В огне (СИ). Страница 41

Сама же Катя уже рванула бы на войну, так истосковалась по мужу. Но дети… Они и сдерживали. Однако…

Глава 16

В районе местечка Горки Могилевской губернии

11 сентябра 1800 года

Михаил Иванович Контаков

— Разжигаем костры, много, больше, чем нужно, — сказал я, посмотрел на своего уже старого друга и помощника. — Полковник Контаков, проследите за этим.

— Есть! — четко и по уставному ответил бывший гвардеец, перешедший ко мне на службу.

— Нурали, — обратился я к командиру персидского отряда. — Любыми способами, но не дать спать этой ночью маршалу Даву.

Перс задумался. Этот командир не был из тех, кто сперва берет под козырек и выкрикивает «есть», он думает, как исполнить, потом исполняет. И делает это с таким прилежанием, что раз Нурали сказал, уже не стоит волноваться, все будет исполнено. Для регулярной армии персидский военачальник ведет себя неправильно, приказы, как известно не обсуждаются, не обдумываются, они исполняются. Но мы не совсем армия. Моя дивизия, как мне кажется, это нечто среднее между разинцами и пугачевцами, ну и собственно армией.

— Сделаю! — сказал после продолжительной паузы Нурали.

— Шалва, — это уже обращался я к предводителю отрядов горцев. — Твои нукеры хорошо обследовали местность? Могут устроить диверсии?

— Что устроить? — переспросил Шалва Шатарадзе.

Переспросил воин не потому, что он плохо знает русский язык. Нет, Шалва, как раз знает русский отлично, что стало одним из условий, что он возглавил большой отряд. Дело в том, что я так привык говорить языком, который был некогда мне более приемлем, что делаю это и в присутствии людей, не понимающих значение слова «диверсия». Так что пришлось объяснить, что я имел ввиду.

— Наша задача дергать тигра за усы и уходить. Продумывайте прежде всего пути отхода. Если с этим проблемы, то соваться к врагу запрещаю! — говорил я, навесая над столом.

Мы находились в районе городка Горки, что между Оршей и Могилевом. Получалось, что моя дивизия вклинилась в условную линию фронта, пусть такого понятия, как и самого фронта и не было. Мощнейшим ударом удалось ошеломить прусско-французскую группировку сил в районе Горок. Тут находилось чуть больше дивизии, где большую часть составляли прусски.

Направление нашего удара было выбрано не случайно. То, что пруссаки, мягко сказать, воюют «без огонька» в глазах, не было секретом. Не только они старались вовсе не участвовать в боестолкновениях. Кроме поляков, не было иностранцев, которые воевали самоотверженно. Поэтому Наполеону приходилось разбавлять свой иностранный контингент французами.

Когда началась кавалерийская вакханалия, семь тысяч конных на рассвете неожиданно для врага ворвались в город Горки, пруссаки побежали. Мы их не преследовали, пусть бегут. А вот французы, которые попытались организовать сопротивление, не справились со своей задачей. В городе уже были диверсионные группы, которые взрывали и поджигали казармы, ну а на лагерь близ Горок обрушился град из ракет с зажигательной смесью.

— Господин полковник, напомните задачу! — потребовал я с Кантакова.

— Мы должны разозлить француза и заставить их двигаться в нашу сторону, — сказал Миша.

— Все верно. За работу! — сказал я, вставая и показывая, что совещание закончилось.

Штаб, ну и по совместительству, мое временное жилище, находилось в одной из партизанских заимок. Добротный сруб, нормальные кровати, пусть и без перин, а на сене. Я не стал с собой возить оркестры, или штат поваров. И это, кстати, стало шоком для многих офицеров. Как же… Воюет сам канцлер, но принимает такой быт, как у молодого офицера, почти что солдатский. И я не пиарился на этом. Главное преимущество моей дивизии — это мобильность. Мы должны уметь удрать от кого угодно, пусть и от всей армии Наполеона, если он повернет против меня все свои войска.

Ночью загорелось столько костров, что можно было подумать, что русская армия собирается для главного удара. Уверен, что сейчас в штабе маршала Даву, против которого мы и стояли и который прикрывал фланги основной армии Наполеона, твориться непонимание. Они должны гадать, кто мы такие и что с нами делать.

Все мероприятия были были проработаны так, чтобы противник подумал о большой, как минимум в корпус, группировке русских войск. Ну и еще…

— Шалва, останься! — остановил я грузина, которого поставил над горцами.

Все командиры уже покинули избу, и я сказал то, за что против меня могли бы ополчиться и в Петербурге, да везде.

— Больше жестокости. Развешивать головы, выпускать кишки, делайте все, чтобы запугать врага. Уже только подход нашей дивизии должен внушать такой страх на врага, чтобы они разбегались, — сказал я.

Шалва заверил меня, что с теми дикарями, что у него в подчинении, даже не нужно было говорить о жестокости, напротив, они бы не поняли, если бы было иначе.

Чего я хотел добиться? Да ровном счетом того, что уже было в иной реальности, но в Первую мировую войну. Дикая дивизия, набранная из кавказцев внушала звериный страх в австрийцев. Это позволяло даже обманывать австро-венгров, сообщая им, что готовится атака Дикой дивизии. Так что приближение русских войск часто вызывало панику во вражеских рядах, позволяя добиваться первоначального успеха.

* * *

Маршал Даву, получивший маршаловский жезл лишь только перед началом русской компании, был вне себя от ярости. Он проклинал пруссаков, называя их подлыми трусами и предателями. Именно своих союзников маршал винил в том, что русским удалось ворваться в город Горки и теперь угрожать корпусу, стоявшему под Витебском, и тем французским войскам, которые находились в Орше.

Проблема заключалась в том, что император Наполеон Бонапарт стягивал все крупные силы к востоку от Могилёва, чтобы именно оттуда и нанести удар по Смоленску. И в назначенный час все дивизии, в том числе и те, которые находятся под Витебском и Оршей должны были прийти к императору, чтобы принять активное участие в разгроме русских войск под Смоленском.

Теперь же встаёт большой вопрос, как переправить все войска, которые стоят в Витебске, севернее Горок и Орши, чтобы эти силы не были разгромлены русским корпусом, удивительно удачно действующим. При этом и невообразимо жестоко.

Когда французские солдаты, те немногие, которые смогли сбежать из Горок, рассказывали о зверствах, что учинили русские, или не совсем русские, но воюющие на стороне России, маршал просто не верил. Французским солдатам и офицерам отрубали головы, вспаривали животы и наматывали кишки вокруг тела. Подробности зверств были столь ужасающие что если маршал даже напишет реляцию императору, то Наполеон Бонапарт скорее всего, не поверит.

Даву сидел в просторном деревянном доме «ля изба» и думал о том, что ему делать. Первый порыв, когда маршал хотел задействовать всю конницу, что только есть в его корпусе и ударить по русским, французский военачальник, долгих размышлений, Даву эту идею отмёл.

Луи Никола Даву уже был научен тем тактикам, какими действуют русские лесные отряды. Казалось, что лесные разбойники, по недоразумению облаченные в мундиры русской армии, должны, скорее, наступать и быть сильными именно в атаке. На проверку же оказалось, что главная сила лесных отрядов в их обороне. Столько уловок и ловушек, как делают русские, в Европе никто не умеет. И что было обидно для маршала, что московиты ничего нового, по сути не забрели. Они просто смогли применить многое из того, что уже когда-то использовалось и в Европе и в Степи.

Стук в дверь прервал к размышления маршала.

— Кого ещё чёрт принёс? — прорычал Луи Николя.

— Ты просил сообщить, когда закончится погоня за тем русским отрядом, на который была устроена засада, — сказал, зашедший в комнату слуга-старый ветеран, не потерявший прыть и бывший у маршала за денщика [обращение на «ты» в армии Наполеона было вполне нормальным явлением. Солдаты так часто обращались даже к генералам, что подчеркивало революционный характер императорской армии].