Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 51

— Это, Антон, — сказал он мне на прощание, и в его глазах я снова увидел ту странную, печальную усмешку, — это все, что мне удалось собрать за многие годы о Веже, о ее возможных истоках, о ее методах. Тут есть и мои собственные наблюдения, и выписки из древних текстов, и даже какие-то безумные теории. Возможно, это поможет тебе лучше понять, с кем ты имеешь дело. И, может быть, когда-нибудь, если тебе повезет больше, чем мне, ты сможешь найти способ окончательно избавиться от нее. Или, по крайней мере, сделать ее по-настоящему безопасной для человечества. Прощай, Царь всея Руси. И да хранят тебя твои боги. Если они, конечно, существуют.

С этими словами он ушел. А я остался один на один с поверженным Константинополем, с этой черной стеллой в подземелье, с моим Ручным Соколом на плече, и с этими загадочными свитками в руках. Впереди меня ждало еще очень много работы. И очень много неизвестности.

После того, как внутренний, так сказать, «системный» конфликт с Вежей был более-менее урегулирован (по крайней мере, я на это очень надеялся), и после того, как была решена судьба бывшего византийского императора и на его место был посажен мой, так сказать, «ручной» василевс, я приступил к формальному завершению войны с Византией и установлению нового миропорядка в этом регионе. Теперь, когда Константинополь, эта жемчужина мира, был в моих руках, когда их главный флот покоился на дне Эгейского моря, а их армия была разгромлена и деморализована, когда сама всемогущая (или уже не очень?) Система «Вежа» была связана по рукам и ногам моими «Законами», я мог диктовать условия мира с позиции неоспоримой, абсолютной силы.

Я не стал созывать какой-то там «мирный конгресс» или вести долгие и нудные дипломатические переговоры с остатками византийской элиты — сенаторами, высшими сановниками, военачальниками, которые еще сохраняли какое-то влияние в том, что осталось от их некогда великой империи. Зачем? Я просто объявил им свои условия. Условия полной и безоговорочной капитуляции. И они, поскрипев зубами, поплакав о былом величии, но прекрасно понимая, что выбора у них особо нет (альтернативой было только полное уничтожение и превращение Константинополя в груду дымящихся развалин, чего я, честно говоря, тоже не хотел), вынуждены были их принять.

Условия, которые я им продиктовал, были, конечно, суровыми, даже жестокими. Но, с другой стороны, они не были направлены на полное уничтожение Византии как государства или на геноцид ее населения. Я понимал, что это могло бы создать опасный вакуум власти в этом стратегически важном регионе, привести к новому хаосу, к появлению каких-нибудь новых, еще более агрессивных хищников, с которыми мне потом пришлось бы воевать. Поэтому мои условия были скорее прагматичными, направленными на то, чтобы максимально ослабить Византию, лишить ее возможности угрожать Руси в будущем, и, конечно же, получить максимальную выгоду для моей собственной, стремительно растущей Империи.

Во-первых, Византия (или то, что от нее осталось) официально, раз и навсегда, перед всем миром, признавала полную, неоспоримую и вечную власть Русской Империи над всем Крымским полуостровом, над Тмутараканью, над всеми другими землями в Северном Причерноморье и Приазовье, которые были завоеваны мной или моими предками. Все их исторические претензии на эти территории, все их грамоты и договоры аннулировались. Отныне это была русская земля, и точка.

Во-вторых, Византия обязывалась выплатить Русской Империи огромную, просто колоссальную контрибуцию золотом, серебром, драгоценными камнями, шелками, мехами, рабами (хотя от рабов я, по возможности, отказывался, предпочитая брать выкуп или использовать их на восстановительных работах) и другими ценностями. Эта контрибуция должна была не только компенсировать нам все расходы и ущерб, нанесенный во время этой долгой и кровопролитной войны, но и послужить своего рода «наказанием» за их прошлые агрессивные действия против Руси, за их коварство и высокомерие. А главное, она должна была серьезно пополнить мою имперскую казну и пойти на восстановление разрушенных войной земель (как наших, так и их, если они согласятся на мои условия), на дальнейшее развитие моей Империи, на строительство новых городов, дорог, флота, армии.

В-третьих, Византия передавала Руси значительную часть своего уцелевшего военного и торгового флота (а кое-что у них еще оставалось, особенно в других провинциях, не затронутых войной). А также предоставляла русским купцам исключительные, самые благоприятные торговые привилегии на всей своей территории, включая право беспошлинной или льготной торговли в самом Константинополе и во всех других ключевых портах их империи. Это должно было обеспечить экономическое доминирование Руси в Черноморском регионе и открыть для наших купцов новые, невероятно богатые рынки сбыта и источники товаров.

В-четвертых, и это было, пожалуй, самое унизительное для них условие, в Константинополе, на императорском троне, оставался тот самый мой ставленник, который присягнул мне на верность и обязался координировать всю свою внешнюю и внутреннюю политику с интересами Русской Империи. Фактически, он становился моим наместником, моим вассалом, а некогда великая Византийская империя превращалась в зависимое, марионеточное государство, полностью подчиненное моей воле. Возможно, для гарантии его лояльности и для поддержания порядка в этом все еще неспокойном городе, я даже оставил бы там на какое-то время небольшой русский гарнизон или, по крайней мере, своего военного советника с широкими полномочиями.

Эти условия, по сути, означали конец той Византии, которую знал мир на протяжении почти тысячи лет. На ее месте возникало нечто новое — слабое, урезанное, зависимое государство, которое отныне должно было служить интересам новой, восходящей звезды на геополитическом небосклоне — моей Русской Империи. Новая геополитическая реальность в Восточной Европе, в Средиземноморье, а может быть, и во всем мире, была установлена. Русь становилась доминирующей силой, а Константинополь — эта жемчужина мира, этот Второй Рим, — отныне должен был сверкать в короне ее первого Императора, то есть, меня.

Я понимал, что это был только начало. Что впереди еще много трудностей, много вызовов, много опасностей. Что византийцы так просто не смирятся со своим поражением и будут искать любой возможности для реванша. Что другие соседи, видя наше усиление, могут испугаться и попытаться объединиться против нас. Что сама Вежа, несмотря на все наши «Законы», может оказаться не таким уж предсказуемым и безопасным «партнером». Но я был готов к этому. Я чувствовал в себе силы, знания, волю. И я знал, что за мной — моя страна, мой народ, моя армия. И мы будем строить нашу Империю. Нашу Великую Русь. Несмотря ни на что.

Глава 20

Итак, «Законы Системы» были приняты. Великая и ужасная Вежа, по крайней мере, на словах, согласилась играть по моим правилам. Константинополь был повержен, Византия — унижена и поставлена на колени. Казалось бы, можно было выдохнуть, расслабиться, почивать на лаврах победителя. Но я прекрасно понимал, что это — только начало. Начало нового, еще более сложного и ответственного этапа. Ведь одно дело — заставить такую сущность, как Вежа, подписаться под какими-то там «законами», и совсем другое — обеспечить их реальное выполнение и справиться с теми последствиями, которые эти изменения, несомненно, повлекут за собой.

Сразу же после формального принятия «Законов» и моего «исторического» диалога с аватаром Вежи в подземелье под Императорским дворцом, начался сложный, постепенный и, честно говоря, не до конца понятный мне процесс трансформации самой Системы. Она должна была, как я это понимал, перестроиться под новые правила игры, отказаться от своих привычных, веками отработанных методов работы с «носителями» и адаптироваться к существованию в рамках тех ограничений, которые мы ей навязали. Это был не одномоментный акт, не щелчок тумблера. Это был длительный, многоэтапный процесс, который, как мне потом объяснила Вежа (через свой уже сильно урезанный, но все еще функционирующий интерфейс), мог занять месяцы, а то и годы.