Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 17

В тот момент, когда последний боярин, бормоча слова клятвы, отошел от меня, я почувствовал знакомую вибрацию в голове. «Вежа» активировалась. Перед моим внутренним взором вспыхнули строки:

«СОБЫТИЕ: Провозглашение Русской Империи. Титул Великого Князя аннулирован.»

«ПОЛУЧЕН НОВЫЙ ТИТУЛ: Царь Всея Руси (Император). Уровень: 1.»

«ЭФФЕКТЫ ТИТУЛА: Значительное увеличение влияния на всех лояльных подданных. Повышение авторитета среди союзников и устрашения среди врагов. Доступ к новым имперским проектам и технологиям (требуется развитие). Возможность назначения имперских наместников с расширенными полномочиями.»

«ПОЛУЧЕНО ОЧКОВ ВЛИЯНИЯ: +150 000 (за объединение земель под единой имперской властью и успешное проведение Великого Совета).»

«ТЕКУЩИЙ РАНГ В СИСТЕМЕ: Легат (без изменений).»

«НОВОЕ ЗАДАНИЕ: „Становление Империи“. Укрепить центральную власть, создать имперские институты, подавить возможное сопротивление и обеспечить признание нового статуса со стороны ключевых соседей. Награда: очки влияния, уникальные технологии, повышение ранга Царя.»

Цифры и слова мелькали перед глазами, но я едва обращал на них внимание. Главное было не в очках и не в новых возможностях системы. Главное было в том, что произошло здесь, в этом зале. Русь, растерзанная, истекающая кровью, но не сломленная, сделала шаг к своему новому будущему, где она станет сильной, единой и уважаемой державой. И я, ее первый Царь, поведу ее по этому пути.

Глава 8

Великий Совет отгремел, оставив после себя тяжесть на плечах, сравнимую с весом только что провозглашенной Империи. Тмутаракань превратилась в колыбель нового государства. Князья и бояре разъезжались по своим уделам, увозя с собой мои указы и, надеюсь, твердую веру в единую Русь. Но пока они тряслись в телегах и седлах, переваривая перемены, передо мной встала задача, от которой зависело, не рассыплется ли это единство, едва успев сложиться. Печенеги.

Орда хана Кучюка, стоявшая лагерем неподалеку от городских стен, была той силой, что склонила чашу весов в битве за этот город. Без их стремительного удара, без этой дикой, неукротимой конницы, мы бы еще долго ковырялись с хазарами и византийцами, истекая кровью под стенами Тмутаракани. Кучюк слово сдержал, пришел, ударил, победил. И теперь его воины, хмельные от победы и добычи, рыскали по окрестностям, вызывая глухой ропот у местного населения и головную боль у моих воевод.

Что с ними делать? Вопрос не праздный. Включить их в структуру Империи? Смешно. Это все равно что пытаться запрячь степного волка в одну упряжку с тягловой лошадью. Они — кочевники, дети вольного ветра и бескрайних просторов, чуждые нашим городам, нашим законам, нашей вере, в конце концов. Их сила — в их дикости, в их мобильности, в их единстве под рукой хана. Но эта же сила делала их элементом абсолютно инородным для создаваемого мной государства.

Просто отпустить? Сказать спасибо за помощь и помахать платочком? Еще хуже. Десять тысяч сабель, закаленных в боях, знающих вкус победы и крови, — это не тот ресурс, которым разбрасываются. Да и уйдут ли они просто так? Куда? Степь велика, но она не пуста. Сегодня они союзники, а завтра, подстрекаемые каким-нибудь новым ханом или теми же византийцами, могут стать врагами, куда более опасными, чем разбитые хазары. Они видели нашу силу, но видели и наши земли, наши города. Соблазн вернуться уже не за добычей по приглашению, а за всем сразу, мог оказаться слишком велик.

Прямая конфронтация? Уничтожить их, пока они здесь, расслаблены после победы? Мысль подлая, да и, честно говоря, самоубийственная. Даже если бы мы и смогли их одолеть, это была бы еще одна кровавая баня, которая ослабила бы нас до предела. И какой пример я бы подал другим союзникам и вассалам? Царь, который уничтожает тех, кто помог ему в трудный час? Нет, такой славы мне не нужно.

Нужен был иной ход. Хитрый, нестандартный. Такой, чтобы и волков накормить, и овец сохранить. И ключ к этому ходу лежал в самом Кучюке.

Я хорошо запомнил его в деле. Молодой, дерзкий, с горящими глазами. Не просто вожак банды степных разбойников, а настоящий лидер, чувствующий свою орду, умеющий вести ее за собой. Он не полез на рожон, когда мы атаковали с моря, четко выполнил свою часть плана на суше. Его печенеги дрались яростно, но дисциплинированно, насколько это слово вообще применимо к степнякам. Значит, голова у него на плечах есть, и амбиций через край. Такие люди ценят не только золото и звон мечей, но и уважение, и возможность подняться выше.

Вспомнился момент, когда наши отряды соединились после ночной атаки на хазарский лагерь. Кучюк, весь в пыли и чужой крови, подъехал ко мне, и в его узких, чуть раскосых глазах плясали победные огоньки. Он не лебезил, не расшаркивался, но и не выказывал излишней гордыни. Просто констатировал факт — враг разбит. В тот момент я понял, что с этим парнем можно иметь дело, если найти правильный подход. Он был не из тех, кого можно просто купить или запугать. Ему нужно было предложить нечто большее.

Поэтому, едва последние делегаты Великого Совета покинули Тмутаракань, я велел Ратибору пригласить Кучюка ко мне. Не в большой зал для приемов, где еще витал дух торжественных речей и присяг, а в свой походный шатер, который по-прежнему оставался моим основным жилищем. Обстановка должна была быть максимально неформальной, но при этом подчеркивающей важность и конфиденциальность разговора. Без лишних ушей, без пышности, которая могла бы насторожить степняка. Только я, он, и, возможно, Илья с Ратибором в качестве молчаливых свидетелей — как знак того, что разговор идет на высшем уровне, но решение принимать мне.

Я долго ходил по шатру, пока ждал его, перебирая в голове варианты. «Вежа» молчала, видимо, считая, что дипломатия — это моя личная головная боль, а не системная задача. И в чем-то она была права. Здесь не очки влияния решали, а умение понять человека, его мотивы, его страхи и его мечты. И предложить ему то, от чего он не сможет отказаться. То, что сделает его не просто временным союзником, а частью моего большого плана. Частью, которая сама будет заинтересована в успехе общего дела. Задача не из легких, но кто сказал, что строить империю — это прогулка по цветущему лугу?

За пологом шатра послышались приглушенные голоса, тяжелые шаги. Ратибор коротко доложил:

— Царь, хан Кучюк прибыл.

Я глубоко вдохнул. Время разговоров по душам. Или, по крайней мере, очень откровенных переговоров.

Кучюк вошел в шатер без лишней суеты, но с той внутренней собранностью, которая отличает хищника даже в мирной обстановке. За ним, как тени, скользнули двое его нукеров, молчаливых и крепких, как старые дубы. Они остались у входа, а сам хан прошел к столу, за которым я сидел. Илья и Ратибор, как и договаривались, заняли места чуть поодаль, не вмешиваясь, но своим присутствием обозначая серьезность момента.

— Рад видеть тебя, хан, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и дружелюбно. — Присаживайся, разговор у нас будет долгий и, надеюсь, полезный для нас обоих.

Кучюк опустился на предложенную скамью, покрытую медвежьей шкурой. Его темные, внимательные глаза изучали меня без тени подобострастия, но и без вызова. Он ждал.

— Мы славно потрудились под стенами этого города, — продолжил я. — Твои воины показали себя храбрыми и умелыми. Без них нам пришлось бы куда туже. Русь этого не забудет.

Хан коротко качнул головой, принимая похвалу как должное.

— Мы пришли, как договаривались, князь. Мы ударили, как просил. Хазары бежали, ромеи убрались восвояси. Наша часть дела сделана.

— Именно так, — подтвердил я. — И я всегда плачу по счетам. Золото и добыча, что взяли твои люди, — это ваше по праву. Но я хочу предложить тебе нечто большее, чем просто плату за один удачный поход. Нечто, что изменит твою судьбу и судьбу твоего народа.