Искра божья. Страница 74
Сеньор Майнер растёр мятое лицо ладонью.
— Ты мне веришь? — спросил он громким шёпотом, обдавая юношу кислым винным дыханьем.
— Да, сеньор, конечно.
— И знаешь, что самое грустное, птенчик? Я понятия не имею, где тело моего сына, — маэстро Готфрид запнулся на очередной ступеньке и чудом удержался на ногах, всей своей немалой тяжестью повиснув на Джулиано. Из разреза несвежей льняной рубашки вывалился серебряный кулон с литерой «В». — Так и буду всю жизнь надеяться на чудо.
Подрагивающими, непослушными пальцами сеньор Готфрид заправил кулон обратно за ворот.
— Вам надо поспать.
— Да-да, — согласился Майнер, тряхнув лысеющей головой с выпроставшимися из хвоста прядями седых волос, — я ведь для этого и напился, малыш. Потому что стоит мне только закрыть глаза, и мой мальчик каждую ночь приходит ко мне, словно живой. Он просто смотрит, и я смотрю и вижу, как кровоточат и гниют его незакрывающиеся раны, как черви выходят из его пустых глазниц, как куски мяса отваливаются с его костей… Моя плоть вопиет о возмездии!
— Не отчаивайтесь, маэстро, я верю — справедливость восторжествует! — заверил учителя де Грассо, распахивая плечом дверь его спальни.
— Эх, птенчик, справедливости нет ни в этом, ни в горнем мире, — сонно проворчал сеньор Готфрид, аккуратно опускаемый Джулиано на узкую кровать.
Учитель вяло поёрзал на мятых простынях и, приподнявшись на локте, спросил нетвёрдым голосом:
— А ты чего сегодня так рано поднялся, суббота же?
— Не спится.
— Дуэль или девица? — прищурив левый глаз, поинтересовался маэстро.
Джулиано смущённо хмыкнул в усы.
— Вижу, что девица, ну, иди с богом!
Де Грассо накрыл учителя одеялом и вышел, тихо притворив скрипучую дверь.
— Сеньор Майнер опять всю ночь кутил? — сокрушённо вздохнув, спросил Артемизий ди Каллисто.
Юноша окинул всех собравшихся на завтрак учеников школы сеньора Готфрида чуть утомлённым взглядом голубых глаз и подсел за столик к Джулиано.
— Нашёл его утром под яблоней, — сообщил де Грассо, запивая постную кашу разбавленным вином.
— Значит, снова проспит до трёх, — Артемизий сдул чёлку, упавшую в щербатую деревянную ложку, поднесённую им к лицу.
— Я на б-будущей неделе ухожу к Фиоре, — сказал Паскуале, прихлёбывая жидкое варево.
— Он заставит тебя садовничать и бегать по кустам до потери сознания, — заявил бодрый Ваноццо, которому дородная кухарка наливала уже вторую порцию жирного куриного бульона, щедро сдобренного зелёным луком и чесноком.
Строгие правила очередного истианского поста не распространялись на де Ори, чудом восставшего со смертного одра. Наоборот, прижимистая стряпуха школы маэстро Майнера всячески баловала и обихаживала новенького фехтовальщика. Вот и теперь краснощёкая деревенская баба, страшная, как семь смертных грехов, ласково ворковала с силицийцем, подсовывая ему в тарелку самые лакомые кусочки. Женщина была лопоуха, неохватна в талии и, ко всему прочему, глуповата. Памятуя о наказе сеньора Готфрида не зажимать кухарку, Джулиано искренне недоумевал, как тому могло прийти в голову, что кто-то позарится на это жуткое недоразумение женского пола, гордо прозываемое сеньорой Беллой[132].
— Спасибо, Беллочка, — Ваноццо, отдуваясь, прикрыл тарелку рукой, — мне уже хватит.
— Кушойте, кушойте, сеньор де Ори. Вон вы какой бледненькой. Вам надо сил набираться.
— Ох, ты меня совсем закормила, я скоро ни в одну тренировочную куртку не влезу.
— Эт ничего, я её вам в миг разошью. Хорошего человека должно быть много.
— Белла, принеси вина, — лениво попросил Пьетро.
— Вот ещё, сами волочитесь в погреб. Что я вам — трактирная подавальщица? — возмутилась кухарка.
— Ладно, — быстро согласился Пьетро, — сам схожу. Как думаешь, Джулиано, тот пыльный бочонок у дальней стенки уже прокис?
— Стойтё! — встрепенулась стряпуха. — Сидите ужо. Обойдусь без вас.
— Как ты можешь так мило беседовать с этой…женщиной, — громким шёпотом спросил Артемизий.
— После того, как мой палец обесчестила безобразная старуха из аптеки, меня уже ничто не пугает, — снисходительная улыбка расплылась по лицу де Ори.
— Что будем делать? — спросил Пьетро, когда скрипучая дверь закрылась за широкой спиной кухарки.
— С чем? — уточнил Ваноццо.
— С маэстро. Бездельничать, конечно, хорошо, но весеннего турнира мы так не выиграем, — заключил Пьетро.
— Тренироваться можно и без маэстро, — не согласился Джулиано.
— И н-насколько тебя х-хватит? — поинтересовался Паскуале. — Я т-тут уже третий год, и н-ничего не меняется. Бес-спорно, маэстро М-майнер превосходный учитель, но лишь пока он т-трезв. А трезвым он б-бывает, лишь когда выбирают нового Папу. И в последнее время я что-то не з-замечал, чтобы у нас часто менялся понтифик.
— А давайте прикончим Джованни, — предложил Ваноццо, с аппетитом подлизывая остатки бульона хлебной корочкой.
— Сеньор Готфрид утверждает, — Джулиано сглотнул голодную слюну, — что душа сына приходит к нему каждую ночь. Возможно, смерть убийцы даст долгожданный покой измученному сердцу маэстро.
— Я не раз бился с чемпионом Лихтера, и я не самоубийца, чтобы бросать ему прямой вызов, — меланхолично заявил Артемизий.
— Никто и не собирается говорить ему об этом в лоб, — де Брамини подмигнул завтракающей компании, — я знаю надёжных ребят. Они быстро обтяпают это дельце. Вся загвоздка лишь в деньгах.
— Сеньоры, такие мысли недостойны наших благородных умов, — возразил Джулиано, — к тому же вина Джованни не доказана.
Ученики дружно вздохнули и согласно закивали ему в ответ.
— Мой брат обещал мне встречу с непревзойдённым Арсино де Вико, — продолжил юноша, гордо расправив плечи. — Я попытаюсь упросить славного кондотьера, чтобы он провёл для нас открытый урок, где бы поделился секретами своего мастерства. Может, это взбодрит сеньора Готфрида?
— С-сомневаюсь, — протянул Паскуале.
— У тебя есть идеи получше? — Джулиано обиженно засопел.
— П-попрошу у Суслика маковой настойки, — Паскуале почесал выпирающий кадык. — Говорят, с-сны после неё, что дивная сказка.
— В которую некоторые уходят безвозвратно, — мрачно пробормотал де Брамини, чертя пальцем какое-то ругательство в лужице пролитого бульона.
Джулиано в задумчивости почесал впалый живот. Тут же его пальцы задели твёрдый кругляш, забившийся за подкладку куртки. Юноша достал забытую монету счастья и, покрутив в руках, подбросил в воздух. Денежка подпрыгнула и упала на обеденный стол девяткой вверх. Джулиано сгрёб монету, подбросил её и прижал ладонью. Снова девятка. Заинтересованный де Грассо ещё трижды подкидывал медяк, и всегда монета падала злосчастным реверсом наружу.
— Не будет тебе сегодня удачи, приятель, — заметил Пьетро, — не твой день[133].
— Посмотрим, — буркнул Джулиано.
Тут же некстати вспомнился де Грассо сон, одолевший его в термах «Сучьего вымени» после дуэли с де Ори. Вспомнил он и златокудрую красавицу, и её слова: «Когда ты усомнишься в искренности чувств своей избранницы, подбрось монетку. Выпаду я — значит тебе повезло, а нет — значит не судьба».
Джулиано упрямо стиснул зубы:
— Она, наверное, сбитая. Девка никак не выпадет.
— Дай-ка мне, — попросил Ваноццо, протягивая к приятелю ладонь. — Чего загадывал-то?
— Да так, на одну девицу, — отмахнулся Джулиано.
— У-у-у, — дружно протянули все собравшиеся за столом.
Ваноццо задумался, глядя в потолок, подбросил монетку и накрыл её могучей лапищей.
— Люб ли я нашей Беллочке? — скабрёзно улыбаясь, вопросил он в пустоту и приподнял ладонь.
Со стола на него глядела медная девица, похотливо раздвинувшая бёдра. Дружный хохот сотряс стены комнаты.
— Пустит ли Джоконда к себе Пьетро сегодня ночью? — задал Ваноццо следующий вопрос.
Монетка подпрыгнула, вывернувшись из ловящих её рук де Брамини, и снова упала аверсом. Повеселевший Пьетро схватил её и отправил в новый полёт: