Искра божья. Страница 75

— Допустит ли когда-нибудь снова маэстро Обиньи сеньора Ваноццо до своего тела?

Медяк упал скорбной девяткой вверх.

— Э-эй! — возмутился де Ори.

— Хватит! — Джулиано решительно оборвал непонравившееся ему новое развлечение товарищей, спрятав монету обратно в камзол. — Так вы, чего доброго, до самой великой герцогини дойдёте. Пошутили и будет.

Глава 45. Свидание в капелле Маджоре

День тянулся мучительно медленно. Чтобы не сойти с ума, яростно кромсая мечом безвинного соломенного «балду» во дворе школы, Джулиано сразу после обеда решил прогуляться до капеллы Маджоре. С трудом отделавшись от навязчивого внимания друзей, окрылённый де Грассо, не замечая ничего на своём пути, единым духом пролетел весь город. Когда Джулиано коснулся подошвами сапог крутой лестницы в храм, часы на башне капеллы показывали без четверти три. До назначенного часа свидания с прекрасной Карминой оставалась ещё целая вечность.

Вдоль и поперёк истоптав крыльцо храма, больше похожего на крепость, юноша сел на холодный мрамор ступеней и принялся считать голубей, проползающие мимо переулка возки, кареты и носилки. Так прошла ещё пара часов.

Под конец, устав протирать штаны на древних ступенях, Джулиано заглянул под тихие своды капеллы. В доме божьем было тепло. Пахло воском, ладаном, маслом и скипидаром. Грандиозная и пугающе прекрасная сцена страшного суда хорошо просматривалась от самого входа. Полуистлевшие мертвецы в изодранных саванах восставали из могил и получали новые прекрасные тела. Исполинская лавина обнажённых могучих тел праведников, сжимавших в руках орудия своих страстей, возносилась под звёздчатые своды капеллы, окружая атлетическую фигуру сына божьего и святую Мадонну. Исто́с, словно грозный античный бог, угрожающе замахивался на обречённых на вечные мучения грешников. Их мрачный вихрь стремительно катился в бездну. Богородица, в страхе отвернувшаяся от сына, прятала глаза, не в силах смотреть на человеческие страдания. Дюжие ангелы, напрягая всю мощь своих лёгких, дули в медные трубы. Отвратительные бесы хватали людей и утаскивали в мрачную бездну. Холодные мурашки побежали по хребту Джулиано от нахлынувшего на него ощущения вселенской трагедии и общечеловеческой катастрофы. Де Грассо набожно перекрестился и быстро пошёл вперёд, чтобы лучше рассмотреть великое творение неизвестного ему мастера.

Одинокий монашек в чистой рясе суетился рядом с алтарём, задувая свечи и складывая их в холщовый мешок для повторного использования. У северной стены на шатких лесах под вторым ярусом копошился кто-то из художников в заляпанном краской колете, отточенными движениями нанося краску на свежую штукатурку. На широком куске стены, расположенном между нарисованными пилястрами, проступали многочисленные фигуры, изображавшие ветхозаветный сюжет «Наказание восставших».

Джулиано замедлил шаг и крадучись приблизился к отрешённо творящему маэстро. Он с удивлением признал в его сосредоточенной хрупкой фигуре Сандро де Марьяно.

— Мальчик, дай охры^[134]! — властно потребовал Сандро, обращаясь к кому-то внизу.

Де Грассо покрутил головой, желая отыскать нерадивого подмастерья.

— Быстрее, негодник, грунт сохнет!

Не заметив поблизости даже следа упомянутого мальчишки, Джулиано выхватил крайний горшочек из полчища баночек, стоявших под лесами, и полез наверх.

— Долго возишься! — накинулся на него художник, даже не удосужившись оглянуться.

— Чего ты мне принёс, подлец! — возмутился Сандро, заглядывая в протянутую Джулиано банку. — Это же сепия^[135], а я просил охры, болван!

Художник поднял глаза на подавшего горшочек с краской и прикусил язык.

— А, это ты, — сконфуженно пробормотал он. — А где Адольфо?

— Наверное, убежал.

— Всё-таки придётся оборвать ему уши! — Сандро нахмурился, яростно выскребая мастихином^[136] с овальной палитры остатки желтоватого пигмента. — Ты-то что тут забыл?

— Да вот, пришёл полюбоваться на твою работу, — решил схитрить Джулиано.

Де Грассо вовсе не хотелось омрачать такой прекрасный день. Обида на Сандро давно утихла в его душе. А кроме того, он помнил, что с художником надо было помириться, чтобы случайно не вызвать раздражения Лукки, которому хватало забот и без испорченных отношений с кардиналом Франциском.

— Налюбовался? — мрачно поинтересовался де Марьяно.

— Хм, а почему Моисей вроде как показывает неприличный жест зачинщику мятежа с моим лицом?

— Я художник, я так вижу, — проворчал Сандро.

— Если я извинюсь, ты сотрёшь это? — вкрадчиво спросил Джулиано, с трудом наступая на горло собственной гордости.

— Потомки должны знать своих героев в лицо! — гордо заявил художник.

— Пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, — скрипя зубами, процедил юноша.

Художник глубоко вздохнул и искренне улыбнулся Джулиано:

— Кукиш я, пожалуй, замажу, а лицо пускай останется. Считай, что ты даром получил божью Искру.

— Согласен, — Джулиано панибратски толкнул Сандро в плечо.

До самого вечера Джулиано крутился рядом с художником. Он болтал о своих приключениях, одновременно осваивая работу подмастерья по смешению пигментов, а также наводя известковый раствор для штукатурки стены.

— Что это за человек с ослиными ушами нарисован над алтарём? — спросил Джулиано, ставя новую порцию раствора перед художником.

— Магистр Псов — Чаззаре Кварто в образе царя Миноса^[137], — ехидная улыбка озарила перепачканное краской лицо Сандро.

— Он тоже разозлил художника?

— Конечно. Чаззаре пришёл сюда и начал кричать, что это богохульство и ересь. Его возмутил вид полностью обнажённых праведников. Кардинал потребовал немедленно сбить всю фреску. Ибо место подобной мазне лишь в дешёвых притонах, термах и борделях, но никак не в Папской капелле. Вот гениальный Микель Буонарроти ему и отомстил. Изобразил кардинала в аду, да ещё со змеем, кусающим его за гениталии.

— И что на это сказал Папа?

— Что он не имеет власти над адом, — весёлые золотые искорки засветились в ореховых глазах художника.

С наступлением темноты степенные монахи в серых рясах зажгли в капелле десятки масляных светильников, и внутри стало почти так же светло, как днём. Постепенно храм стал заполняться верующими, пришедшими на вечернюю молитву. Появился священник в бело-золотом облачении. Вдохновенный детский хор неземными проникновенными голосами затянул благостное «Отче наш»:

Pater noster, qui es in caelis,

Sanctificetur nomen tuum.

Adveniat regnum tuum.

Fiat voluntas tua, sicut in cello et in terra^[138]…

— Хочешь, поужинаем? Я угощаю, — предложил Сандро, откладывая палитру с кистями в сторону и устало потягиваясь всем телом.

— Я пока не могу уйти, здесь ещё надо закончить одно дело, — сообщил Джулиано, поглядывая в узкое арочное окно, за которым пронзительным светом наливались ночные звёзды.

— М-м, — Сандро как-то странно поджал красивые губы, — ждёшь сеньору Лацио?

— Ага.

— Она может и не прийти.

Джулиано неопределённо пожал плечами, делая вид, что ему всё равно.

— Если понадоблюсь, я буду в «Прожорливой кошке», — сообщил художник, медленно спускаясь с лесов.

Юноша спрыгнул следом за Сандро и принялся нетерпеливо расхаживать вдоль левого нефа. Джулиано старался не думать о монете счастья, жёгшей ему кожу даже через толстую ткань подкладки, но теперь дурные навязчивые мысли, более не занятые Сандро и его художествами, настойчиво лезли в голову юноши.

Бронзовый колокол на башне капеллы мерно отсчитал десять гулких ударов. В такт ему сердце Джулиано десять раз сильно подпрыгнуло в груди и учащённо забилось. Юноша передвинулся к центральному порталу, через который в храм изредка входили незнакомые сеньоры в долгополых плащах и дорогих нарядах. Каждый раз, когда его глаза замечали стройный женский силуэт, поднимающийся по ступеням капеллы, Джулиано забывал дышать, и каждый раз его ждало горькое разочарование.