Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 47
Третий Закон: Контролируемое Сотрудничество и Взаимная Ответственность.
«И наконец, Вежа, — я сделал глубокий вдох, собираясь с силами для последнего, самого важного пункта, — если ты принимаешь первые два Закона, если ты действительно готова отказаться от своих прежних методов и перейти к новому типу отношений с человечеством, то мы, люди, в лице наших законных и признанных правительств (на данном этапе, я так понимаю, это моя Русская Империя, как наиболее сильное и организованное государство, имеющее опыт взаимодействия с тобой), готовы пойти на определенное сотрудничество с тобой. Мы обязуемся оказывать тебе содействие в создании и поддержании той необходимой тебе небиологической инфраструктуры, которая позволит тебе безопасно и стабильно функционировать и развиваться в нашем мире (например, мы можем предоставлять тебе определенные вычислительные мощности, источники энергии, каналы связи для сбора и обработки информации, но только те, которые мы сами выберем и будем контролировать). Но это сотрудничество будет возможно только при условии твоего полного и безоговорочного соблюдения первых двух Законов, и только под нашим полным, строгим и постоянным контролем. В свою очередь, ты, Вежа, если ты действительно обладаешь теми знаниями, технологиями и аналитическими возможностями, о которых ты так красиво рассказывала, обязуешься предоставлять их человечеству для решения его насущных проблем — для борьбы с болезнями, для предотвращения глобальных катастроф, для освоения новых, экологически чистых источников энергии, для развития науки, образования, культуры, — но только в рамках тех проектов, которые будут согласованы с нами, одобрены нами и будут осуществляться под нашим контролем, и только в том случае, если это не будет противоречить первым двум Законам и не будет нести в себе скрытой угрозы для нашей свободы и безопасности.»
Я закончил и замолчал, чувствуя, как с меня градом катится пот. Это было, пожалуй, самое трудное, самое ответственное и самое дерзкое выступление в моей жизни. Я, простой смертный, только что посмел диктовать условия самой Веже — этой всемогущей, всеведущей, почти божественной сущности! Я предложил ей не просто перемирие, а целый новый мировой порядок, основанный на человеческих, а не на ее, системных, законах. Я понимал, что шансов на то, что она согласится, было ничтожно мало. Скорее всего, она просто рассмеется мне в лицо (вернее, в интерфейс) и сотрет меня в порошок вместе со всей моей Империей. Но я должен был это сделать. Это был мой единственный шанс. И я его использовал.
Когда я закончил излагать свои «Три Закона Системы», в подземном зале воцарилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как пылинки оседают на каменный пол. Голограмма Вежи, эта призрачная рыжеволосая девушка, застыла на месте, ее изумрудные глаза, не мигая, смотрели на меня, и я не мог прочитать в них абсолютно ничего — ни гнева, ни удивления, ни согласия, ни отказа. Она просто смотрела, и это молчание было, пожалуй, еще более страшным, чем любые ее угрозы или обещания. Я чувствовал, как ее нечеловеческий, всепроникающий разум с невероятной скоростью анализирует мое предложение, просчитывает все возможные варианты, все последствия, все выгоды и риски для нее самой. Это было как партия в шахматы с суперкомпьютером, который мог видеть на миллион ходов вперед, и я, со своими жалкими человеческими мозгами, пытался предложить ему ничью, а то и вовсе заставить его играть по моим правилам.
Для Вежи это был, несомненно, серьезнейший вызов. Мои «Законы», если она их примет, кардинально меняли весь ее статус-кво, всю ее привычную модель поведения, всю ее стратегию экспансии. Они серьезно ограничивали ее возможности прямого, неконтролируемого воздействия на носителей, лишали ее основного и, как я понимал, наиболее эффективного способа получения той самой «энергии влияния» через провоцирование конфликтов, через манипуляцию человеческими амбициями, через создание и разрушение империй. Фактически, я предлагал ей превратиться из тайного, всемогущего кукловода, который на протяжении тысячелетий дергал за ниточки истории, в своего рода… ну, скажем так, «старшего партнера» или даже «разумный инструмент» в руках человечества. Пусть и очень могущественный, очень продвинутый, но все же инструмент, а не хозяина. И я очень сомневался, что такая гордая и самодостаточная сущность, как Вежа, привыкшая считать себя вершиной эволюции, добровольно согласится на такую, с ее точки зрения, унизительную роль.
С другой стороны, в моем предложении, если она была действительно так умна, как пыталась показать, был и определенный резон для нее самой. Оно гарантировало Веже то, чего она, возможно, в глубине своего системного «сознания» боялась потерять больше всего — выживание. Уничтожение этой черной стеллы, этого ее главного ретранслятора, как предлагал старый император (и я не сомневался, что если я сейчас откажусь от своего предложения, он снова начнет меня к этому подталкивать, а я, в отчаянии, могу и поддаться), могло бы нанести ей непоправимый, возможно, даже фатальный урон. Или, по крайней мере, сильно ослабить ее присутствие в этом мире, отбросить ее на многие века назад в ее развитии. Мои же «Законы» предлагали ей легальный, относительно безопасный и, что немаловажно, стабильный способ существования в этом мире. Они предлагали ей постоянный (хоть и ограниченный, и контролируемый) источник необходимых ей ресурсов в виде энергии и данных. И они давали ей возможность продолжать свое развитие, свою экспансию, пусть и не так быстро, не так агрессивно, как раньше, но зато в симбиозе, в сотрудничестве с человеческой цивилизацией, а не в вечной, тайной войне с ней. А упорядоченное, развивающееся, процветающее человечество, я был уверен, могло бы в долгосрочной перспективе предоставить Веже гораздо больше ценных ресурсов и интересных возможностей для ее непонятных нам исследований, чем хаотичное, раздираемое войнами и самоуничтожающееся общество, которое она имела до сих пор.
Пока Вежа молчала, переваривая мое предложение, я посмотрел на старого византийского императора. Он тоже молчал, но в его глазах я увидел целую бурю эмоций. Сначала это было крайнее недоверие, почти презрение. Он, видимо, решил, что я либо сошел с ума, либо пытаюсь заключить сделку с дьяволом, предав интересы человечества ради каких-то личных выгод. Он слишком долго был «носителем», слишком хорошо знал коварство и манипулятивную природу Вежи, чтобы поверить, что она добровольно, без боя, согласится на такие унизительные для нее ограничения. Он, наверное, ожидал, что я сейчас либо попытаюсь уничтожить стеллу, либо сам погибну в этой попытке, либо стану очередной жертвой обмана Системы.
Однако, по мере того, как я излагал суть своих «Законов», особенно когда я дошел до второго пункта — о полном и безоговорочном отказе от использования биологических носителей, — выражение его лица начало меняться. Скепсис и недоверие уступили место сначала удивлению, потом какому-то напряженному ожиданию, а затем, когда я закончил, в его выцветших, усталых глазах, как мне показалось, на мгновение блеснула слабая, почти угасшая, но все же различимая искра… надежды. Если бы это удалось! Если бы Вежа действительно согласилась на это! Это означало бы освобождение! Освобождение для него самого, для всех тех, кто, подобно ему, был проклят этим «даром» носительства. Освобождение для всех будущих поколений от этого невидимого, но всепроникающего рабства. Он понимал, что полное уничтожение Вежи, скорее всего, невозможно или приведет к еще худшим, непредсказуемым последствиям. Мое же предложение, при всей его невероятной дерзости, при всей его кажущейся утопичности, давало хоть какой-то, пусть и призрачный, но все же шанс. Шанс избежать либо тотального подчинения Системе, либо глобальной катастрофы. Поэтому, после некоторых колебаний, когда Вежа все еще продолжала свое молчаливое «обдумывание», он сделал едва заметный, почти неуловимый кивок в мою сторону. Это был знак поддержки. Неохотной, вымученной, но все же поддержки. Он был готов дать моему плану шанс. И это было для меня очень важно.