Барин-Шабарин 2 (СИ). Страница 28

Слишком он эмоциональный человек. Вот только что говорил о том, что не собирается пока со мной говорить напрямую и откровенно, как тут же выложил, по сути, все, или почти все.

— Не хотите ли вы сказать, господин полицмейстер, что некий бандит занимался контрабандой оружия и оно уходило на кавказскую войну? — я состроил удивлённую мину, стараясь показать, что я крайне возмущён.

— Почем мне знать? Может, и самому Шамилю. Сколь долго уже идет война на Кавказе? Сами горцы пороху не делают. Но куда шло это оружие, выяснить не удалось. Да и не в моих силах это сделать. Контрабандой оружие приходит, а мне же бьют по рукам, чтобы я закрывал на это глаза, — Марницкий встал, сжал кулаки, заиграл желваками. — Так куда ещё пойдёт оружие? Разве же не одолели бы всех непримиримых на Кавказе быстрее, если бы у них не было ружей! Кто их снабжает?

Я смотрел на этого офицера, во всяком случае — человека с истинно офицерской честью и достоинством, и начинал ему верить. Безусловно, можно быть великим актёром, сыграть ту эмоцию, которую я сейчас наблюдал, но хотелось, очень хотелось, верить в то, что передо мной честный человек. Пусть не с кристально чистой репутацией, но не потерянный для общества.

После моего перемещения сюда, в эту эпоху, которая часто в моём воображении героизировалась, как время сплошь честных людей, верных служителей Отечества, я то и дело встречал подонков. Разве Кулагин не подонок, или Молчанов, Жебокрицкий?

Весьма сомнительной личностью мне представляется теперь и губернатор Екатеринославской губернии, господин Фабр, который не находит в себе силы для борьбы с гидрой, что поглотила всю губернию. Впрочем, я почти уверен, что и в других регионах Великой страны хватает лжи, предательства своего же слова, попрания чести. И вот передо мной чиновник, который пытается мне донести, что хочет хоть что-то менять в этой жизни. А я… всё равно не верю.

Человек, наделенный властью, полномочиями, способный решать многие вопросы с преступностью, — он не мог не знать, что творится вокруг…

— Так почему же вы, именно вы, ничего не делаете? Если я правильно понял, то вы многое знали о том человеке, которого называют Портовым. Почему он долгое время жил! — я почувствовал, что меня тоже захлёстывают эмоции. — Я не вижу в вас белоперчаточника, боящегося замараться. Но только кто-то пришел и сделал вашу же работу, избавил мир от подонков. А вы и рады.

Марницкий поник. Из него будто бы вынули стержень. Полицмейстер сел обратно на стул, позволил себе даже сгорбиться, опустил глаза в пол.

— Вы слышали про то, как говорят в народе? Один в поле не воин! Если вы ждёте, что я в одиночку встану на борьбу с бандитами, то поищите-ка того дворянина, который это сделает. А ещё поищите дворянина, который безгрешен, и за всю свою жизнь ни разу не подорвал чести дворянской, — опустошённым голосом говорил полицмейстер.

Я молчал. Даже если и хотелось каким-то образом помочь этому человеку, то я не знал, как. Он — романтик, почти такой же как и я, наверное. Марницкий решил, что нашел способ разобраться с преступностью. Думал, что я стану «бэтменом», ну а полицмейстер останется тем, кем и был — полицейским, который мог бы пользоваться плодами работы «супергероя».

Федор Васильевич пришёл с тем мнением, что я помогу ему вырезать всю преступность в Ростове. Но он же не настолько глупый человек, чтобы не понимать, что преступность невозможно победить. Её нужно лишь держать в таких рамках, чтобы государству не было особого ущерба от подобных Ивану Портовому деятелей. И, да, я всё ещё идеалист, и искренне сочувствую Марницкому, если все его слова, все те эмоции, что мне сейчас продемонстрировал гость — правда. Я всецело на стороне честного человека. Вырезать всю эту гидру и сам хочу, лишить её всех голов. Но поможет ли это?

— Есть ещё одна мудрость, которая гласит: «Рыба гниёт с головы», — отвечал я. — Но на место Портового придут другие, свято место пусто не бывает, прости Господи за богохульство, да еще в праздник. Но если замешаны большие деньги, то по рукам дадут — или пулю в лоб пустят — любому, кто попробует эти деньги забрать.

На несколько секунд воцарилась тишина, так весомо прозвучали мои слова.

— И что же? Ничего не делать? — вновь воспрял с негодованием полицмейстер.

— Отчего же? — на контрасте с выкриками Марницкого, я говорил очень тихо. — Вы же знаете, кто выгодополучатель от всей контрабанды? Если контрабандисты не платят вам, значит, они платят кому-то другому, господин полицмейстер. Иными словами… Градоначальник не может не быть осведомлён о том, что происходит вокруг.

— Вы намекаете на то, что нужно лишить жизни градоначальника? Ну разве я могу так даже думать! Вот вы, или тот господин, на которого мы ссылаемся — пришёл и вырезал всех! Пусть на время, может быть, и ненадолго, но контрабанда резко уменьшится. Таких как Портовый в Ростове мало, да и будут они сейчас глотки друг другу рвать за тёплое место, — сказал Морницкий. — Вот когда время накрыть всех бандитов в городе. Но у меня нет сил, а военных привлекать не могу!

— Я определённо не понимаю, что именно вы хотите от меня, — сказал я, ожидая новых откровений. — Ну и у меня нет солдат.

Разговор стал менее изворотливым, и можно понять, чего именно хочет Федор Васильевич Марницкий, да он и сам не скрывает своих намерений. Вот только, я действительно не могу ему сейчас помочь. Хватает дел. У меня через месяц бал, а еще ничего не готово. Потом, все эти бандиты — после, когда я, наконец, решу свои первоочередные проблемы.

— Если я скажу вам, что запрос на вас, а прежде всего на ваше поместье, пришёл с самого верха, это будет для вас новостью? — спрашивал Федор Васильевич Марницкий.

— В некотором смысле, да, — я решил приврать.

И до Ростова могли донестись слухи, что некому господину, это я так о себе, удалось выиграть безнадёжное дело, когда его хотели лишить поместья. Возможно, мне удалось выйти сухим из воды лишь потому, что в какой-то момент в ситуацию вмешался губернатор, Так что да — я могу набить оскомину на зубах тех хищников, которые считают, что они хозяева в губернии.

— И вы готовы продолжать свою борьбу? — говорил Морницкий таким тоном, будто боялся, что сейчас я откажусь от своих слов.

— Я не вижу, как можно сдаваться без борьбы, — сказал я, наблюдая за тем, как лицо полицмейстера несколько просияло.

Вероятно, я сказал то, что он хотел услышать.

— Так вот, господин Шабарин, вы, конечно, были в Ростове, но я определенно ничего не знаю о вашем участии в деле разгрома банды Портового. Может, так и было, что они сами поубивали друг друга. Могу я поинтересоваться, где спрятано тело Ивана? — последний вопрос Федор Васильевич задал, будто между прочим.

Я рассмеялся. И ведь мог же, стервец, поймать меня на такой простейший трюк. Я даже будто бы набрал воздуха, чтобы ответить, но хорошо, что, опережая ответ, прорвался смех.

— Значит, господин Шабарин, вы признаваться не желаете, но я вижу и знаю, что именно вы причастны. Воля ваша, что не признаетесь. Враг ваш в Екатеринославе, и если есть какая возможность для того, чтобы выжить, то используйте ее. Но еще… У вас есть люди, способные решать задачи. У меня таких людей нет, — начал выкладывать свое предложение Федор Васильевич Морницкий.

— А как работает разведка? Разве это не их дело? — спросил я, даже поудобнее устроившись для такого разговора.

Мне было крайне интересно. Я пока живу в некоем небольшом мирке, в то время, как в России не прекращается война. То, что сейчас происходит на Кавказе — ни что иное, как полноценная война. И выходит, что есть на руку нечистые даже и русские люди, которые потворствуют контрабанде. Что ж… Я бы и не против помочь в деле охранения государства, вот только мои силы пока столь невелики, что следовало бы отказаться. Господин полицмейстер их явно переоценивал.

— Я, как человек, всей душой любящий Россию, не могу оставаться безучастным, но… — я помолчал, подыскивая слова — мне не хотелось в этом признаваться. — Силы мои… У меня нет таких отрядов, чтобы вступать в войну с контрабандой, или даже с бандитами. Но я скажу вам, что это лишь пока… Я рассчитываю иметь добрую охрану и тех, кто мог бы помочь и вам.