Развод. Предатели (СИ). Страница 14

Люба, конечно, за такие мысли мне наваляла. Потом вздохнула, обняла и сказала, что я просто еще не готова. Что надо дать себе время, чтобы переболеть, прожить эту боль, пропустить через себя, а потом отпустить.

Я не представляла, как можно такое отпустить, и отчаянно искала тот якорь, который поможет не сорваться.

Пару дней я потратила на то, чтобы купить все необходимое в квартиру. Настроение от этого только хуже стало, потому что постоянно приходилось напоминать себе, что я теперь одна, и что надо все подбирать для себя одной. Никаких массивных угловых диванов, на которых могли все уместиться, никаких наборов посуды на шесть персон, никакой бытовой техники с большой загрузкой. Даже прикроватную тумбочку можно было взять одну. Но я все-таки взяла две. Для симметрии.

И пока все это доставляли, жила у Любы.

Не знаю, как бы справилась со всем этим, если бы не она да Влад, который звонил каждый раз, как у него появлялась связь. Вдвоем они удерживали меня наплаву, но я чувствовала, что нужно срочно себя чем-то занять. Тогда и вспомнила про щедрые откупные от мужа в виде коммерческого помещения.

И если изначально, я вообще собиралась отказаться от такого щедрого «подарка», то спустя несколько дней передумала. Влад очень жестко сказал, чтобы я не страдала ерундой, а брала то, что мне причитается и использовала. Люба его поддержала. И промаявшись еще день, я все-таки решила сходить туда и посмотреть, что к чему.

Любопытная подруга, конечно, увязалась со мной.

С самого утра мы отправились по указанному в документах адресу. Это было близко, всего через две улицы от моего нового жилища. Тоже новостройка, первые два этажа которой были отведены под офисы. У моего помещения был отдельный, очень удачный вход.

— Не дурно, — хмыкнула Люба, когда мы поднялись на крыльцо.

Тут вышла заминка. Глеб передал мне целую коробку ключей, и почему-то ни один из них не подходил к входной двери.

— Дай-ка я! — сказала Люба и забрала их у меня. А я полезла в сумочку, потому что оттуда голосил телефон.

Стоило только глянуть на экран и руки затряслись. Артем.

Ни он, ни Марина не звонили мне с того момента, как забрали из больницы и отвезли к отцу. А ведь прошла почти неделя…

— Здравствуй, Артем.

— Мам, привет! — как всегда бодро произнес он, — че там, как?

— Потихонечку, — сердце билось где-то во рту, — у вас как дела?

— Норм. Я че звоню-то. У меня соревнования в эти выходные. А я красную форму не могу найти. Где она?

Перед мысленным взором тут же возникла гардеробная, вторая полка слева, снизу. Я сама убирала туда эту форму посте того, как постирала и погладила.

Только сказать ничего не успела. Люба внезапно выхватила трубку у меня из рук:

— Тём, привет. Это тетя Люба. Мать занята. Давай сам, — и сбросила звонок, потом посмотрела на меня строго и сказала: — Не смей!

У меня закололо, защипало, задергалось.

— Люб, ну зачем ты так.

— Что именно зачем я так? — спросила она, протянув мне погасший телефон, — ты действительно занята. СВОИМИ делами.

— Там же соревнования…

— И что?

— Это важно, он готовился.

— Какой молодец, — Любин голос сочился сарказмом, — готовился.

— Я перезвоню. Скажу ему…

— Хорошо, — она подняла руки в пораженческом жесте, — перезванивай. Давай. Ну что стоишь, давай-давай. Звони. Скажи малышу, где его подгузники. А то ведь он без рук, без ног, без мозгов. А еще без совести. Привык, что маменька все сделает и на блюдечке притащит.

— Люб…

— Что Люб? Когда твои вещи из дома надо было выносить, что-то он не растерялся. Вон с какой довольной мордой в субботнике участие принимал. А тут, что ты будешь делать… Трусы спортивные найти не может. Бедолажка.

Меня будто парализовало. Даже пальцем пошевелить не могла.

— Ну звони, что ты стоишь? Помоги Артемке. У меня лишь один вопрос. А дальше-то что? Она будут пинать тебя, как резиновый мячик, а ты продолжишь бегать за ними? Сопли подтирать, говорить, что и на какой полке лежит? А если вдруг у дитятки закончится туалетная бумага? Тоже поскачешь? Принесешь рулончик, важные салфетки, а потом еще и жопку ему подотрешь? Смоешь за него и унитаз ершиком протрешь, чтобы чистенько было? Да?

— Это дети…

— А эти дети помнят о том, что ты их мать? Или вспоминают о тебе, только когда им самим что-то нужно? Тебе кто-нибудь из них, кроме Влада, звонит вообще? Кто-нибудь интересуется, как дела? Хорошо ли ты спишь, ешь? Все ли у тебя получается на квартире? Нет ли осложнений после больницы? Или это все лишнее? И ты годишься только на то, чтобы сказать на какой полке лежат трусы?

Какие неприятные, какие чудовищно болезненные слова. В душе протест, потребность что-то сказать в защиту детей. Потому что, а как иначе? Я же мать. И в тоже время на языке нет ни одного слова, и давит понимание, что не нуждаются они в моей защите. Она им на фиг не сдалась. Как и я.

— И вообще, — продолжала добивать Люба, — прости, что я тебе это говорю. Но у них теперь там новая «мама» есть. Раз уж она по всем твоим шкафам прошлась и все из них выгребла, то пусть с Артемкиным барахлом сама разбирается. Теперь это ее забота, не твоя.

— Люб, — у меня снова запекло глаза, — ну зачем ты так?

— Да затем, что если тебя не встряхнуть, то ты так и продолжишь бегать перед ними как бездомная собачонка. Захотели – подозвали, захотели пинка под зад дали. Все, хватит Вер. Хватит! Ты в разводе, дети уже достаточно взрослые, чтобы отвечать за свои поступки и самостоятельно решать свои проблемы. Пора перестать быть удобным придатком и заняться собой.

— Это же просто форма…

— Нет, Верочка. Это не просто форма, это показатель отношения к тебе. И если ты сейчас не проведешь границы, то так и останешься на побегушках, в то время как они продолжат жить в свое удовольствие и улыбаться «подходящей» Веронике. Будут ей в рот заглядывать, ходить рука об руку, потому что она Звезда. А ты…так… сойдешь для бытовых нужд.

Больно. Очень больно. У меня все завяло и настроение, которое с утра было слегка приподнятым, снова рухнуло ниже плинтуса.

— Я хочу домой.

— Э, нет, милая. Мы сюда пришли не для того, чтобы ты потопталась на крыльце и сбежала. Хотела найти себя занятие – вот оно. — она так резко дернула ключ в замке, что он провернулся, — вперед.

Я и правда хотела сбежать, но дверь распахнулась и не оставалось ничего иного, как войти внутрь. Неимоверным усилием воли, я заставила себя проглотить накатывающие слезы и переключиться на то, что меня окружало.

В помещении была лишь черновая отделка – отштукатуренные стены, залитый пол, электричество, сантехника и мокрые точки. Места много, света много. Пяток кабинетов, в одном из которых целый склад мебели и оборудования. Николай не разбирался в ветеринарии и просто скупил все по каталогу, но стартовый набор получился весьма неплохим. Самое нужное для работы у меня уже было. Остался ремонт, отделка и можно начинать.

Разбирая все это добро, я даже немного увлеклась. А чуть позже, обнаружила на телефоне сообщение:

Мам, что с формой-то? Куда ты ее дела? Мне она завтра уже нужна!

Всего лишь буквы, но мне показалось, что я слышу требовательный, недовольный голос Артема. И тут в душе шевельнулся неприятный червячок.

А разве он имел право что-то требовать от меня? После того, как официально занял сторону отца и поддержал мой отъезд из дома?

Стало горько.

Люба права, я и правда удобный придаток, от которого ждут комфорта, понимания и умения не отсвечивать. Сделала дело – иди в угол и под ногами не мешайся.

Поэтому, превозмогая себя и раскалываясь на части, я набрала ответ деревянными непослушными пальцами.

Я не помню, где она.

Спустя десять секунд снова пиликнуло:

Блин, мам! Зашибись. И че теперь?

Я зажмурилась, выдохнула, а потом быстро написала:

Теперь открываешь шкаф и ищешь.