Барин-Шабарин 2 (СИ). Страница 29

— Господин Шабарин, мы оба знаем, что вы, так или иначе, но причастны к случившемуся в Ростове. Вы были в гостинице, мой человек сопровождения даже узнал в одном из охранников, которые меня нынче останавливали на въезде в поместье, того, кто также жил в гостинице в тот промежуток, когда приключились пожары. Я, знаете ли, не столь глуп, чтобы не отслеживать ваше перемещение в городе после того, как мне указали содействовать вашему проигрышу. И я, заметьте, даже не задаюсь вопросом, куда делась небольшая партия оружия, что была на складе, ранее мной опечатанном. Так что извольте всё же со мной сотрудничать. И если мне понадобится ваша помощь, то я буду вынужден обращаться именно к вам, — строго, с нажимом, проговорил теперь полицмейстер.

А вот уже и все карты вскрыты.

— Может, вы, Федор Васильевич, денег желаете за то, чего я не совершал? — сказал я, изготавливаясь к пикировке.

— Не надо меня оскорблять, у меня, знаете ли, шкура толстая, по службе полагается. Деньги не нужны… от вас. И я не стану с вами ссориться из-за того, что вы, к моей грусти, так и не поняли моих мотивов. Но я помню, что такое честь, я хотел бы эту самую честь… восстановить, — отвечал Марницкий, продолжая буравить меня взглядом. — Я должен встать на сторону закона.

— Значит, вы, Фёдор Васильевич, хотите, чтобы я содействовал вам, если на то придёт нужда, участвовать в операциях, кои могут пойти лишь на благо нашему Отечеству? — спросил я.

— Именно так, — отвечал полицмейстер.

— Но я оставляю за собой право выбора: участвовать либо же нет. Одно лишь вам скажу, что если нужно будет для блага Отечества, и я посчитаю, что это именно так, то я всемерно буду помогать, как это сделал бы и любой добропорядочный верноподданный Его Величества, — подумав, отвечал я.

Марницкий рассмеялся. Причём делал он это столь заразительно, что даже вынудил и меня улыбнуться.

— И всё же вы не хотите мне признаться, — отсмеявшись, сказал он. — Вот бумага, ознакомьтесь.

Полицмейстер продемонстрировал мне небрежно скрученный в трубочку лист. Я развернул бумагу, прочитал. Это было постановление главы города Ростова, чтобы полицмейстер провёл расследование и выявил всех, кто стоит за поджогом дома, кабака и не только этих зданий. Между тем, в этой бумаге не сказано было ни слова о том, что поджог — это доказанный факт. Лишь одни предположения и туманные указания.

Самые общие слова — пока что.

— Как вы понимаете, я не буду давать никакого хода этой бумаге, лишь отпишусь о том, что не нашёл никакого вашего злого умысла в случившемся. Так что вот, господин Шабарин, все мои помыслы и все мои предложения к вам. Я призову вас, — сказал Морницкий.

— И я приду, если сочту дело правым, — отвечал я.

— Благодарю за ответ, я услышал, то, за чем приезжал. И я уже сегодня, да чего там, прямо сейчас отправлюсь обратно, но и вы скажете, если нужда будет, что я долго вас спрашивал только лишь по участию… — Марницкий усмехнулся. — Правильно сделали, что вывезли разбойников и спрятали их тела. Теперь, даже при моем особом рвении, я не смог бы доказать вашу причастность. Нет ни свидетелей, ни показаний на вас. Да и остальные Иваны готовы письмо с благодарностью прислать. А вот кое-кого вы сильно разозлили. Знайте это. И, коли помощь понадобится, то и обращайтесь, но знайте, что обращусь и я.

Я не стал разочаровывать полицейского, что его обращение может быть проигнорировано мной. Пусть так думает, а я еще покумекаю.

— На сём откланяюсь, уж не извольте обижаться, — сказал Федор Васильевич привстал, чтобы прощаться.

— Какие обиды, — сказал я, мысленно подгоняя Марницкого прочь.

Уже через полчаса главный полицейский Ростова со своими двумя сопровождающими отправился восвояси. Мы стояли с Матвеем Ивановичем и провожали Марницкого взглядом.

— Чего он хотел? — строго спросил Картамонов.

Я не видел смысла скрывать суть своего сумбурного разговора с полицейским, в ходе которого вроде бы «качали» меня, а в итоге я услышал откровения Марницкого, но не отплатил ему той же монетой. Матвей Иванович задумался.

— То, что он сам верит, что ты с моими людьми побил бандитов, так пусть бы и думал. Думать-то всякому не возбраняется. Доказать не сможет, да и не будет. Никто не станет ворошить это… Дерьмо, которое если ворошить, то воняет пуще прежнего. Ну а люди… Кто у него в подчинении? Не более дюжины человек. А было бы с три десятка, так шороху навел бы Федор Васильевич. Он не худой человек, пусть явно и продался. Тяготится, однако, своим положением, — выдал свое отношение к ситуации Картамонов.

— Дядька, нам… пусть мне, но нужно искать людей, может, каких заплутавших в жизни казаков или мужиков. Нужно сделать роту боевую, — решил я воспользоваться моментом и предложить расширение формата подготовки дружинников.

— Ты, что ль, воевать с кем собрался? — сперва усмехнулся Картамонов, а после, возможно, когда вспомнил, что я покрошил бандитов, осекся. — Кормить чем таких будем? И не думай ты, Лешка, что оставлю тебя. Пока ты делаешь то, чему порадовался бы и батюшка твой, Царствие ему Небесное, я буду поддержкой тебе.

— Так, может, и побьем контрабандистов? — спросил я. — Дело доброе для Отечества сделаем.

— Не… Закон на то нужен. Вот Марницкий — закон. Пусть он и бьется. А мы будем людей готовить. Твои казачата — хоть и лбы здоровые, да все едино, что ни к чему не годные. Нет, Лешка, так выпячиваться нельзя, — нравоучительно говорил крестный.

— Это мы еще посмотрим, — сказал я, но решил сменить тему. — Дядька Матвей, а чем ты мне поможешь с подготовкой бала?

— Экий ушлый! Сам тута кричал, что всех примешь, сам и принимай. Мне уже три семьи соседей наших отписались, приму ли я их, а то боятся, что приедут к Шабарину, да и захудалой комнаты не получат, — сказал Картамонов.

Глава 13

Картошку мы всё-таки окучили. А сколько там той работы! Тремя плугами прошлись, взрыхлили земельку, создали бугорки, чтобы клубням было удобнее плодиться и размножаться — и все. А после, чтобы от работы оставались только положительные впечатления, все участники данного мероприятия, сопровождающегося даже песнями, были награждены драниками, да со шкварками, со сметанкой. Вреднющими, жирными! Но вкусненными!

С каким же страхом крестьяне подходили к этим блюдам, изготовленным на больших жаровнях, что сделаны уже к балу в кузнечной мастерской. Но стоило найтись одному смельчаку, который смог переступить через себя и всё-таки сунуть в рот это чудо-юдо невиданное, какие и иные селяне присоединились к поеданию лакомства. Ну как такая еда может не нравиться⁈ Мало того, мы им и с собой раздали, пусть домочадцев накормят да про картошку расскажут.

Я почти уверен, что драники из картошки, а раньше они такое видали только из репы, придутся по вкусу всем. И вот в упор не вижу сейчас проблемы в том, чтобы высаживать картошку и правильно её растить. Какие бунты? Против чего? Вкусной и сытной пищи? Я бы ещё понял революцию зожника, фаната правильного питания, который встал бы с автоматом в руках за уничтожение крахмалистого картофеля, но — где взяться тут зожникам? Если только что я сам. Но, как партизан на допросе, я промолчу про вредные свойства картошки.

Конечно, мое участие в устройстве хозяйства картошкой не ограничивалось. Я отнюдь не собирался складывать все яйца в одну корзину. Пшеница — это хорошо, но не только ею должно развиваться поместье. Так что частью я посадил даже кукурузу.

Мало того, что я сам очень любил этот продукт, так еще собирался вплотную заняться весьма даже интересным бизнесом. Если вопрос о цементном заводе — это достаточно долгая перспектива, требующая больших вложений, которыми я пока не располагаю, то создать небольшой консервный заводик можно, и даже очень быстро. Дело в том, что на пресловутом Луганском заводе уже однажды открывали линию по производству консервных банок. Да это была не жесть, а лужёное железо, но принципиальной разницы я не видел, разве что банку сложнее вскрывать.