поторговаться за свою никчемную жизнь.
— В Таврике у нас значительные силы, — начал он уже более охотно. — Несколько легионов опытных воинов. Флот, который… — он запнулся, вспомнив, вероятно, о судьбе своих дромонов этой ночью, — … флот, который все еще представляет угрозу. Крепости хорошо укреплены. Любая попытка вторжения будет стоить тебе очень дорого. Но… — он сделал паузу, — я мог бы помочь тебе. Я знаю расположение гарнизонов, слабые места в обороне. Я знаю людей, которые могли бы… перейти на твою сторону, если им предложить выгодные условия. Я мог бы стать ценным источником информации. В обмен на мою жизнь и свободу.
Вот оно. Типичный византиец. Готов продать и предать кого угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Впрочем, информация — это тоже оружие, и глупо было бы им не воспользоваться.