В огне (СИ). Страница 36

— Всё, Михаил Михайлович, я должен идти и дальше бранить вас. Вы же не обессудьте, — сказал государь, подошёл ко мне, неожиданно, обнял, после чего спешно вышел из кабинета.

Я также не медлил. Люди хотят увидеть окончательную часть спектакля, так нельзя их разочаровывать. Пускай все смотрят, как я сажусь в карету, и спешно покидаю Петербург.

Всё уже было готово к моему отъезду, а семья покинула столицу и ещё до того момента, когда мои люди, тихо, без лишнего шума уничтожали агентурную сеть французов. Всё оружие, большая часть моих людей, все мы покидали Петербург. Мне даже было в некотором роде боязно оставлять императора наедине с этими гиенами. Но, как это не странно, но мой отъезд как раз-таки в большей степени спасал государя от пересудов. Что же до заговора, то и прививка от него действовала, элиты боялись повторения прошлогоднего мартовского разгрома. Ну и для того, чтобы организовать заговор нужно время и связь с Александром, что сильно затруднено, так как он под присмотром. Кроме того, русское общество сейчас патриотично, как никогда и мало кому в голову придет желание расшатывать страну.

Сколько я в своих мыслях не критиковал политику Александра I, который нынче прибывает в Сибири, но пришлось поступить ровным счётом, как и он в иной реальности. Тогда, чтобы успокоить общественность, император Александр пошёл на очень некрасивый шаг: он обрушил свой гнев на умницу Барклая-де-Толли, чтобы хоть как-то объяснить во многом катастрофичное отступление русской армии.

В этом варианте истории удалось избежать многих столкновений, которые могли бы стачивать русские войска. Более того, мы готовы встречать неприятеля далеко от Москвы. А случись катастрофа, так и Москва будет готова встретить француза. Кстати, одно из обвинений в мою сторону звучало как раз относительно Первопрестольной. Многих пугал тот факт, что Москву начинают укреплять, роются траншеи, выкладываются равелины, даже из Сибири, Казани, Нижнего Новгорода подтягивается артиллерия. В глазах общественности я был готов подпустить француза к Москве. Знали бы они…

Прохладный ночной ветерок, после душных помещений Михайловского дворца, приятно обдувал лицо, когда я, верхом на коне, чтобы точно все видели, что Сперанский покинул Петербург, удалялся на юг.

— Ждите, я скоро вернусь! — прокричал я, как только проехал последний пост, которыми обложили столицу.

Глава 14

Глава 14

Могилев

23 августа 1800 года (Интерлюдия).

Просторный дом, пожалуй, что и лучший в во всем Могилеве

— Немедленно отправляйтесь к русскому императору с письмом от меня! — кричал Наполеон Бонапарт. — Варвары, подлые скифы! Они должны принять то, что я предлагаю.

Шарль Талейран, казалось, не проявлял никаких эмоций, слушая императора. Министр иностранных дел Франции был умным человеком и прекрасно понимал, что сейчас спор с императором будет себе дороже. Но Талейран боялся того, что может с ним произойти в России. Уровень ненависти ко всем французам у русских столь высок, что по прибытию в Петербург, если и вовсе удастся туда добраться, министра иностранных дел Франции могут просто распять на центральной площади русской столицы.

— Не смейте отмалчиваться, министр! — требовал император. — Они не тронут вас, не посмеют. Даже варвары послов не трогают.

Наполеон Бонапарт уже две недели искал того русского, кому можно было бы поручить щекотливое дело — донести русскому императору послание о милости французского монарха начать мирные переговоры. Это можно было бы сделать, если в плен попался бы русский генерал, но у Наполеона были только русские майоры. Мало того, так они еще наотрез отказывались выступать посланниками от французского императора.

— Сами понимаете, что некому больше такое поручить. Мне уже дали слово, сам Суворов обещал, когда я послал к нему людей, что пропустит вас и даже даст сопровождение. Лишь этот упертый старик не хотел участвовать в мирном процессе, — тон французского императора смягчился. — Я достиг того, чего желал, я могу пойти на переговоры.

Шарль Талейран вновь сдержал свои эмоции. Он знал наверняка, что Наполеон лукавил. И министру не нравилось то, что его хотят использовать в темную, не объясняя всей подноготной появившегося, вдруг, рвения у Бонапарта явить милосердие и миролюбие.

Многое, если не все, на что рассчитывал император, не сработало. Бонапарт хотел разбить русскую армию в приграничных сражениях. Но русские не предоставили ему такой радости. Сперва русское отступление казалось трусостью, даже во французских газетах об этом обстоятельно писали, как о позорном для России факте. Мол, расчет был на то, что в лице московитов французы получат достойных противников, а тут… Бегут лишь от поступи французского солдата и от окрика французского офицера. Но сейчас все стало на свои места.

Оказалось, что самое слабое звено в прочной цепи наполеоновской армии — это логистика. По европейским дорогам, где уже так мало осталось лесов, ещё можно наладить логистические пути. Кроме всего прочего в Европе ещё значительно больше, чем в России, крупных поселений, цепи городков, где можно и войска располагать, и магазины создавать. Нужно же не так много, но и немало: где поселить солдата и офицера, как хранить припасы, помощь со стороны местных администраций, чтобы вовремя предоставили квартиры, дрова, указали, где лучшая вода.

Русские же просто разрушали, жгли те строения, которые можно было бы использовать под казармы или склады. Люди уходили, причем эвакуация началась сразу же после начала наступления наполеоновской армии. Не все, были те, кто отказывался уходить и с надеждой ждал европейскую армию. А также в Литве было слишком много леса, где вольготно чувствовали себя лесные разбойники, лишь по недоразумению одетые в воинскую форму.

— Ваше Величество, позволите ли высказать своё мнение? — спрашивал Талейран, дождавшись, когда схлынет очередная волна императорского негодования.

— Если оно будет противоположным моим желаниям, то не утруждайтесь, министр. Лишь исполните мою волю, — сказал Наполеон.

Талейран молчал. Он знал, что теперь император обязательно захочет послушать. Лишь только нужно немного времени, чтобы Бонапарт успокоиться и в нем проснулся интерес к разговору.

На самом деле, Наполеон Бонапарт обладал, казалось, железными нервами и выдержкой. Редко можно было увидеть его эмоции, если это только не касалось пока ещё горячо любимой им супруги Жозефины де Богарне. По ней он сходил с ума, несмотря на то, что женщин в постели Наполеона перебывало немало.

Но кроме женщин, император еще и самоутверждался через армию и войну. Он понимал, что является императором во-многом потому, что дает надежду французам, победы на поле боя и прославления Франции. Ну а еще… Завоевательные войны, по мнению Наполеона, должны приносить прибыль и даже кормить Францию. А в русской компании одни расходы. Это, между прочим, еще одна причина, почему Наполеон шел на Москву. В купеческой столице России можно было больше награбить.

Однако, то, что началось после того, как армия Наполеона пересекла границу Российской империи, сильно расшатало нервы французскому императору. Он ведь считал себя гением войны, тем , кто обязательно укажет Старику его несостоятельность. Под «стариком» Наполеон понимал светлейшего князя фельдмаршала Александра Васильевича Суворова-Италийского.

А ещё, во французских газетах наперебой писали, что русский главный полководец сильно переоценён, как и, в целом, русская армия. Если первоначально все говорили о трусливом бегстве, что русские, конечно же, подлые, то при наличии достаточно скудных сил, не могущих противостоять огромной наполеоновской армии, их тактика пока работает.

— Ну, говорите же! Не ради же развлечений я вызвал вас в расположение войск! — взяв себя в руки, сказал Наполеон Бонапарт.

— Не кажется ли вам, мессир, что предлагать мир пока рано? — с опаской, начал говорить министр иностранных дел Франции. — Нужно добиться сокрушающего поражения русских, ну и нашей великой победы. Нынешний император Павел значительно мудрее того, кем он ещё был пару лет назад. Он не станет упорствовать заключению мира, но его нужно подтолкнуть.