Развод. Предатели (СИ). Страница 50

Своими иллюзиями о том, что будет причастая к миру большого кино…если променяет свою родную мать на постороннего человека.

Только сейчас, когда та была далеко и «оставила их в покое», как они и просили, до Марины начало доходить, что нудные напутствия «позвони» и «надень шапку», были проявлением заботы, а нежелание купить новый телефон – не было попыткой унизить.

Вот он телефон. Лежал на столе перед ней. Красивый и блестящий. Только радости почему-то не было.

Как и смелости, чтобы набрать тот самый номер, который алыми цифрами полыхал на подкорке, и сказать тихое «прости».

На улице уже занимался апрель, и ей казалось, что она катастрофически не успевала.

Впрочем, так и было: похеренные за последние полгода оценки невозможно было вернуть до прежнего уровня, когда она была одной из лучших учениц класса. Отношение учителей сменилось с лояльного на придирчивое, и заслужить их одобрение оказалось гораздо сложнее чем прежде.

Вдобавок, Марина открыла для себя еще одну удивительнейшую правду, которая прежде как-то обходила ее стороной. Раньше к ней относились лучше не просто потому, что она была умницей-красавицей и королевой класса, а еще по причине того, что ее мать была в школьном родительском комитете и многое для этой школы делала. А с тех пор, как она ушла…Вернее с тех пор, как ее вынудили уйти, Марина лишилась своего статуса и особого расположения педагогов. Теперь она была просто ученицей, средней и ничем не примечательной. И если раньше ее как-то подтягивали, страховали, давали дополнительные шансы, то теперь лепили тройки как и всем остальным.

Вот такой парадокс. Была уверена, что самая умная и всех своих успехов добилась без помощи нудной матери, но стоило той уйти и все мнимые успехи посыпались, как прошлогодняя листва.

Неприятный такой щелчок по носу, но проревевшись и пройдя все пять стадий принятия, она поняла, что виновата сама.

Грустно от этого было. И одиноко.

Ей было тяжело ходить в школу, потому что там она становилась объектом все разрастающихся насмешек. Было неприятно приходить домой, потому что от прежнего мира там ничего не осталось, а цокот гребаных мачехиных каблуков уже вызывал нервный тик и тошноту.

Не с кем было поговорить, некому пожаловаться.

Поэтому большую часть времени она проводила или у репетиторов, или гуляя в парке, ну или в крайнем случае заперевшись в гостевом домике, куда она перетащила самые необходимые вещи, одежду, книги. Он стал ее убежищем, норой в которой ее никто не трогал, и можно было спокойно зализать раны.

Только и это пристанище оказалось ненадежным, потому что как-то вечером распахнулась дверь, и на пороге появился брат:

— А вот и я! — сказал таким тоном будто ждал, что от его появления она радостно обделается, — как жизнь, затворница?

С этими словами он плюхнулся на диван и закинул ноги на журнальный столик, на котором были разложены ее учебники.

— Убери копыта, — она отпихнула их в сторону и недовольно захлопнула тетрадь, — ты чего приперся?

— Жить! — гордо сообщил брат, подхватив учебник по физике, — ремонт этот задолбал. Весь день чего-то пилят, стучат, гремят. Башка уже раскалывается.

— Так иди потуси где-нибудь. Ты же любишь это.

— Настроения нет.

— Кто ты? И что ты сделал с моим братом? У Ланского Артёма всегда есть настроение тусить. Ему хоть тили-тили трали-вали поставь – будет радоваться.

— Очень смешно, — проворчал он. Потом полез в телефон, — я тебе показывал вот это безобразие?

На экране была мать с каким-то мужчиной. Она общались, смеялись и выглядели как люди, которым очень неплохо в компании друг друга.

— Ну как тебе такое, а? Нормально? — возмущенно спросил Артем, — она теперь с этим хреном по забегаловкам ходит.

— Почему с хреном по забегаловкам? Ресторанчик с виду очень достойный, да и мужчина приятный. Кажется сильным и надежным. Мама рядом с ним, как девочка смотрится.

В груди снова заболело. То ли от стыда, то ли от приступа совести, то ли от сожалений об утраченном.

— Ты смеешь что ли? Какая девочка? Ей уже хорошо за сорок! Дома сидеть пора, ждать, когда мы ей внуков подкинем, а она шляться вздумала.

Она подняла на брата ледяной взгляд и жестко, совсем по-отцовски отчеканила:

— Оставь мать в покое! Она имеет права на личную жизнь и на то, чтобы быть счастливой после того, как отец ее опрокинул… И мы вместе с ним.

Последнее предложение Артем не услышал:

— Почему ты их сравниваешь? Отец -мужчина. Для него Вероника это…это… — он покрутил пальцем пытаясь подобрать нужное слово.

— Седина в бороду, бес в ребро? — участливо подсказала она.

— Что? Нет! Вероника для него, как свежий глоток воздуха. — он щелкнул пальцами, — точно!

— Овца твоя Вероника, только и всего.

Артем сначала опешил от такого заявления, а потом бросился с пеной у рта защищать свою мачеху:

— Сама ты овца! Она яркая, красивая, стильная, успешная. Мечта, а не девушка! О такой все мечтают.

— Ну еще пару годиков порадует папеньку и пойдет в отставку, а он новенькую жену притащит. Еще ярче и моложе. А эту так и быть, тебе отдаст. Доносишь, раз она тебе так нравится.

Ланской истошно покраснел, но Марине было некогда вдумываться в причины столь яркой реакции. Она собрала учебники и хотела уйти в комнату, но брат все не унимался:

— И кстати, ты даже не представляешь, какой козлина рядом с ней на этой фотке. Он наехал на меня с первой же секунды. Руку чуть не сломал! Там такая лапища, что у меня кости едва не треснули.

— И что сказал? — без особого интереса спросила Марина.

— Ничего, — буркнул Артём, снова смутившись, — влез в наш разговор с матерью, когда я пытался достучаться до нее и доказать, что она поступает плохо. Обозвал меня истеричным подростком, не уважающим мать. И заставил извиняться…хотя там не за что было извиняться! Я все по делу говорил… Что? Чего ты ржешь?

— Как жаль, что я этого не видела. Представляю, какая у тебя была физиономия.

— Я не понимаю, тебе насрать что ли на то, что она творит? Я один этим обеспокоен?

— Мне не насрать. Я рада. Особенно тому, что появился человек, который на ее стороне и готов защищать... даже от нас.

С этими словами она ушла, а недовольный Артем остался пыхтеть в гордом одиночестве.

Глава 24

Проверка еще только началась, а уже выплывали какие-то странные факты. Например то, что большой партнерский проект, ради которого он так рвал задницу в последние месяцы почему-то оказался полностью профинансирован за счет его фирмы. Не за счет партнеров, не вскладчину, а чисто из его кармана. При этом, согласно договору, дальнейшая прибыль будет делится. То есть раскошелился он, а поступления пополам.

— Ерунда какая-то, — растерянно сказал Николай, получив первые результаты.

Дальше больше. Десятки нестыковок, вроде не таких больших и по отдельности не представляющих опасности ни для бизнеса, ни для репутации, но все вместе они создавали какой-то хаос и сумятицу. А в купе со странными данными в реестре, загадку появления которых никак не удавалось разгадать, это и вовсе выглядело хреново.

Ланской был в ярости. Просто в дичайшей ярости. Орал на подчиненных, рычал при разговорах по телефону, а в какой-то момент психанул так, что одним движением смахнул все с рабочего стола.

Больше все убивало то, что куда бы он ни сунулся, везде какие-то накладки и палки в колеса. Не просто палки, а гребаные бревна, которые никак не провернуть.

Естественно, первый делом позвонил партнерам, намереваясь узнать, что это за хрень и откуда она вообще вылезла, ведь когда подписывали договора условия были совсем другими. Однако звонки ушли в пустоту. Ни один из них не отвечал на известные ему номера, а когда совсем озверевший Ланской позвонил в их офис, секретарша чопорно объявила, что все начальство уехало отдыхать куда-то на индийский океан.

— Когда вернутся? — рявкнул Николай, и в ответ получил безмятежное: