#4 Печать Пожирателя (СИ). Страница 51

— И вообще всё, что только можно. И… Побыстрее, пожалуйста. Это действительно вопрос жизни и смерти.

— Апостолов, вот скажи — ты как собираешься за такие услуги расплачиваться потом?

В его тоне проскользнула шутливая нотка, и я почти расслабился — но тут же вспомнил, что он учудил на новый год, и его умение обращаться с Эфиром.

Дерьмо космочервей!

Становиться должником такого человека совсем не хотелось — но я понимал, что кроме него и графа Юсупова у меня просто нет настолько влиятельных знакомых с доступом к закрытой (или спрятанной) информации, или нужными связями.

А инквизитора, как я уже думал, в это дело втягивать совершенно не хотелось. Потому что он, в отличие от Салтыкова, будет задавать массу вопросов.

— Да уж как-нибудь придумаю. Отдам тебе пару процентов от нашего будущего предприятия, например.

— Пять.

— Держи карман шире.

Пётр рассмеялся.

— Акула, блин… Ладно, я шучу. Помогу, конечно, чем смогу, ты мне всё-таки жизнь спас.

— Даже пару раз.

— Когда тебе нужна информация?

— Желательно прямо сегодня. Или завтра, в крайнем случае.

— Да уж… Ладно, я посмотрю, что можно сделать.

Он отключился, а я снова рухнул на кровать, размышляя — как быть дальше? Стоит ли свинтить из клиники прямо сейчас, пока ситуация не вышла из-под контроля? Потерять полтора миллиона, возможность усилить энергетику, избежать подозрений со стороны Геллерштейна, если такие возникнут?

Или задержаться, зная, что проклятье ещё долгое время меня не убъёт?

Обратно меня потом могут и не принять — если в чём-то заподозрят. И полтора миллиона, в случае отказа (так было прописано в договоре) улетят в трубу… Нет, надо оставаться. Проклятье тянет жизнь медленно, и время разобраться у меня есть… Вероятно, эти частицы со временем будут усиливаться, но…

Нужно собрать больше информации.

С такими мыслями я и уснул.

Утро следующего дня началось точно также, как и в мой первый день в «Тихом месте» — никто не связал меня, не вызвал на допрос. А значит — мои ночные похождения всё же остались незамеченными.

Провожатый целитель, завтрак, малозначимый разговор с Трубецким, обследование и процедуры сначала у Геллерштейна-младшего, медитации, процедуры у ворчащего себе что-то под нос Буковицкого, отвратительные зелья, немного тенниса с молчаливой Светланой Пожарской, которая в одиночестве отрабатывала подачи на корте.

Я попросил её составить мне пару, и девушка, смерив меня задумчивым взглядом ярко-зелёных глаз, кивнула. Мы не обменялись и парой слов — просто молча играли около часа, после чего она сказала «Спасибо», и робко пожала мне руку.

Надо же… Правила тенниса заставили её пересилить нелюдимость? Забавно.

Всё это время я отслеживал процессы в своей искре — но не обнаружил, чтобы Дмитрий или Игнат подсаживали на меня проклятья — так что лишний раз убедился в том, что всё дело в барокамерах.

Так что вечером, когда меня привели в подвал главного корпуса, и Геллерштейн в очередной раз просканировал меня и велел забираться в массивный артефакт, я был твёрдо намерен проследить, как происходит процесс «заражения».

Ну… Что тут скажешь — я оказался прав. В этот раз я внимательно следил за энергетикой барокамеры, и заметил, как в начале третьего часа по энергожгутам, присоединившимся к моей искре, частицы проклятья… Проскальзывают обратно в артефакт!

Они исчезали, забирая с собой часть моих жизненных сил!

Впрочем, радость оказалась кратковременной — вскоре частицы вернулись, и уже в большем объёме…

Так-так-так… Значит, моя догадка оказалась верной… Проклятье не просто всасывало в себя мою жизненную силу — при каждом следующем сеансе оно передавало её обратно в артефакт!

Забавно, что при этом я видел, как «армированная сетка» Геллерштейна-младшего снова окрепла — и начала будто бы «врастать» в мою искру, укрепляя и расширяя её.

Энергетика усиливалась — вот только теперь особой радости мне это не принесло…

На следующий день, когда процедур не было, мне наконец-то перезвонил Салтыков.

— Можешь говорить? — без предисловий спросил он.

— Конечно. Я уже начал волноваться.

— И у тебя есть на это веская причина, приятель. Во что ты вляпался?

Я нахмурился. Выкладывать Петру всё, как есть, мне совершенно не хотелось, но по его тону я понял, что всё серьёзно.

— Почему сразу вляпался?

— Потому что после того, как я совершил несколько звонков по твоему вопросу и поговорил….Скажем так — с некоторыми должниками, со мной связались очень влиятельные люди. Из органов.

— Проклятье! Извини, Пётр, я не знал, что всё настолько серьёзно. Надеюсь, у тебя не будет проблем?

— Проблемы есть всегда, — философски заметил Салтыков, — Но нет, в связи с твоей просьбой ничего страшного со мной не сделают. Просто… Эти люди уточнили, зачем мне нужна эта информация, а когда узнали — посоветовали не распространяться о ней. И сказали, что очень расстроятся, если откопанное мной где-то всплывёт.

— Дерьмо…

— Да не переживай слишком сильно. Я не рассказал о тебе.

— А как ты объяснил причину… Этих поисков?

— Когда мне позвонили, информация уже была у меня. Мне… Стало любопытно, что ты там разнюхиваешь, и я с ней ознакомился. Ты не просил, чтобы я этого не делал, так что…

— Очевидно, что мне стоит порадоваться, что ты это сделал.

— Точно! — хмыкнул Пётр, — Потому что я сказал предупредившим меня людям, что разрабатываю схожий с этими барокамерами артефакт, и решил узнать, как обойти патент. Начал копаться, захотел пообщаться с создателем, чтобы не было проблем — ну и всё в таком духе.

— Значит, ты нашёл его⁈

— Файл с досье я тебе только что выслал, — я увидел, как в линзах мигнула иконка полученного письма с вложением, — Так что ознакомишься, и сам решишь, что к чему.

— Погоди, не отключайся, я пробегусь по информации, ладно?

— Конечно.

Если вкратце — то этот Синицын Андрей Фёдорович был гением. И это именно его идея легла в основу разработке усиливающих энергетику барокамер. Но так, как он работал в «Тихом месте», все его открытия принадлежали клинике. И Геллерштейн, мало участвующий в разработке артефактов, по факту, просто примазался к чужой разработке!

Синицын работал в клинике до момента, когда погибла та девушка (по словам Трубецкого)… То есть, ещё год назад он был здесь… А потом — просто бесследно исчез. Никаких записей о месте жительства и работе, проданная квартира, никаких банковских следов…

Был человек — и не стало.

И как это всё выглядит? Синицын отыскал способ воровать чужую жизнь — может, для того, чтобы продлевать свою? — но заигрался и убил ни в чём не повинную девушку? А клиника, которая покрывала и финансировала его, испугалась разбирательств, и «убрала» спалившегося коновала куда-подальше?

Или это Геллерштейн решил убрать создателя артефакта, чтобы самому использовать такой метод продления жизни? Хм-м… И подслушанный мной ночной разговор с Буковицким в такую теорию отлично ложится — алхимику, между прочим, уже больше ста лет, а выглядит он едва ли на семьдесят…

Проклятье! Как же всё запутано и непонятно!

Жаль, что в патенте и собранном Салтыковым досье нет никакой информации о проклятьях…

Тем не менее, спустя пару минут я поблагодарил Петра.

— Спасибо!

— Да не за что. Скажи, ты сейчас там, да? В «Тихом месте»?

— Да, — я не видел смысла скрывать хотя бы это.

— И у тебя какие-то проблемы?

— Можно сказать и так.

— Связанные с этими артефактами?

— Да.

— И официально их не решить?

— Точно.

— Даже не буду спрашивать, откуда ты узнал про Синицына… Учитывая, насколько информацию о нём постарались стереть… Помощь какая-то нужна?

— Пока трудно сказать, — признался я, — Сначала прочитаю досье, а уж потом буду думать и делать выводы.

— М-да… Ну ты держи меня в курсе, хорошо?