Искра божья. Страница 73

— А что с ним не так? — поинтересовалась знахарка, подозрительно втянув воздух сквозь подрагивающие ноздри.

— Наш друг порезал палец, — вмешался Джулиано, приподнимая вялую кисть Ваноццо с поблёскивающими на ней капельками сочащейся крови.

— Эка невидаль! Совсем сдурели тащить его сюда с такой ерундой! — возмутилась Лукреция, небрежно сметая шарики в бумажный кулёк. — Залейте ранку скипидаром, перевяжите и отправьте болезного в постель.

— Дорогая Лукреция, неужели же ты считаешь, что перед тем, как прийти к тебе, я не испробовал всех известных мне средств? — негромко спросил монах.

Женщина проникновенно посмотрела в глаза отца Бернара и, наконец, отложив работу, вышла из-за прилавка, чтобы взглянуть на пациента:

— Садите его на стул, пока не упал. Да не толпитесь, как бараны. Дайте мне самой глянуть, что там за диво деется.

Дверной колокольчик снова звякнул, и на пороге появилась сгорбленная фигура старухи в терракотовом платье. Седая коса, бережно обёрнутая вокруг её головы, походила на корону из древнего серебра. Тёмные асиманские глаза в растрескавшихся щёлочках век смотрели на окружающих спокойно и с достоинством. Оливковую кожу покрывали частые старческие пятна. В скрюченных артритом руках старуха несла тяжёлую корзину, накрытую молочно-белым платом.

— Вечер добрый, госпожа, — произнесла старуха с певучим иноземным акцентом, — мира и благополучия вашему дому.

— Здравствуй, Гизем, — небрежно откликнулась Лукреция, внимательно изучая палец Ваноццо. — Погоди немного, сейчас подлечим этого здоровяка, и я займусь тобой.

Гизем поставила тяжёлую ношу у прилавка и улыбнулась знахарке беззубым ртом.

Пошарив на верхней полке шкафа у дальней стены, Лукреция достала несколько пыльных баночек, четыре красные свечи и чёрный гематитовый крестик. Женщина зажгла свечи, опустила палец Ваноццо сначала в один сосуд, потом сразу в другой, натёрла его желтоватой мазью и принялась читать заклинания на непонятном языке, перемежая их с молитвами на староистардийском. Пока она шептала и пела, сжимая поблёскивающий чёрный крест в руке, кровь унялась, но стоило женщине замолчать, как алая роса вновь проступила по краям разреза.

Лукреция ещё раз порылась на полке, достала новые баночки, мешочки и кульки с таинственными ингредиентами. Отмерив на небольших медных весах нужное количество сыпучих вонючих порошков, знахарка смешала всё в закопчённом котелке и, три раза плюнув в полученную бурду, стала читать наговор, вычерчивая пальцем в рассыпанном по столу угле странные знаки. Покончив с этим, Лукреция налепила полученную зеленоватую массу на палец задремавшего Ваноццо. Затем, подняв руку пациента к глазам, женщина замерла, прислушиваясь к звону ближайшей часовой башни. Не прошло и одной четверти, как из-под грязной залипухи снова проступили карминовые бисерины.

— Саттана! — прикусив губу, ругнулась знахарка. — Может, у него кровь дурная?

— Предлагаете пустить? — уточнил Лукка, стоявший у окна и с тревогой поглядывающий на быстро темнеющую улицу.

— Доброе кровопускание ещё никому не повредило, — согласилась женщина, задумчиво потирая красные ладони.

— Ты всё не так делаешь, госпожа, — подала голос забытая у прилавка старуха.

Головы всех присутствующих мгновенно повернулись к ней. Даже Ваноццо сумел откупорить припухшее вялое веко.

— Покажите мне орудие, запятнавшее его душу, — попросила Гизем, подходя к знахарке.

Джулиано достал из ножен на поясе блестящий обсидиановый нож, добытый в усыпальнице древних повелителей Конта. Покрутив его в ладонях, он сунул оружие старухе под нос. Гизем протянула было к нему подрагивающие морщинистые пальцы, но не коснулась, а, словно ожёгшись, судорожно отдёрнула руку.

— Избавься от него как можно скорее, — пробормотала старая асиманка, старательно вытирая ладонь о платье.

Джулиано нахмурился, но согласно кивнул.

— Есть ли у тебя в лавке грызуны, госпожа? — спросила Гизем, перебирая в ладонях чистый край передника. — Змеи, чёрные кошки или иные нечистые твари?

— Нет, — твёрдо заверила её Лукреция, покосившись на дремавшего над дверью сыча.

Старуха согласно качнула головой на тощей шее и, достав из складок платья тонкий металлический свисток, дунула в него что есть мочи. Джулиано подумалось, что свисток асиманки сломан. По крайней мере, ни единого слышимого звука не исторг он из своих блестящих стенок. Но вскоре одинокое попискивание и стук маленьких коготков раздались из тёмного угла лавки. Сонная птица мгновенно встрепенулась, распахнув золотые блюдца горящих глаз, и хищно уставилась во мрак.

— Тихо! Тихо, мой хороший! — прошептала старуха, снова дуя в свисток. — Эта тварю́шка не про тебя.

Обиженный сыч нахохлился, переминаясь с лапы на лапу, и отвернулся.

Из вечерних теней в круг света неуверенно просеменила здоровенная крыса с рваным ухом и чешуйчатым розовым хвостом самого что ни на есть гадостного вида. Животное село перед старухой на задние лапки и преданно уставилось на неё красноватыми бусинами глаз. Гизем улыбнулась, взяла безвольную руку Ваноццо в ладони, поднесла к ссохшимся бледным губам и положила раненый палец в беззубый рот. Де Ори сморщился, словно его конечность погрузили в навоз. Не обращая внимания на гримасы больного, старуха высунула длинный синюшный язык и облизала его палец, а затем, сделав несколько сосательных движений, сплюнула длинную нитку розоватой слюны прямо на крысу. Зверёк тут же встрепенулся и задал поразительного стрекача, мгновенно скрывшись в щели под полом аптеки.

Глава 44. «Птенчики»

В день условленного свидания с Карминой Лацио Джулиано с утра не сиделось на месте. Встав ещё до рассвета, юноша не знал, чем себя развлечь и, не желая будить спящих приятелей, вышел во двор палаццо, занимаемого школой Майнера.

Далёкий рассвет лишь слегка подрумянил светлеющее небо на востоке. Вереницы слоящихся облаков, окрашенных в золото и перламутр, тонкими перьями лепились у далёкого горизонта. Тёплый ветерок лениво шевелил пожухшие листья на старых яблонях.

Дрожащая тень попыталась подняться из-под корявого ствола навстречу юноше. Она неловко схватилась за низко нависающий сук дерева и снова безвольно завалилась назад.

— Сеньор Майнер? — удивлённо спросил Джулиано, узнавая в помятой, грязной фигуре своего нового учителя.

— Ja, ja, mein kleiner Vogel^[129], — откликнулся мужчина, щуря набрякшие веки.

— Что с вами случилось, сеньор? — озабоченно поинтересовался де Грассо.

— Помоги-ка мне подняться, — попросил маэстро Готфрид, протягивая ученику подрагивающую руку. — Помнится, фрау Майнер любила раньше повторять, что schnaps mein kaputt^[130].

— И что с ней стало? — спросил Джулиано, приседая и закидывая руку учителя себе на плечо.

— Сбежала от меня с одним из кондотьеров, schlampe^[131]! — маэстро хотел сплюнуть, но лишь облизал пересохшие губы.

— Простите, маэстро, не хотел бередить ваши раны.

— А, пустое! Это случилось так давно, что я успел забыть её лицо. Да и не она причина плачевного состояния моей души, — маэстро Готфрид с шумом втянул в грудь воздух через широкие волосатые ноздри.

— Мне жаль, что так получилось с вашим сыном, сеньор.

— Бенедикт. Его звали Бенедикт. Хороший был мальчик: талант, сокровище! — одинокая пьяная слеза выступила в уголке глаза маэстро Готфрида, который буквально повис на Джулиано. — На тебя, кстати, похож. Угу. Такие надежды, столько сил! Эх!

— Не отчаивайтесь, сеньор. Я обещаю, что рассчитаюсь с Джованни за вас, — бережно придерживая грузное, вялое тело учителя, Джулиано повел его в спальню на второй ярус.

— Эх, птенчик мой, — маэстро Готфрид грустно улыбнулся, — если бы знать наверняка, что это он виновен в пропаже… в гибели Бенедикта… Я бы лично собственноручно придушил гадёныша, как помоечного кутёнка! Вот этими самыми пальцами вырвал его проклятое сердце! И ни Псы господни, ни Папа меня бы не остановили!