В огне (СИ). Страница 27

В доме уже привыкли, что я сплю крайне мало, и после прихода домой, даже если возвращаюсь поздно ночью, всё равно некоторое время работаю. Поэтому мне нужно как-то взбодриться. Кофе, на самом деле, помогает уже слабо, но лучше с ним, чем без него.

Есть время, когда можно разбрасывать камни, и время, когда эти камни необходимо собирать. Полгода назад я работал, можно сказать, в крайне облегчённом варианте, часто проводил время с женой, даже привык к регулярному сексу. Я присутствовал в её салоне, развлекая различную публику, в том числе стихами, даже песнями. Но теперь вновь приходится работать на износ.

— У тебя есть время на меня? — спросила Катя.

Я уже по тону, по мимике своей жены понимаю, о чем именно идёт речь. Если она говорит таким образом, по-деловому, то, конечно же, вопрос не о наших личных отношениях, любви, каких-то чувствах и эмоциях. Моя деятельная жена решила поговорить о своём Фонде, а, может быть, об Обществе Милосердия.

Идея с тем, чтобы собирать деньги, тёплую одежду, коней, даже оружие, с тех, кто это все может дать, была апробирована ещё во время русско-шведской войны. И тогда подобная инициатива принесла немалую пользу для наших военных. По крайней мере, русский солдат имел тёплой одежды намного больше, чем шведский. А это уже огромнейшее подспорье во время войны, которая происходит при минусовой погоде.

— Иди сюда! — сказал я, увлекая жену к себе.

Я впился своими губами в уста любимой женщины, будто растворяясь в ней. Словил себя на мысли, что очень давно, уже даже не припомню когда именно, вот так вот обнимал и целовал Катю. Раньше, так регулярно, но за последние полгода… Всё в трудах, да заботах, но пока иначе нельзя. Вместе с тем, наверное, всё же чуточку нежности и внимания я обязан проявить.

Взяв за руку жену, я пошёл к ближайшему диванчику, сел на него, Катю посадил себе на колени.

— Вот теперь говори! — сказал я, поглаживая руку супруги.

— Пора отправлять медицинских сестёр и хирургов в Белоруссию, — решительно, несмотря на то, что и для неё подобное положение на моих коленях было волнительным, сказала Катя.

— Нет! В очередной раз отказал я, — Катюша, они должны оставаться в Смоленске, Опочке и Киеве, но больше в Смоленске.

— Но почему? — выкрикнула Катя, вставая с моих колен, разворачиваясь и упирая руки в бока. — Для чего учили этих женщин, подбирали хирургов, собирали лекарства и бинты? Как я людям объясню? Как я буду убеждать жен?

Под женами Катя имела ввиду организованный ею женский оргкомитет по содействию… Да во всем содействию. Юсупова, Зубова, многие иные женщины, входят в эту, чуть ли не феминистическую организацию. И Катя у них за вождя… вождицу… за главную. Чем нельзя не гордиться. Я сделал правильный выбор, когда женился на Катюше, причем, правильный и сердцем и разумом.

Конечно же я не рассказывал жене про планы командования. Да, я её люблю, полностью доверяю, но рассказывать о стратегических планах ведения войны с наполеоном — это неправильно. Вот она и возмущается, так как считается, что главное сражение состоится именно на территории Беларусии, вместе с тем, в наших оборонительных укреплённых районах уже организованы в общей сложности семь лазаретов.

Профессор Зиневич уже не только апробировал систему медицинской помощи непосредственно во время сражения и после него, сортировку больных и многое другое, что является передовым и что дает огромное преимущество. Он ещё и теоретически обосновал каждое действие. Где только время берет? Нужно при следующей встрече поинтересоваться, как мой друг распределяет те двадцать четыре часа, что есть в сутках. Но я уверен, что теперь у нас самая развитая военно-полевая медицина.

А Катя занималась тем, что вовлекала в эту медицину, подобно тому, как это делал в иной истории во время Крымской войны профессор Пирогов, женщин. Все сестры милосердия теперь будут не только словом и молитвой помогать излечивать русских солдат и офицеров, но каждая из них прошла углублённые курсы медицинских сестёр и может хоть увести, хоть вытащить солдата с поля боя и оказать необходимую первую медпомощь.

Медицинская служба оснащена гипсом, носилками, причём, и волокушами, чтобы можно было положить на материю больного и таким образом его тащить. Смею надеяться, что мы сможем вырвать из лапищ смерти немалое количество достойных русских солдат и офицеров, которые получат ранения на поле боя. В Российской армии, когда я в ней служил, был высокий процент выздоровления раненых, более восьмидесяти. Если добьемся в этом времени пятидесяти процентов… Я за свой счет поставлю каменные храмы во всех городах Российской имении.

— Что мне делать с Фондом? Там скопилось больше чем полутора миллиона рублей? Я просто боюсь таких больших денег, если они чужие, — говорила Катя, которую в очередной раз удалось успокоить и всё-таки объяснить, что в Смоленске и в других оборонительных укреплениях медицинская служба будет находиться только лишь временно.

— Вложи в строительство патронного завода, и порохового завода, и… закажи ещё миллион сапог, если только денег хватит, — накидывал я идеи для жены, распорядительницы благотворительного фонда.

— А зачем столько много сапог? — удивилась Катя.

— Так нам ещё до Парижа сколько идти? — улыбнулся я. — А там отплясывать?

Подумав, что завтра не обязательно идти на работу к семи утра, а можно к девяти, я притянул к себе свою любимую женщину и она с большим удовольствием поддалась на мои ласки. И все-таки при любой работе и занятости, нужно всегда находить чуточку времени на любимых.

Глава 11

Полтава

6 июля 1800 года

Трое мужиков сидели на траве, чуть пожухлой от жары. Той самой жары, которая, зараза такая, не оставляла в покое уже как две недели, терзая сердце любому мужику, да и барину, что урожай посохнуть может. Правда, эти мужики, словно и забыли, что им важен урожай. А по совести, так безразлично уже было этим мужикам, сколько там уродит пшеница, или все эти «барские плоды» в виде картошки, подсолнечника, кукурузы. Иное их беспокоило.

У одного из мужиков оказался табачок, вот они в кружочек и поместились, чтобы, значит, своим «обчеством» погуторить. Так-то никто и не курил, не умели этого делать, хотя и гоношились, высмеивая своего собрата, что тот никак люльку табаком не набьет, а после, что и не раскурит.

— Вот и верь опосля этого барям. Только землю дали, жёнку только нашёл и забрюхатить поспел. А тут опять на службу забривают, — сетовал Кондрат Никаноров, пыхнув люльку с табаком и сильно, чуть ли не до тошноты, закашлялся.

— Брате, ты не правый. Ране-таки вовсе служили всю жизнь, еще мы с тобой в рекруты шли и не чаяли, что и землица своя будет. И не познали бы, что такое детки. А тут тебе сто двадцать рублёв дали. И дом построить, и корову купить, да, и на свинью хватило. Земельки прирезали… А за такую благодать могли с нас и большего спросить, чем Отечество свое да святого батюшку-царя оборонять. Я бы и без все иного пошел бы воевать, — отвечал своему соседу, успевшему уже стать кумом, Иван Митрофанов.

— Вот ты, Иван, служить пойдёшь, а Марью твою обижать станут. Каково это? — продолжал нагнетать Кондрат.

— Галина — баба ушлая, до порядку приучена, подол не задерёт, а зубы, коли надо, так и выбьет! — проявил мудрость ещё один мужик, также бывший соседом Ивану и Кондрату. — А еще, кому там подолы задирать, коли мы все соседи и всех призвали? А будя кто залетный, так на то казачьи патрули есть и власть губернская.

— Правда твоя, Петро, — согласился возмутитель спокойствия. — То я не подумавши.

— А ты завсегда наперед думай, то и в бою сгодиться, — нравоучал Петро, решивший сразу после войны податься в сержантскую школу, а там… Глядишь и в ахвицеры выбьешься, примеры были и такого.

— И тут твоя правда, — сказал Кондрат Никаноров.

А чего бы Кондрату не согласиться, если Петро с одного удара быка убивает, да ещё у кого-то обучался подлому бою императорских стрелков. Да и грамотный этот громила.