В огне (СИ). Страница 17

А еще в каждой из таких сумочек неизменно банка тушенки и банка сгущенного с сахаром молока, плитка шоколада и печенье. Так что ИРП вполне прокормит день даже самого привередливого к еде человека.

— И всё же я против подобных массовых покупок, как вы их называете «пайков». Это для армии достаточно накладно, — Алексей Андреевич усмехнулся. — Если вы меня ими кормите только для того, чтобы была государственная закупка, то я прекрасно осведомлён о том, что вы предлагаете.

Я также рассмеялся. Действительно, выходило так, будто я почти всю дорогу, кроме тех городов, где мы останавливались и уже питались в ресторанах, рекламирую солдатские пайки. На самом деле не было еще такое масштабного производства, чтобы снабжать ИРП даже существенную часть армии. Достаточно того, что мои производства поставляют пайки пластунским полкам: Смоленскому, Киевскому, Луганскому.

Да, на основе моих стрелков я добился того, чтобы были организованы сразу три полка, названные «пластунскими». Предлагается, что они будут выполнять разведывательные задачи, партизанить на занятой врагом территории, и много еще чего, кроме как находится в рядах войск, ведущих массовое сражение.

В Смоленске я лично принимал экзамен у таких пластунов. Не скажу, что Смоленский Казаче-пластунский полк отлично подготовлен, между тем, ему всё равно ещё необходимо приобретать боевой опыт, а инструкторов, которые направлялись из Новгорода, Петербурга, Надеждово во всех полках хватает.

И это не значит, что школы стрелков сворачиваются. Это было бы глупым решением. Тут же и база для тренировок, казармы, налаженная система снабжения и питания. Так что я оставлю три стрелковых школы, может только в будущем преобразую их в школы подготовки скорее разведчиков глубоко в тылу.

Перекусив, мы спешно отправились дальше. До родного гнездышка оставалось уже недалеко. Специально обошли Харьков, не заезжали в Киев, или Екатеринослав. Просто каждый такой заезд — это бал, куча приемов, светские беседы и всякое прочее. Так что в городах мы даже останавливались инкогнито, благо, что не сильно много охраны имели, всего-то три десятка.

— А вот и ваше пресловутое Надеждово? — спросил Аракчеев, когда мы въезжали в моё поместье.

— Оно и есть, — ответил я.

Я не собирался хвалиться перед Аракчеевым своим мнением. Хотя и следовало бы показать, как именно у меня все организовано. У него ведь так же есть своё мнение в Груздево, о котором ходят и разные слухи, но неизменно все отмечают, что в Груздево отменный порядок, сытые накормленные крестьяне, а само поместье приносит хороший доход военному министру.

Меня заинтересовало решение вопроса венчания крестьян Аракчеева. Так, он собрал своих неженатых крестьян и не замужних крестьянок, сообщил им, кто с кем хотел бы жить, ну а неопределившихся девиц лично подводил к парням, приказывая им жениться. В будущем такое поведение Аракчеева было бы расценено, как дикость. Но я-то знаю, что только пользу принес военный министр своим крестьянам. Ведь брак в этом времени, это не про любовь, секс, по крайней мере чаще всего, это про выгоду, про то, как лучше следить за хозяйством.

— Большой у вас дом! — восхитился Аракчеев.

Отчего же не быть ему большим, если постройка этого дворца обошлась мне почти в шесть сотен тысяч рублей. Если раньше я, на заре своего становления, считал, что роскошества ни к чему, то сейчас, когда у меня более, чем достаточно денег, когда многие мои начинания уже финансируются из государственного бюджета, к становлению которого я также приложил свою руку и голову… Так почему бы и не быть такому изысканному трёхэтажному дому?

Пробыть в своём мнении я предполагал не больше чем четыре дня. За это время собирался проинспектировать Надежденский Оружейный завод, проверить управляющего Авсея, в целом узнать, как тут у меня дела. После предстояло еще принять экзамен у Луганского Казаче-Пластунского полка, который пока что базируется исключительно на территории Надеждово. А после, набрав подарочков и различных презентов, ехать дальше, уже на Луганский завод.

Как хорошо совпало, что на железнодорожную станцию на территории моего поместья прибыл очередной поезд, который привёз различного рода товары, а также передислоцировал целый армейский батальон с Нижнего Новгорода на юг. Воинское подразделение двигалось из Москвы до Нижнего по земле, после пароходами до Волго-Донской железной дороги, которая уже соединяет и Луганск и имеет ответвление к Белгороду и Надеждово.

Вот этим фактом Аракчеев очень заинтересовался. Строительство железной дороги из Петербурга в Москву заморозили, решили продолжать через три года. Как на практике осуществлять военную логистику по железнодорожным путям ещё окончательно понятно не было. А здесь уже конкретно приехал целый батальон со всем своим вооружением. Теперь этих солдат накормят, напоят, причём, за мой счет, а после довооружат новыми винтовками и они, на моих же телегах, отправятся дальше, на юг, после в сторону Одессы на турецкий фронт.

— Пойдемте, Алексей Андреевич, я вам кое-что покажу! — сказал я и подал знак Карпу.

Старый казак прекрасно всё понял, потому послал какого-то своего подручного и тот, будто сдавал норматив по бегу на стометровке, ускорился в сторону оружейного склада, который располагался буквально в одной версте от моего дома.

Уже через полчаса военный министр мял в руках новейшую казназарядную, под унитарный патрон, винтовку. Нарезы на нее производились с таким чаяньем, что точного оружия, думаю, что нет и во всём мире. Но не это было главным, а то, что винтовка имела оптический прицел и могла поражать цели на расстоянии более одного километра, примерно на сто пятьдесят метров. Стрелять дальше, чтобы быть хоть как-то уверенным, что цель будет поражена, еще никто в этом мире не научился. Сам я поражал цели на расстоянии в девятьсот метров.

— Немедленно пострелять! — всегда сдержанный, даже хмурый, Аракчеев, вел себя, словно ребёнок, которому показали интереснейшую игрушку.

Если учитывать то, что мужчина и до старости остаётся ребёнком, а оружие в этом мире считается главной игрушкой для любого, даже не армейского человека, то винтовка нашла своего маленького мальчика, министра военных дел.

— Ваше высокоблагородие, из Белокураково прибыл гонец, — уличив момент, когда Аракчеев с азартом целился в мишени, что ему расположили на шестьсот метров, ко мне подошёл Карп.

— Не сейчас, — отмахнулся я.

— Сообщение по телеграфу! — закричали в стороне, а ко мне устремился сам смотритель вышки.

— У вас что, вообще нет понятия, что я выгуливаю военного министра? — бросил я в сердцах. — Карп, ты и вовсе говоришь с канцлером Российской имерии.

— Прошу простить меня, Ваше Высокоблагородие, но сие срочно! — настаивал Карп Милентьевич. — Герцог Энгиенский нынче в Киеве.

— Заканчиваем со всеми стрельбами. Собираемся ехать в Киев, — моментально сориентировался я.

— Ваше Высокоблагородие, сообщение из Луганска, — задыхаясь от бега, кричал смотритель вышки. — Турка переходит через Днестр. Война началась!

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — несколько нервно усмехнулся я.

* * *

Измаил

23 июня 1800 года (интерлюдия)

Султан Османской империи Селим III находился на борту мощнейшего турецкого корабля и смотрел не на открывающиеся виды болгарских, пока все еще османских, берегов, а, напротив, его взор был обращен к морю. Когда же вновь наступит тот момент, когда турецкие корабли будут спокойно бороздить не такие уж и большие пространства Черного моря?

Для того, чтобы быстрее переместиться из Стамбула в другое место морским путем, приходилось использовать каботажный способ передвижения, когда корабль, на борту которого находился султан, редко отходил от берега на расстояние шести-семи километров. Там, где-то в пяти километрах от султанского корабля, находится небольшая турецкая эскадра, которая должна принять бой, если вдруг русские обрушатся на сильно ослабевший турецкий флот. И, пусть турецких кораблей в Чёрном море сейчас сравнимо столько же по числу, сколько и у русских, турки отдавали себе отчёт, что нынче уже не являются хозяевами морских просторов.