Селянин (СИ). Страница 206

— Я уеду с тобой. Буду приносить тебе пончики на работу.

Егор вяло улыбнулся.

— У тебя скоро сев. Нельзя просто так бросить землю. Ты к своему фермерскому хозяйству долго шёл, семьсот гектаров по гектару скупал.

— Ой, да перестань… Мне ж отец помог. Тогда помог и сейчас поможет — в твоём районе новое организую. Ты мне, как прокурор, посодействуешь… — Кирилл придвинулся к Егору и поцеловал. Мягко, игриво. Член снова стоял и хотел будущего прокурора.

— Кир, — отодвинулся Рахманов, — ну… важный вопрос же…

— Важный, важный, — согласился Кирилл, снова притягивая и целуя. Руки пошли исследовать тело, расстегивать попадающиеся пуговицы рубашки. — И я тебе это говорю: хочу заняться сексом с прокурором…

— Кир… ну… — Словами Егор ещё сопротивлялся, а действиями вовсю ринулся в атаку. Сорвал с себя галстук, расстёгнутую рубашку, откинул их не глядя. Завалил коварно смеющегося Кирилла на кровать, лёг сверху, прижимая его руки к подушке над головой. В брюках, которые всё ещё были на нём, ощущалась каменная твёрдость. Поцелуи сминали губы, языки боролись, не желая отдавать лидерство. Уютная полутьма окутывала комнату. Кирилл смеялся, давая понять, что его взяла: ужин пусть ждёт — у них занятие поважнее.

Егор сел, дал ему приподняться и снять футболку. Они тут же сомкнули объятия и слились в поцелуе. Вспотевшая в жарко натопленном помещении кожа торсов липла друг к другу. Кирилл запустил руку между их животами и ловко расстегнул сначала пуговицу, затем молнию форменных брюк, запустил в трусы ладонь. Член был горячим, Кирилл обхватил его в кулак и, не прекращая поцелуя, стал нежно водить по стволу, массируя большим пальцем головку. Егор застонал ему в рот, задвигал бёдрами в такт тихой дрочке. Тогда Кирилл отпустил член и ухватившись за пояс брюк, потянул их вниз, с бёдер.

— Эй! — притворно недовольно остановил Егор, однако тут же скатился с его ног на край кровати и сам завершил начатое. Дотянувшись до стула, аккуратно повесил брюки на китель, рубашку с галстуком тоже переправил туда. Снял носки и трусы, оставив их на полу, вернулся в кровать. Член стоял, торчал вперёд, на головке возле щели уретры в свете тусклой лампы поблёскивала капля естественной смазки.

Кирилл ждал его, полностью раздетый. Свою одежду он свалил в кучу возле кровати — завтра разберёт.

— Ну что, поиметь вас, господин прокурор? — картинно подняв бровь, спросил Калякин. Яйца гудели так, что шум отдавался в голове. Он неторопливо поглаживал их и член. Рядом с подушкой лежали смазка и презики.

— Попробуйте, гражданин, — в тон ответил Егор и, нависнув, накинулся с поцелуями. Губы перемещались от шеи к ключицам, соскам, возвращались к рту. Головка касалась живота, члена, щекотала, скользя. Кирилл задыхался от нежности и хотел большего — близости. Он просунул руку между их телами, поймал член Егора и направил себе между ног. Промежность смазал сразу после раздевания, пока младший советник юстиции развешивал форму.

— Кир! — Рахманов замер. — Рано ещё, — предостерёг он хриплым от похоти голосом.

— Плевать, — ответил Кирилл. — Хочу, Егорушка. У нас сегодня праздник. — Он действительно изнемогал. Анальным сексом они занимались редко, заменяя его оральными ласками и петтингом, поэтому нормальное проникновение было как вишенка на свадебном торте — самым желанным и вкусным.

Егор тоже не был железным. Он был нормальным двадцатидевятилетним парнем и данного разрешения ему хватило, чтобы не отказывать себе и им обоим в сладком.

— Презерватив, — только и напомнил он. Кирилл бросил его член и, найдя упаковку гандонов, изловчившись, раскатал один по вновь пойманному члену стоявшего на четвереньках Егора и опять направил в себя. Анал был достаточно растянутый, головка в латексе проскользнула внутрь легко, потом и сам твёрдый ствол стал заполнять тесное пространство. Кирилл напрягся и быстро расслабился под успокаивающими поцелуями. Он любил такие моменты — когда они вдвоём, вместе, слиты воедино, когда от их близости по телу расходятся волны удовольствия, когда забываешь обо всём и только шумно дышишь, качаешь бёдрами навстречу, бормочешь что-то счастливо-бессвязное, вцепляешься пальцами, чтобы не отпускать никогда.

Кирилл бормотал… что любит своего селянина, что они два пидора, что не отдаст никому, что счастлив. Вскрикивал при ударах о простату. Член входил в него глубоко. В тишине слышались скрип кровати и шлепки обнажённых тел друг о друга. С лица Егора капали крупные горячие капли пота. Его волосы, свисая, щекотали грудь. Сбивчивое дыхание опаляло кожу. Кирилл получал от этого дополнительное удовольствие — знал, что любимому человеку хорошо. Он дрочил себе, но не настолько яро, чтобы быстро кончить. Когда Рахманов, нарастив темп, практически тараня его членом, вскрикнул и остановился, затем обмяк и лёг на него, прижимаясь взмокшим виском к щеке, Кирилл осторожно перевернул его на спину, поменял местами и, закинув стройные ноги себе на плечи, сначала смазал, немного растянув, потом надев себе резинку, плавно и бережно вошёл в него. Внутри было жарче, чем в комнате, тесно и прекрасно. Всё, о чём он мечтал в своей жизни — чувствовать Егора оголёнными нервами и заставлять его стонать от наслаждения, чувствуя то же самое.

Оргазм подступал. Кирилл, выдерживая рваный ритм, склонил голову. Дотянуться до шумно выдыхающих губ не смог и чмокнул в изогнутую шею.

— Люблю тебя, любимый.

— Ты вся моя жизнь, Кир, — прошептал Рахманов и, обняв, поцеловал так, что Кирилла пронзила сладкая судорога счастья — физического и душевного: они отстояли право любить, они не разменяли свои чувства по мелочам. Они будут вместе всегда. А теперь можно идти ужинать и усаживать любимого за работу над документами, которые он принёс в папке. Пусть хоть в одном районе области появится честный и принципиальный прокурор.