Повторение пройденного (СИ). Страница 23

Однако теперь многое зависит от того, что предпримет фон Лееб — или изменит свои платы, либо продолжит их придерживаться. А может быть, германский фельдмаршал придумает нетривиальный ход, с него станется. Ведь ничего другого ему не остается делать, у него всего две недели, чтобы добиться победы, причем через десять дней необходимо отдать всю 4-ю танковую группу. А без нее ни о каких глобальных наступательных планах и думать невместно, сил хватит провести одну локальную операцию ограниченного масштаба, вроде наступления на Тихвин.

— И как немцы будут действовать, Гриша? За два дня они куда угодно свои освободившиеся дивизии могут перебросить.

— Вариантов не так и много по большому счету, вот смотрите на карту — на ней многое отчетливо видно, и можно предугадать планы, но для этого нужно знать возможности противника, а они ограничены в числе дивизий, и особенно в танках. Думаю, что в них мы уже имеем определенный перевес над германскими войсками, и количественный, и главное — качественный. Надо только с умом воспользоваться нашими сильными сторонами, и заретушировать слабые. К тому же мы обороняемся, а они наступают, но вот только путей у врага не так и много. По большому счету их только три, и они легко просчитываются, если исходить из одного непреложного факта.

— Что ты медлишь, говори, — Жданов склонился над картой, с другой стороны встал Ворошилов, Кулик, усмехнувшись, обвел карандашом огромный клин Красногвардейского укрепрайона, что фактически разъединял вражеские войска, словно вколоченный в живот вурдалака кол.

— Чтобы выйти к окраинам Ленинграда, я не говорю о взятии самого города, необходимо срезать вот этот укрепрайон, фактически состоящий из трех секторов. Если этого не сделать, то на западном направлении можно только попытаться рассечь 8-ю армию, прижать ее к берегу Копорского плата. Но это все — при подходе к побережью германские войска сразу попадут в зону действенного артиллерийского огня береговых батарей и Кронштадта — а двенадцатидюймовые снаряды охладят их пыл. Да и прорваться к побережью на участке Стрельна-Петергоф будет затруднительно из-за возможности получить во фланг контрудар со стороны войск укрепрайона. И опять же попасть при этом под огонь двух наших линкоров. Так что этот вариант сам по себе происходить не будет, а только в сочетании с другими вариантами.

— Удар с запада по укрепрайону более выгоден, чем с востока, — теперь взял карандаш «первый маршал». — Ведь так?

— Пройдутся танковыми корпусами по краю и могут ворваться в Красное село, и сразу глубоко вклинится в самую сердцевину обороны. Но путь идет через Дудергоф — а вот тут массированное применение артиллерии, заблаговременно установленной на огневые позиции, полностью сорвет операцию немцев. Или, по крайней мере, ее серьезно затруднит. Надо успеть выставить все наши крупнокалиберные батареи, чтобы создать для врага «огневой мешок», из которого танкам с мотопехотой будет трудно вырваться. Именно в максимальной концентрации артиллерии залог нашего будущего успеха. А для контрудара использовать тяжелые танковые полки, надеюсь, хоть к формированию приступили?

— Обижаешь, ты еще тогда чай не допил, как все батальоны, где есть КВ сразу стали сводить. Завтра уже будет закончено — семь полков, а вот восьмой формируй сам — у тебя 107-й танковый, плюс отдельная рота КВ, да еще у тебя в 122-й бригаде семь тяжелых танков. Как-нибудь сам обходись, мы тут только за ремонт возьмемся, да пополнение организуем.

Кулик усмехнулся, поняв, что его хитрость разгадана, и «отжать» танки на еще один полк не получится. Но Ворошилов продолжил говорить, прямо глядя ему в глаза и задав вопрос прямо в лоб:

— Командовать артиллерией берешься, когда штурм пойдет? Ведь мы все делаем по тем схемам, что ты оставил! Тебе и командовать!

— Конечно, возьмусь, а ты думал, я в кусты брошусь поскуливая⁈

— Вот и хорошо, товарищ Сталин такой подход одобрил, сказал, что ты наиболее подходящая кандидатура, чем генерал Жуков. Это он твое взятие Мги оценил, отметил, что теперь отдавать ее немцам никак нельзя.

Кулик сдержал усмешку, понимая, что ему устроили проверку. Сталин не стал менять Ворошилова, полагаясь на «тандем» двух маршалов, которые «сработались», раз достигнут первый зримый успех. И потому напрямую не подчинил, оставляя им двоим возможность «полюбовно» договориться, и 54-ю армию Ленинградскому фронту не передал, наоборот, фактически выдернул 48-ю армию, отдав ее под командование маршала Кулика.

— Что касается восточного направления, то немцы могут нанести пораньше, то есть завтра-послезавтра, сильный удар на Мгу, но он будет локальный, и отвлечет от штурма Ленинграда целый танковый корпус. Но и отказаться от наступления на Мгу они тоже не могут — тогда ведь я могу нанести удар во фланг их группировки, что уперлась в позиции Колпинского укрепрайона. Но в любом случае возня на восточном направлении оторвет фон Лееба от главной цели — взятия Ленинграда. А время уходит, и ему надо на что-то решаться. Все будет ясно с утра, ведь пошел новый день, в крайнем случае, определится завтра, восьмого. Просто эти сутки решающие…

Красногвардейский укрепленный район шел от Петергофа до Гатчины, а оттуда по реке Ижоре до впадения ее в Неву. Он возводился два месяца с начала июля силами жителей Ленинграда и всех его предприятий, и намного превосходил по своей мощи не только «Лужский рубеж», но и пресловутую «Линию Маннергейма». Почти полторы тысячи дотов, дзотов и бронеточек, артиллерийских площадок и капониров, с вырытыми противотанковыми рвами на двести с лишним километров, и к ним еще свыше десяти тысяч противотанковых надолб. И было чему защищать — установлено полтысячи пушек калибра от 45 мм до корабельных орудий «Авроры» в 130 мм, и это не считая полевой артиллерии дивизий и армий. Плюс полторы сотни зенитных орудий взятых из ПВО города и поставленных на прямую наводку. Укрепрайон защищали три десятка пулеметно-артиллерийских батальонов, три дивизии в перерасчете, вооруженных буквально до зубов. Вот только из-за ошибок все решилось за считанные дни…

Глава 26

— Клим, я ведь не двужильный, ноги в коленках подгибаются. Три часа ночи, только закончили, а мне обратно ехать — к утру должен быть на месте, мало ли что немцы удумают, Антонюк может растеряться в критический момент, нет у меня к нему полного доверия.

Кулик тяжело вздохнул — он совершенно вымотался за двое прошедших суток, тело налилось свинцовой усталостью — спал едва три часа за все это время — два раза вздремнул в машине, не замечая ухабы и колдобины, и часок поспал на плащ-палатке, укрытый шинелью. Но своей поездкой в Ленинград был полностью удовлетворен — он начал подбирать «свою команду» из тех, кто сейчас вообще полковничьи петлицы носил. И начал с «бога войны», не самому же все готовить, а потому еще с прошлого раза немедленно направил своего командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Бесчастнова, заранее снабдив детальными инструкциям, да еще поговорив. И тот за сутки сделал больше, чем он сам рассчитывал, вместе с командующим артиллерией фронта генерал-майором Свиридовым и вырвавшимся из «лужского котла» полковником Одинцовым — вот этот командир сразу показал, что он «дельный», и многие его предложения были сразу приняты. И в какой-то момент Кулик вспомнил, что окончит войну этот полковник уже генерал-полковником, и позже станет маршалом артиллерии.

От моряков присутствовал контр-адмирал Грен, показавшийся вдумчивым кабинетным работником, с увлечением предающийся практической деятельностью. И сделал уже немало — приехал с детальными расчетами стрельбы корабельной и береговой артиллерии, а также железнодорожных батарей флота и артиллерийского полигона. И при этом постарался прикрыть «многослойным» огнем самые опасные направления, где ожидалась массированное танковое наступление противника. Причем Грен моментально понял замысел с организацией артиллерийского резерва именно на такой случай.